Сыны Семаргла
Шрифт:
— Знаешь, друг мой, мне кажется, тебе надо успокоиться… Наверно я зря так испугался за тебя. Ну, что может случиться здесь в Артарии, с тобой… человеком, который прошел Пекло. Прости меня, я погорячился, я не хотел тебя расстроить.
— Нет, нет, Аилоунен, — отрывая лицо от подушки и усаживаясь на ложе, поспешно откликнулся Святозар. — Не ты меня расстроил… а меня расстроило мое легкомыслие, или проще говоря глупость… Ну, скажи ты мне, как я мог не предупредив тебя улететь на реку купаться.
— Что? — переспросил правитель, и его тонкие дугообразные брови удивленно выгнулись. — Улететь купаться?
— Ну, да, — чуть тише ответил Святозар. — Просто пока я лечил этих людей, я так нанюхался этой… этой, друг мой… гнили, что мне показалось этот запах проник не только в нос, в рот, но он наполнил всю мою одежду. Он кажется проник даже вглубь, наполнив, и легкие, и душу, этим пекельным ароматом… ароматом сада Чернобога. И мне так захотелось смыть с себя эту вонь, вот я и обернулся орлом да улетел на Арту. Аилоунен нежданно громко засмеялся, и, откинувшись спиной на спинку сиденья, утер проступившие на глаза слезы, а миг погодя подавляя в себе смех, заметил:
— Друг мой, но зачем же было улетать. Ведь здесь в Артарии есть общие помывочные. Раньше они были платные, поэтому не всем были доступны, но сейчас туда может зайти всякий и обмыться. И вода в тех помывочных чистая, ее берут из колодцов… А в Арте… друг мой, эти неллы все помои из своих деревень и городов, долгие века выливают в несчастную Арту. И совершенно не нужно, было летать на эту грязную реку.
— Я не знал, — прошептал Святозар, и его лицо стало покрываться красными пятнами.
— Ну, надо было тебе меня подождать, — улыбаясь, добавил правитель. — Но из-за этого не стоит так расстраиваться, как это делаешь ты… Я только за одно теперь буду тревожиться, чтобы после купания в этой вонючей и грязной Арте, твоя кожа не покрылась теми язвами, которые ты так долго сегодня лечил на площади.
— Что ж, Аилоунен, — усмехаясь, молвил Святозар и приблизив к лицу, до этого пахнувшую вековой сыростью рубаху, принялся ее обнюхивать. — Тогда лечить меня придется тебе, мой друг.
— Ха…ха…ха…, — засмеялся правитель, наблюдая за исследующим материю рубахи носом наследником и его всяк морг изменяющимся лицом. — Ну, что воняет? — с трудом сдерживая рвущийся смех, вопросил он.
— Нет, — ответил Святозар, и легохонько просиял. — Ты знаешь, перестало вонять… пахнет свежестью, а когда я вылез из Арты воняло сыростью. Аилоунен еще громче засмеялся, а погодя на малеша потушив в себе смех, отметил:
— Ну, радуйся, друг мой, что после купания в Арте ты пах лишь сыростью… а не навозом, — и нанова звонко прыснул смехом.
— Как же они тут живут, — недовольно посмотрев на смеющегося Аилоунена, поинтересовался Святозар. — Поля не возделывают, за землей не ухаживают, леса вырубили, в речках вместо рыбы живут помои… а раны… Боги мои, какие у них раны Аилоунен. Я который был в самом Пекле, у которого правая нога, так болела, так изматывала, даже я не имел на ней такую гниющую рану… Там в Пекле колдун Маргаст лечит дасуней, чтобы они не были такими… такими как эти неллы… Что неужели тут нет знахарок, волхов, ведунов? Почему раны доведены до такой жути, что даже дышать… дышать Аилоунен невозможно. — Святозар порывисто встал с ложа и стал взволнованно прохаживаться по комнате. Аилоунен при первом же упоминании наследником о Пекле, сразу перестал смеяться, улыбка и яркий свет покинули еще светящееся лицо и губы, и он надрывисто вздохнув, пояснил:
— Ну, в Неллии нет знахарок и ведунов, но есть зелейники и зелейницы, они лечат при помощи трав, кореньев и зельев, однако за это лечение нужно платить тины… А если у тебя отрезали нос, за то, что ты украл кочан капусты, вряд ли у тебя найдется пять тин на лечение.
— И, что ж теперь? — останавливаясь, и разводя руки в стороны, поспрашал Святозар.
— Ничего теперь, — ответил Аилоунен и поднялся с сиденья. — Всем ты все равно не поможешь… всех не удастся излечить ни души их, ни тела… Когда я возьму Асандрию, то буду постепенно вместе с воинами идти по земле и помогать людям познавать другую жизнь, познавать веру в Богов. Дело в том, что для всех жрецов и тофэрафов, совершенно безразлично кто сидит на троне, Манялай или Аилоунен, для них важны их теплые дворцы, золото и толстые набитые жиром животы…
Поэтому бой мой, будет долгим и трудным, и я это понимаю… и жалеть я никого не собираюсь. В этом бою либо выживет мой народ, и я потеряю какую-то его часть… либо я потеряю всех приолов… всех. И я мой друг, понимаю, в этом поединке между мной и этим Есуанием погибнут многие, многим я не успею помочь, а другим просто не захочу, и поэтому я спокоен… Я мудро спокоен… И ты, Святозар, не тревожь этими постоянными, болезненными мыслями свою душу, и помни, со временем, все в этой стране наладится, и я это точно увижу… Ну, а ты… а ты может и нет.
— Что ж, — вздыхая, молвил Святозар и остановился. — Как говорится у нас восуров. — И наследник перешел с приольского языка на восурский да с нескрываемой нежностью сказал на родном языке, — твои речи, да Богу в уши! — И вновь вернувшись к родному языку Аилоунена, продолжил, — я буду очень рад, что хотя бы ты, увидишь изменения жизни и веры в своем народе. Ведь ради этого ты, мой друг возродился, а я пришел сюда.
— Да, Святозар, — дрогнувшим голосом откликнулся правитель, и, шагнув навстречу наследнику, протянул руку и погладил его по тыльной стороне ладони. — Ради этого ты, мой дорогой друг, прошел Пекло, испытывая боль и страдание, чтобы снять с моей души забвение и подарить моему народу надежду на новую жизнь. — Аилоунен на немного прервался, а после более бодрым голосом добавил, — ну, а теперь, хватит нам с тобой грустить… И коли ты, Святозар, ни пахнешь, ни сыростью, ни гнилью, пойдем трапезничать, а после будем укладываться на покой, потому как завтра у нас с тобой будет бой с мопилийской тысячей.
Глава двенадцатая
Утром следующего дня Святозар поднялся рано, но Аилоунена уже на ложе не было. Когда наследник вышел в общую комнату, то к своему удивлению увидел там сидящего возле печки и мирно дремавшего Фонития, который сразу же пробудился, стоило только ему выйти в кухню. Фонитий поспешно поднялся с сиденья и замер на месте, опустив руки вдоль тела.
— А, где правитель, — тихо спросил Святозар, увидев, что дверь в комнату маленького Каясэлэна закрыта.
— Его светлость, уехал к крепостным воротам вместе с геттером Лесинтием и светником Винирием, — негромко ответствовал Фонитий и тоже глянул в сторону детской. — Его светлость, повелел передать вам, чтобы вы его ждали в доме Оскидия и никуда не выходили.
— Что, — беспокойным голосом, поинтересовался Святозар и оправил на себе опашень. — Мопилийская тысяча подошла к Артарии?
— Пока нет, ваша милость, — отозвался Фонитий, и ладонью загреб на голову тонкие, с небольшой рыжиной, непослушные волосы. — Но они уже на подходе. Поэтому его светлость и поехал к крепостным воротам, чтобы проследить, за тем как закроют ворота и приподнимут мост.