Свирепая справедливость
Шрифт:
– Мне нужно было побыть с ней. Мне казалось, я ей необходим, – объяснил он.
– Да. Я рада, что ты так поступил, Питер. – Магда кивнула и взглянула на часы. – Как мало времени осталось, – пожаловалась она. – Давай выпьем шампанского. Есть повод. Мелисса-Джейн жива, она молода и легко оправится.
Питер открыл бутылку; когда пробка хлопнула, он разлил светло-желтое «Дом Периньон» по бокалам и улыбнулся, поднимая свой.
– За встречу, Питер. – Она была поистине превосходной актрисой: это прозвучало невинно, словно нечаянно, и он про себя восхитился. Подавив это чувство, Питер подумал, что надо убить ее здесь и сразу. Оружие для этого не потребуется. Под мышкой у него «кобра» в мягкой кобуре, но
– Жаль, что мы так долго не виделись, – сказал он с улыбкой.
– О, cheri, знаю, мне тоже жаль. – Она коснулась его лба – первое прикосновение после объятия при встрече. – Хотела бы я, чтобы было по-другому. Но мы с тобой оба слишком многое должны сделать, и нам нужно прощать друг другу.
Возможно, ее слова имели особое значение; в глазах баронессы на мгновение вспыхнул теплый зеленый свет и что-то еще – может быть, глубокое искреннее сожаление. Она пригубила вино и опустила длинные изогнутые ресницы, прикрывая глаза от его взгляда.
– Надеюсь, нам никогда не придется прощать друг другу ничего ужасного...
Он впервые впрямую рассматривал необходимость убить ее. До того он рассуждал в принципе, абстрактно, избегая задумываться о самом действии. Но теперь Питер представил себе, как пули «велекс» ударят по этому гладкому, красивому телу. Внутри у него все перевернулось, и он впервые усомнился, сможет ли это сделать.
– Ох, Питер, я тоже надеюсь. Больше всего в жизни я надеюсь на это. – Она на мгновение подняла ресницы, и ее глаза словно впились в него, о чем-то моля – о прощении?
«Но если не пистолет, то что? Выдержу ли, когда ее хрящи и кости затрещат под пальцами, смогу ли удержать нож в ее твердом плоском животе, смогу ли почувствовать, что она бьется, как марлинь на острие багра?»
Зазвенел телефон в баре, и после второго звонка секретарь взял трубку. Негромко сказал:
– Oui, oui. D'accord. [48] – Он повесил трубку. – Мадам баронесса, самолет заправлен и готов к вылету.
– Вылетаем немедленно, – приказала она и сказала Питеру: – Прости.
48
Да, да. Хорошо (фр.). – Прим. перев.
– Когда мы увидимся? – спросил он.
Магда пожала плечами, по ее лицу пробежала легкая тень.
– Трудно сказать. Не знаю. Я позвоню. А теперь мне пора, Питер. Adieu, [49] дорогой.
Когда баронесса вышла, Питер подошел к окну, выходящему на взлетное поле. Стояло великолепное весеннее утро, вдоль посадочных полос цвели ранние хризантемы, похожие на разбросанные золотые соверены, среди них прыгали черные птицы, клюя насекомых. Рев двигателей – взлетал самолет на Швейцарию – их ничуть не беспокоил.
49
Прощай (фр.). – Прим. перев.
Питер мысленно прокрутил в уме их встречу. Точно определил момент, когда она изменилась. Когда перестала быть Магдой Альтман и стала Калифом.
Сомнений не оставалось.
«Да были ли они, – подумал Питер, – или просто мне хотелось сомневаться?»
Теперь он должен ожесточиться. Будет трудно, гораздо труднее, чем он представлял. Они ни разу не остались наедине: все время поблизости были «серые волки». Еще один признак ее нового знания. Окажутся
Вдруг он вспомнил, что она сказала не «Au revoir, [50] дорогой», а «Adeiu, дорогой».
«Предупреждение? Тонкий намек на смерть – ибо если Калиф что-то заподозрил, понятно, что меня ждет. Угрожала она или просто отбросила за ненужностью, как предупреждал Кингстон Паркер?»
Он почувствовал отчаяние при мысли, что может больше никогда ее не увидеть. Разве что через прицел пистолета.
Питер стоял, глядя в окно, и думал о том, как начала рушиться его карьера да и сама жизнь с тех пор, как он впервые услышал имя Калиф.
50
До свидания (фр.). – Прим. перев.
И вздрогнул, услышав за плечом вежливый голос служащего:
– Объявили о посадке на рейс до Брюсселя, генерал Страйд.
Питер со вздохом повернулся и взял пальто и дипломат из крокодиловой кожи – подарок женщины, которую ему предстояло убить.
На длинном столе в его новом кабинете скопилась такая груда писем и возникло столько срочных дел, что у Питера появился предлог отложить подробное планирование упреждающего удара по Калифу.
К своему легкому удивлению, он обнаружил, что ему нравятся суета и споры, неистовый ритм работы и непрерывные требования торгового отдела. Он наслаждался, противопоставляя свой ум и характер уму и характеру конкурентов, наслаждался общением с людьми – и впервые понял, что в той жизни, которую ведет его брат Стивен, тоже есть своя привлекательность.
Через три дня после его возвращения в кабинет Военно-воздушные силы Ирана заказали «Нармко» первую партию ракет «кестрел». Сто двадцать ракет стоимостью сто пятьдесят миллионов долларов. Питер понял, что испытал при этом весьма сильное чувство, которое может стать еще сильнее и даже вызвать привыкание, как наркотик. На деньги он всегда смотрел как на докуку, ему скучны были беседы с управляющими банков и работниками налоговой службы, но теперь он понял, что здесь совсем другие деньги. Он заглянул в мир, где живет Калиф, и понял: когда человек оперирует такими суммами, мечты о власти, равной власти Бога, вполне возможны – как и желание претворить их в жизнь.
Он сумел понять, но не сумел простить, и вот наконец, семь дней спустя после своего возвращения в Брюссель, заставил себя посмотреть в лицо тому, что обязан был сделать.
Магда Альтман исчезла. После короткого неудачного свидания в аэропорту Орли она с ним не связывалась.
Питер понял, что сам должен сделать первый шаг.
Он лишился своего особого положения, которое заметно облегчило бы выполнение задачи. Но он по-прежнему мог подойти к баронессе достаточно близко, чтобы убить, в этом Питер был уверен. У него ведь была возможность сделать это в Орли. Но такой путь – самоубийство. Даже если его не прикончат на месте проворные телохранители, неизбежно последует затяжной судебный процесс. Не требовалось долго ломать голову, чтобы понять: использовать историю Калифа для своего оправдания не удастся. Ни один суд в нее не поверит. Без показаний «Атласа» и американской и английской разведок Питера сочтут сумасшедшим. А их не будет, в этом он был уверен. Если он убьет Калифа, они обрадуются, но позволят ему пойти на гильотину, не сказав ни слова в его защиту. Питер хорошо представлял себе, как возмутилась бы мировая общественность, если бы стало известно, что столь неортодоксальная организация, как «Атлас», наняла убийцу для устранения выдающегося гражданина другой – дружественной – страны.