Странствие по дороге сновидений; Середина октября - смерти лучшая пора; Место, где убивают хороших мальчиков; Хризантема пока не расцвела; Старик в черном кимоно; Ниндзя: специальное задание
Шрифт:
Перед войной в Токио жили более семи миллионов человек. Почти все дома были одноэтажными, деревянными. В первые два года войны население Токио возрастало, люди съезжались в столицу. Потом начались бомбардировки, столичных жителей эвакуировали. Весной и летом 1945 года американские бомбардировщики сожгли одноэтажный деревянный город.
Когда Фуруя впервые увидел Токио, люди понемногу возвращались в него. Город восстанавливался. В больших кинотеатрах шли американские фильмы, в холле отеля «Империал» было полно иностранцев, патрульные автомашины военной полиции раскатывали по улицам. Это был город не для японцев, а для чужих. Кэндзи Фуруя нахмурился и перестал улыбаться.
Родственники его отца хорошо встретили мальчика. По деревенским понятиям, они жили роскошно, Кэндзи каждый день ел досыта и даже больше, чем ему хотелось, — из страха, что завтра опять придется голодать. В его судьбе наступил поворот к лучшему, но глаза и уши привычно ловили приметы тяжелого периода в жизни Японии. Гости, которые пришли в воскресенье, понизив голос, чтобы не услышал мальчик (но он все равно слышал), рассказывали:
— Пошли группы в горы. Ночью один исчез.
— Искали?
— Зачем? Он сам решил уйти из жизни. Плохие времена. Все наши идеалы в прошлом. Император сказал, что он вовсе не потомок богов, и лишил нас возможности верить в него. Во имя чего мы живем? Да и живем ли? Так, влачим жалкое существование.
В первый раз Кэндзи засмеялся, когда узнал, что оккупационный период кончился и американские войска уходят.
В истории его страны начинался новый этап. И следовательно, в его жизни тоже.
— Эй, мистер, мистер, заходите и посмотрите! — десятки голосов пытались перекричать друг друга, десятки рук протянулись к Стоукеру, чтобы заманить его к себе в лавку. Это Чейндж Элли, восточный базар в миниатюре, шумный, многолюдный торговый квартал. Полное смешение рас и народностей. Малайцы в свободных рубашках и клетчатых юбках-саронгах, китайцы в мешковатых шортах и башмаках на деревянной подошве, индусы в тюрбанах наперебой предлагали свой товар.
Украшения — дело рук местных мастеров. Очки от солнца, тесьма и расшитые пояса, косметика, посуда и игрушки — все это кучами лежало на прилавках. Группы иностранных туристов, как правило, покупали сувенирные китайские зонтики из бамбука и вощеной бумаги. Поскольку твердых цен не существовало, надо было уметь и любить торговаться. Стоукер ненавидел такую форму торговли и потому принципиально обходил лавки стороной. Базар он воспринимал просто как колоритное зрелище. Работающие в Сингапуре не первый год американцы дали Стоукеру адреса магазинов, где торгуют высококлассным товаром и где можно спокойно, а не в гаме и шуме, выбрать что-то интересное. Индонезийская резьба по дереву. Малайские филигранные серебряные украшения, тайский шелк, филиппинские абажуры из морских раковин — Стоукер хотел привезти домой в Штаты нечто дорогое и экзотическое, что будет хорошей памятью о поездке в Сингапур.
Почему никогда раньше ему не приходила в голову мысль побывать в Сингапуре? Тридцать и даже двадцать лет назад он нашел бы куда больше свидетелей японской оккупации, может быть, даже узников Чанги, кто-то из них обязательно вспомнил бы его отца. Этот вопрос задал ему и Цюй Айн.
Находясь на службе в ЦРУ, мест работы не выбирают. Как-то в разговоре с Митчеллом Стоукер сказал, что хотел бы побывать в Сингапуре, посетить могилу отца. Митчелл выслушал его с пониманием. Обещал что-нибудь предпринять, но не смог. Стоукера отправили на Тайвань, а потом в Японию. Митчелл, который стал большим человеком у себя и директорате, вероятно, забыл о своем обещании, ла и Стоукер не напоминал.
Митчелл принимал его каждый раз, когда Стоукер приезжал в Штаты в отпуск. Первые годы Стоукер не мог понять, почему его заставляют каждый год приезжать в США — иногда эти поездки шли в ущерб делу. Потом он понял, что всех агентов, отправленных за границу на неопределенный срок, в обязательном порядке время от времени вызывают домой — для психологической реадаптации.
Беседа с Митчеллом была привилегией, которой следовало умело пользоваться. Напоминать о невыполненном обещании — значит в косвенной форме выражать свое неудовольствие. Делать это было бы по меньшей мере неразумно. Каждый разговор с Митчеллом Стоукер использовал для улаживания проблем, казавшихся ему в тот момент самыми важными: конфликты с сослуживцами по резидентуре, неудачно складывавшиеся отношения с начальством из регионального отдела, загубленная неумелым куратором интересная операция.
В самом начале знакомства Митчелл, конечно, рассказывал ему об отце, немного о Чанги, но в основном о боевых действиях, в которых они принимали участие. Митчелл с восхищением говорил о лейтенанте Стоукере, называл его талантливым летчиком и мужественным солдатом. Ясно, он не хотел травмировать молодого человека.
Теперь Патрик Стоукер с опозданием на несколько десятилетий узнавал о последних месяцах жизни своего отца.
В декабре 1941 года Цюй Линю исполнилось двадцать лет, он надеялся стать адвокатом. Никто в Сингапуре не верил, что сюда придет война. В кинотеатрах показывали военную хронику, но то, что происходило в Европе, казалось далеким и нереальным. Где-то на залитом кровью снегу умирали люди в грязных шинелях, а в Сингапуре блеск офицерских мундиров символизировал спокойствие и надежность. Каждый вечер защитники города заполняли рестораны и клубы; судя по разговорам подгулявших офицеров, можно было заключить, что Сингапур представляется им удачнейшим местом службы; нет смысла покидать его даже ради того, чтобы отличиться на поле брани.
Цюй Линя, хорошо знавшего японский язык, взяли переводчиком в штаб королевских ВВС. Он боялся, что работа лишит его возможности готовиться к экзаменам, но в штабе никак не могли решить, чем его занять. Время от времени кто-то из офицеров просил его перевести статью из японской газеты. Получив перевод, этот офицер не знал, что с ним делать, благодарил Цюй Линя и отправлялся в гольф-клуб или плавательный бассейн при аэродроме. Посидев часа два в пустом здании штаба, Цюй Лин обыкновенно возвращался к занятиям.
Первый налет японской авиации явился полной неожиданностью для британских летчиков. Когда война приблизилась к городу, дважды в день — утром и после обеда — прилетали японские бомбардировщики. Когда они бомбили аэродром, то старались не повредить взлетно-посадочные полосы — берегли для себя; уничтожали стоявшие на земле самолеты. Охотились за летчиками.
Цюй Лин исправно приходил на службу, хотя в начавшейся кутерьме некому было им заниматься. В городе царил хаос. Бомбардировки разрушили водопровод и канализационную сеть. Всем делали противотифозные прививки. Беженцы, надменные англичане, воспитанные в духе колониальной морали, сами пытались убирать улицы.
С неба вперемешку с бомбами сыпались листовки на разных языках. Солдатам предназначался пропуск для сдачи в плен, на одной стороне которого была изображена обнаженная женщина с красивой грудью, на другой напечатан короткий текст на английском языке:
«Спасайте свою жизнь, с вами будут хорошо обращаться. Действуйте следующим образом:
1. Идите к нашим позициям, размахивая белым флагом.
2. Повесьте автомат на левое плечо дулом вниз.
3. Покажите этот пропуск часовому.