Тело черное, белое, красное
Шрифт:
Махнув рукой так кстати проезжавшему мимо ворот госпиталя извозчику, Ирина села в пролетку.
– На Невский, к дому Трояновских.
– Она прикрыла глаза. "Господи, как же хочется спать".
… На ступенях госпитальной лестницы, у лап каменного льва, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону, сидела Поликарповна - одинокая седая старуха. Пятидесяти лет.
…Ирина вошла в дом Трояновских, у которых по-прежнему
В доме в этот ранний час стояла сонная тишина. Заспанный, недовольный камердинер в поспешно наброшенном на плечи камзоле, открывший ей входную дверь, казалось, так и не проснулся. Поднявшись по ступеням, она прошла через столовую, увешанную полотнами русских живописцев - в своей страсти к собиранию картин Петр Петрович Трояновский был истинным патриотом. Проходя через галерею с разноцветными витражными окнами к спальне, Ирина, к своему изумлению, услышала в комнате Софи голоса: томный, низкий - Софи и восторженно-возбужденный - Леночки, и тихонько постучала. Дверь распахнула Леночка. Глаза ее лихорадочно блестели.
– Проходи скорее!
– Она схватила Ирину за руку и втащила в комнату.
– Софи только что приехала и такое рассказывает! Только клянись хранить тайну. Слышишь? Клянись же!
Софи в шикарном вечернем платье полулежала на огромном диване цвета изумруда, утопая в бархатных подушках.
– Садись же, Ирэн. Вон вино на столике. Хочешь?
Ирина покачала головой и с удовольствием нырнула в мягкие подушки… Глаза слипались.
– Видишь ли, Ирэн, тут такие новости… - Леночка замялась, покосившись на старшую сестру.
– В общем, Софи… - Она в растерянности замолчала.
– Ах, дорогая, оставь эти условности. Мне теперь, после того, что было, - все равно! Ирэн, дорогая, передай папироску из той коробочки. И аккуратнее, не урони. Это - особые папироски. Они дорогого стоят!
– многозначительно проговорила Софи, закуривая.
– Скажи, Ирэн, у тебя уже были мужчины? Ты имела связь с ними, я это имею в виду? У Элен уже есть кавалер, так что она понимает, о чем я говорю. Я к тому… - она затянулась, - если нет - тебе слушать не надо. Ничего не поймешь. Это - как разговор с иностранцем на неизвестном тебе языке. О чем он говорит, можно только догадываться по интонации, жестам и мимическим движениям лица, ежели таковые имеются.
– Софи расхохоталась, но вдруг, прервав смех, резко села на диване и строго спросила: - Так как? Были?
Растерявшаяся Ирина неуверенно кивнула. Софи, иронически улыбаясь, недоверчиво оглядела ее. Ирина кивнула еще раз. Она просто не могла не кивнуть.
– Отлично!
– Софи откинулась на подушки.
– Тогда продолжу. На чем я остановилась? Ах да. Итак, девочки, не могу сказать, что "развратна до мозга костей", но кое-что в жизни испытала, поэтому знаю, о чем говорю. С ним невозможно сравнить ни одного мужчину. Ни одного! Он - нечто особое. Я уж не говорю о том, что ему просто хочется… - она бросила испытующий взгляд на Ирину и затянулась папироской, - "отдаваться", ну, это у меня и с другими было. Некоторыми… - Загадочная улыбка скользнула по ее лицу.
Желтоватый дым медленно расползался по комнате. Ирина почувствовала, как стало гореть лицо. В горле слегка запершило.
– Он очень силен. Очень.
– Дыхание Софи участилось.
– Когда он… входил в меня, - она с силой ударила
– Ну, понятно… И все это - на ковре, у зеркала огромного, в самый пол. Мне даже казалось, что зеркало тоже участвовало в этом действе, посылая двойников, повторявших наши движения и удваивавших нашу страсть… - Софи затушила папиросу в хрустальной пепельнице и сладострастно потянулась.
– Он словно накачивал меня своею силой, своими необычайными способностями, всем своим могуществом. И вот так, - она медленно провела пальцами по обнаженной шее и мечтательно улыбнулась, - более двух часов. Глаза прикроет, подышит - и снова за дело, со всей страстью. Он - совершенно особенный! Кабы вы знали, какие ощущения он дает…
Ирина почувствовала легкое головокружение. Не хватало воздуха. Пробормотав извинения, провожаемая недоуменными взглядами сестер, она выскочила из комнаты и, подбежав к окну в галерее, рванула на себя раму. Холодный воздух освежил лицо и прояснил голову. "Определенно в папиросках что-то не то. Не иначе травка какая примешана". Прикрыв окно, она вернулась в комнату.
Софи стояла перед сестрой с бокалом в руке. Леночка смотрела на нее с обожанием. Услышав шаги, они повернулись. Показалось, что в глазах Софи промелькнула снисходительная насмешка.
– А, Ирэн… Входи.
– Ирэн, ты пропустила самое интересное! Тут Софи еще такое рассказала… Не поверишь!
– Леночка весело взглянула на сестру блестящими глазами.
– Софи, повтори, пожалуйста! В двух словах!
– Оставь, Элен.
– Софи скорчила гримасу.
– Не могу же я все по два раза рассказывать.
– Томно потянувшись, она направилась в сторону двери, плавно покачивая бедрами.
– Пойду ванну приму. Хватит уж прислуге спать. Проветри, не забудь. А то отец опять меня воспитывать примется… - бросила она через плечо и вышла из комнаты.
Леночка усадила Ирину рядом на диван.
– Ты не представляешь!
– громким шепотом проговорила она, наклонясь к ее уху.
– Знаешь, что у Софи теперь там…ну, там…внутри?
– Ре-ребенок?
– с сомнением в голосе спросила Ирина, мысленно прикидывая, может ли такое быть.
– Какой ребенок, о чем ты?! У нее… там… шарик.
– Какой еще шарик?
– Господи, обычный! То есть не обычный, конечно. Из камня. Обсидана. Кажется, так называется. Теперь шарик все время у нее там внутри будет. Ну, не все время, его и вынуть можно, но ОН сказал, что надо для тренировки наших женских мышц его удерживать там подольше. Потом такие ощущения получаются!..
– Леночка закатила глаза.
– Глупость какая!
– смутилась Ирина.
– И ничего не глупость! ОН знает!
– Да кто он-то?
– Ирина расстегнула верхнюю пуговицу платья.
– Как?! Ты не поняла? Распутин! Софи имела сношение с САМИМ Распутиным! Представляешь? Она у нас теперь как царица… Та ведь, ты знаешь, тоже с ним… В связи.
– Вранье все это!
– нахмурилась Ирина.
– Какое еще вранье? Все об этом знают! Даже наши раненые из госпиталя говорят, что на фронте и то про это слышали! А в синематографе запретили давать фильму, где Государь возлагает на себя Георгиевский крест, знаешь, почему? Всякий раз, как это показывают, кто-то в зале непременно да и скажет из темноты: "Царь-батюшка с Егорием, а царица-матушка с Григорием…"