Сумерки (Размышления о судьбе России)

Яковлев Александр Николаевич

Через некоторое время мне перезвонил Бакатин и сказал, что он связался по телефону с Горбачевым.

— Вы меня разыскивали? — спросил Бакатин.

— Ладно, завтра поговорим, — ответил Михаил Серге­евич.

Мы с Бакатиным начали рассуждать о том, почему так по­вел себя Горбачев. Мои добрые отношения с Бакатиным не были для него секретом. Если бы даже мы вместе собирали грибы, то, естественно, данный факт означал бы только со­бирание грибов. Что касается генерала Моисеева, то с ним никаких личных контактов вообще не было, кроме как на за­седаниях комиссии Политбюро по разоружению. Более того, наши взгляды были полярно противоположными, особенно когда речь заходила о гонке

вооружений.

Как я себе представляю, уже в это время Крючков начал плести интриги, дабы создать впечатление, что в ближайшем окружении президента возможен некий сговор. Цель оче­видна: замаскировать формирование своей преступной груп­пы, замышлявшей государственный переворот. Как только Горбачев ослабил меня политически, Крючков сочинил до­нос Горбачеву о моих «подозрительных» и «несанкциониро­ванных» встречах с иностранцами, попросив санкции на «оперативную разработку». По словам Михаила Сергеевича, он не дал на это согласие. Тем не менее такая разработка на­чалась, поскольку Крючков уже начал подготовку к захвату власти.

В своих мемуарах Болдин пишет, что Горбачев якобы по­рекомендовал Крючкову переговорить со мной на эту тему, что последний якобы и выполнил. Я просто поражаюсь неле­пости этой выдумки. Во-первых, хоть убей, но не поверю, что Горбачев дал такое поручение. А во-вторых, не могу предста­вить даже в дурном сне, чтобы Крючков пришел ко мне с по­добным разговором. Трусоват он, чтобы пойти на это. Он-то знал, что лжет.

Я сразу же почувствовал слежку и подслушивание. Од­нажды моя жена, Нина, с большим волнением сообщила мне, что она, закончив телефонный разговор с невесткой, стала, не положив трубку, расправлять шнур и вдруг голос в труб­ке. К своему ужасу, она услышала часть своего разговора. Я проинформировал об этом Михаила Сергеевича. Он посо­ветовал переговорить с Крючковым, что я и сделал. Крючков напрягся, засуетился физиономией, но быстро взял себя в руки и сказал:

— Ну что вы, Александр Николаевич, этого быть не мо­жет. Нет, нет и нет!

Он лгал. От моих друзей мне стало известно, что Крючков дал команду начальнику Управления «РТ» организовать контроль не только за моими телефонными разговорами, но и установить технику подслушивания в моем служебном ка­бинете.

— Позвони Нине Ивановне, ты ее знаешь, она врать не будет, — продолжал я.

— Хорошо, — ответил Крючков, но не позвонил.

Один из генералов КГБ, довольно информированный, со­общил мне, что соответствующее подразделение КГБ готовит в отношении меня «дорожно-транспортное происшествие». Генерал добавил, что информирует меня, поскольку разделя­ет мои взгляды. Я снова обратился к Горбачеву, и снова он отослал меня к Крючкову. Как-то при встрече перед очеред­ным совещанием я рассказал Крючкову об этой информации и добавил, что ее запись находится у трех моих друзей. Раз­говор шел как бы на шутливой ноте, но Крючков изобразил из себя обиженного, стал клясться, что ничего подобного и быть не может.

— Хорошо, — сказал я, — но, может быть, все это гото­вится без твоего ведома.

Поговорили еще немного и достаточно холодно расста­лись. Позднее, когда Крючков оказался в Лефортове, он по­дал на меня в суд за попытку «оклеветать» его в связи с до- рожно-транспортной историей. Меня позвали в прокурату­ру, очень вежливо допросили, отпустили с миром, добавив, что Крючков трясется от страха и ищет любые поводы, что­бы затянуть следствие.

Пожалуй, наиболее нагло я был атакован через провока­цию в отношении моего помощника Валерия Кузнецова. Он сын бывшего секретаря ЦК Алексея Кузнецова, расстрелян­ного в связи с «ленинградским делом». В свое время Микоян попросил меня взять Валерия

на работу в отдел пропаганды, что я и сделал. Кстати, Кузнецова долго не утверждали. Толь­ко после вмешательства Суслова, к которому я, ссылаясь на мнение Микояна, обратился с этой просьбой, вопрос был ре­шен.

Все это происходило еще до моей поездки в Канаду, то есть до 1973 года. Вернувшись в 1985 году в отдел пропаган­ды, а затем став в 1986 году секретарем ЦК, я предложил Ва­лерию поработать моим помощником. Он согласился. Будучи добрым по характеру, хорошо знающим обстановку в среде интеллигенции, он активно помогал мне.

Так вот, в один несчастный день мне позвонил Горбачев и спросил:

— У тебя есть такой Кузнецов?

— Да, мой помощник.

— Убирай его, и немедленно.

— Почему?

— Пока не могу сказать, но потом нам обоим будет стыдно.

Все мои доводы жестко отводились.

— Где он раньше, до ЦК, работал? — спросил Михаил Сергеевич.

— Где-то в цензуре.

— Пусть идет обратно туда же.

Я хорошо знал Валерия. По характеру — душа нараспаш­ку, что в аппарате не поощрялось. Согласиться с его увольне­нием я никак не мог. Решил потянуть. На всякий случай при­гласил Валерия к себе, рассказал ему о ситуации. Он наотрез отказался возвращаться в цензуру, был предельно растерян и расстроен.

— В чем дело? Не могу понять!

Как мог, успокаивал его. Но Горбачев проявил несвойст­венную ему настойчивость, чем меня изрядно удивил. Тогда я рассказал об этой истории Примакову. Он тоже хорошо знал Валерия. Общими усилиями нам удалось уговорить Ми­хаила Сергеевича направить Кузнецова заместителем пред­седателя Агентства печати «Новости».

Позднее, когда бури подзатихли, а Горбачев перестал быть президентом, я спросил его, что случилось тогда с Куз­нецовым. Он очень неохотно и достаточно невнятно ответил, что получил записку из КГБ о том, что Кузнецов хорошо зна­ком с какими-то людьми из Азербайджана, связь с которыми могла бы скомпрометировать ЦК. Вскоре подоспела публика­ция в «Огоньке» текстов подслушивания моих телефонных разговоров, в том числе и с Кузнецовым. Кстати, тексты под­слушивания были изъяты из канцелярии Горбачева. В них Валерий упоминал несколько фамилий, в том числе одного человека из Азербайджана. Вот и вся «порочная связь». Так что история с Кузнецовым была элементарной провокацией, направленной против меня. К сожалению, Михаил Серге­евич не захотел отреагировать на нее должным образом. Вот такие детали и делают силуэты времени более выразитель­ными.

Насколько мелкотравчатой стала эта контора под руко­водством Крючкова, бывшего клерка из секретариата Андро­пова, говорят и такие факты. Я еще в начале 1991 года начал строить дачу в поселке Академии наук СССР. Однажды один строитель сказал мне, что накануне на въезде в поселок его остановил капитан в милицейской форме и стал проверять документы, долго выспрашивал, как долго строится дача, кто строит, как производится оплата и т. д. Все документы оказа­лись в порядке. Иначе и быть не могло. Я же догадывался, что нахожусь под грязным зонтиком Крючкова.

Через неделю снова проверка, проводил ее уже новый че­ловек, но тоже в милицейской форме. Надо же так случить­ся, что я в это время возвращался домой. Подошел к офице­ру и спросил:

— Что происходит? Что вы ищете? Кто вас послал?

Офицер посмотрел на меня растерянными глазами и, не­много поколебавшись, попросил отойти в сторону и сказал буквально следующее:

— Александр Николаевич, я ваш единомышленник. Не выдавайте меня. Вас проверяют, и не только здесь, проверя­ют по указанию с самого верха. Извините меня, но будьте осторожны.