Тело угрозы
Шрифт:
Генерал покосился на безмолвно сидевшего в сторонке Столбовица; тот лишь едва заметно кивнул.
– Очень хорошо. В таком случае скажите: почему вы, один из высших политиков России, заинтересованы в сохранении ядерно-ракетного вооружения страны, которую очень многие у вас все еще продолжают считать своим потенциальным врагом?
Политик улыбнулся:
– Вы исходите из неверной предпосылки, генерал. Я вовсе не заинтересован в ядерном вооружении Соединенных Штатов.
– Оу?
– Но я очень заинтересован в сохранении этого потенциала в моей стране. На то есть много причин, и вы их знаете. Однако обстановка сложилась так, что наш потенциал может сохраниться только при условии сохранения ваших боеголовок – кстати, и ваш тоже зависит от нашего таким же образом, хотя, может быть, и в несколько меньшей степени. Стоит вашему президенту подписать соглашение о ядерном разоружении – и если мы в тот же миг не сделаем того же самого, то у нас может произойти все что угодно: народные возмущения, рельсовая война, призыв к импичменту президента, захват власти коммунистами – все что угодно. Но если вы остаетесь при своих – сохранение наших вооружений будет оправдано на сто процентов, никому и в голову не придет требовать сокращения, каких бы денег ни стоило нам содержание ракет на боевых дежурствах.
– В этом есть своя логика, хотя и несколько странная, – кивнул генерал. – Но почему вам так хочется сохранить такой источник расходов? У вас ведь мало денег, не так ли?
– Именно по этой причине. Будь мы хотя бы вполовину так богаты, как вы, – мы старались бы подтвердить свой статус иными средствами. Но в нынешнем положении…
И политик развел руками.
– Вы говорите о статусе великой державы?
– Великой ядерной. Иное величие для нас возможно только в перспективе.
– Мне представляется, что это трезвый взгляд на вещи. Хотя относительно перспективы могут быть, конечно, разные мнения – но это сейчас не предмет дискуссии. Итак, вы хотите сохранить боеголовки потому, что вы бедны…
– Точно так же, как вам нужно сохранить их хотя бы потому, что вы очень богаты.
Тут улыбнулся и генерал – и за ним все остальные. Кроме Столбовица – тот словно спал с открытыми глазами и никак на происходившее не реагировал.
– Вы полагаете?
– Мне это представляется бесспорным. Во-первых, богатство всегда нуждалось в защите. Из всех населяющих Землю миллиардов людей вашу страну не любит, думаю, процентов девяносто пять, если не больше. Вас можно уважать, можно бояться, вас приходится терпеть, но богатых нигде и никогда не любили. В прошлом веке вы сбросили две бомбы на Японию и тем доказали свою способность совершать такие поступки. Поэтому вас боятся. Но если вы останетесь только при обычном оружии – страх стремительно пойдет вниз. Во-вторых: содержание ядерно-ракетного парка вам обходится еще дороже, чем нам. Но если вдруг эта расходная статья закроется – высвободившиеся деньги просто задушат вас: их окажется слишком много. Ожирение ничем не лучше дистрофии – если говорить о результатах. Вам просто нужно расходовать эти миллиарды. Вы это прекрасно знаете, потому что кризис столетней давности вами не забыт, его призрак всегда незримо присутствует в вашей жизни – как и призрак Одиннадцатого сентября. Только если сто лет тому назад вас губило перепроизводство, то сейчас наоборот – денег окажется больше, чем того, что можно купить на них. Вот хотя бы по этим причинам вы должны сохранить оружие, не говоря уже о том, что разоружение скажется на авторитете военных в обществе – скажется отрицательно. Думаю, что вы не найдете ошибки в моих рассуждениях. А если так, то остается лишь один вопрос: насколько можно рассчитывать на изменение позиции президента США в этих условиях?
– У нас военным не рекомендуется участвовать в политике, – сухо заметил один из тех трех, что все время молчали.
– Однако иметь свое мнение им не возбраняется? Особенно если вдруг окажется, что пресловутое тело имеет искусственное происхождение?
Вот когда вернулась к нему промелькнувшая в свое время мысль! И как вовремя!
Несколько секунд, нужных, наверное, для осмысления услышанного, тишину не нарушал ни единый звук – кроме разве что усилившегося дыхания собравшихся.
Но ответа на свой вопрос приезжий так и не получил; старший из генералов сказал:
– Вы располагаете серьезной информацией по этому поводу, сэр?
Москвич ответил, обозначив намек на улыбку:
– Ни один человек не знает всех секретов своего государства. Но предполагать не возбраняется никому.
Что можно было истолковать и таким образом: «Не хочу быть предателем, а повод для размышлений вы уже получили».
Снова полуминутное молчание.
– Мы очень благодарны вам за интересную беседу, сэр. Однако вы понимаете, что нам требуется время для того, чтобы проверить информацию, столь любезно предоставленную вами, как и прозвучавшее тут предположение, и прийти к каким-то собственным выводам. Надеюсь, мы сможем встретиться с вами и в дальнейшем?
Тут впервые подал голос Столбовиц:
– Наш уважаемый гость пробудет здесь столько времени, сколько понадобится для прояснения нашего отношения к его идеям; он надеется, что это сможет произойти – ну, скажем, в недельный срок.
– Такой срок представляется приемлемым, – кивнул генерал.
2
Джину, а заодно с нею и Минича, без других происшествий доставили, как и было приказано, в дом Федора Петровича Кудлатого. Там их разделили: целительницу сразу провели к пациенту, журналиста же поместили в комнату, где отдыхала охрана. Там он даже задремал в удобном кресле, и беспокоить его никто не стал – до поры до времени.
Провел он в довольно тревожном полусне около двух часов; мерещилось что-то такое – то ли драка со стрельбой, то ли столкновение галактик. Проснулся в состоянии похмелья, когда необходимо становится хоть что-то добавить на старые дрожжи. Но в комнате сейчас никого не было, так что попросить было не у кого. А идти на поиски в незнакомом доме он не решился и сидел, тихо страдая, жалея самого себя и все более укрепляясь в обиде на весь мир.
Джина тем временем успела переговорить с новым пациентом. Дело, по ее оценке, было серьезным, но не безнадежным. Она честно предупредила, что полной гарантии сейчас дать пока не может, но шансы есть – и вовсе не плохие.
– В конечном итоге все будет зависеть от вас, – внушала она Кудлатому. – От вашей веры. Если будете искренне, от всей души верить – в Бога, в мои силы и в ваши собственные, – вылечитесь. Если заранее настроились сомневаться – лучше и не начинать.
– Это что же, – поинтересовался Кудряш, – вы готовы даже отказаться от заработка? Я ведь заплачу хорошо. Очень.
– Я и возьму, конечно, – но только если будет ощущение, что заработала. Надо быть честным – перед Высшими Силами.
– Ну ладно, – проговорил Федор Петрович, подумав одновременно, что в бизнесе с такими правилами далеко не уйдешь. – Давайте сразу же и начнем.
Более полутора часов ушло на сеанс – каналы открывались с трудом, Кудлатый оказался тяжелым пациентом. Когда закончили, он сказал:
– Знаете, по-моему, я уже почувствовал себя лучше. Наверное, вы внушаете доверие. Давайте договоримся о вашем следующем визите и заодно поужинаем.
– Боюсь, что не смогу…
– Почему?
– Я ведь не одна приехала, а вместе с другом. Он сейчас где-то там – внизу…
– И тоже проголодался, понимаю. Нет проблем – значит поужинаем втроем. Согласны? Согласны, вижу.
В этом человеке чувствовалась сила, и отказаться Джина как-то не осмелилась – хотя, откровенно говоря, с большим удовольствием очутилась бы сейчас дома. Но вспомнила, что дома теперь стало опасно – те, другие снова приедут, – и согласилась.
Привели Минича; выглядел он каким-то потерянным, но опытный Кудряш сразу определил, в чем корень зла.
– Вашему другу просто необходимо поправиться, – заявил он категорически. – Ничего, мы найдем все, что для этого понадобится.
В столовой при виде сервированного ужина Минич несколько оживился. А приняв стопаря – почувствовал, что возвращается к жизни и непременно хочет излить свою обиду – ну, хотя бы любезному хозяину дома, раз уж никого другого нет.