Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
А вот в девятнадцатом году Крыса целых шесть месяцев никуда не ездил. Скатался пару раз в начале года, а потом ещё в марте месяце, и всё, – в следующий раз только в октябре поехал.
Сейчас опять, вроде, в график вошёл. Каждые две недели машину из гаража выкатывает.
Может, и узнаем мы когда-нибудь, куда он всё-таки на этой машине ездит.
Ох, надеюсь, узнаем когда-нибудь…
Кстати, тот парень, который сначала проиграл, а затем угнал отцовскую машину, в конечном итоге рассказал своему папе про то, куда делась с таким трудом выкупленная колымага.
Тогда всё закончилось хорошо. Но так бывало далеко не всегда.
В том школьном сортире подчас собирались очень азартные люди. Когда проигрывать уже было нечего, они ставили на карту собственную жизнь. И проигрывали её, разумеется.
А тот, кто проигрывал свою жизнь, становился рабом того человека, которому он эту жизнь проиграл. Правда, чаще всего оказывалось, что тот, кому парень проиграл свою жизнь, тоже кому-то должен. Ну, а уж этот кто-то в свою очередь должен был Тоне.
Так и получалось, что несчастный становился рабом Тони Боженко в уплату чужого долга.
Впрочем, проиграть свою жизнь – это ещё не самое страшное.
Один парень как-то родную мать проиграл.
Правда, тот человек, которому он её проиграл, всё равно остался неудовлетворённым, поскольку забрать собственный выигрыш так и не смог, несмотря на все старания.
Изрядно намаявшись с таким выигрышем, он покумекал немного да и решил сбагрить ненужную вещь Тоне Боженко. В её-то большом хозяйстве любая дрянь сгодится!
Короче, продал он чужую мать за бутылку рома. Антонина заплатила ему с радостью и почти не торгуясь.
Впрочем, это уже из области курьёзных происшествий.
Так-то в туалете в основном на шоколадки играли.
Но вообще у нас в школе случалось всякое.
Помимо картёжников в том сортире собирались ещё пьяницы, прогульщики и просто любители поболтать. Эти-то вообще ничего плохого не делали.
Пьяницы использовали сортир для того, чтобы нажраться. Как правило это были шкеты лет двенадцати-четырнадцати. Иногда попадались одиннадцатилетние.
Помню, как эти товарищи целой толпой деловито заходили в сортир. Без лишних задержек они сразу проходили в самую его глубину, рассаживались на унитазах, доставали из рюкзаков водку и начинали её глушить. Очень скоро они отрубались и после этого долго ещё могли дрыхнуть. При этом они разваливались на толчках в самых экстравагантных позах.
Прогульщики пережидали в туалете особо ненавидимые ими уроки. Больше половины из них спасалось в сортире от физкультуры.
Я могу понять этих людей.
Почти все, кто у нас прогуливал физкультуру, были учениками уже известного вам физрука Москоленко.
А он реально драл с нашего брата три шкуры!
Многие наши мальчишки выдержать такого не могли, а потому прятались от уроков физкультуры в туалете.
Обычно эти товарищи изнывали там от скуки. Чтобы хоть как-то развечть тоску, они постоянно болтали, иногда пробовали играть в карты и периодически
Большая часть этих ребят надолго в сортире не задерживалась. Переждал ненавистный урок, – побежал себе дальше. Но некоторые торчали в сортире днями напролёт. Таких, правда, были единицы.
Были ещё болтуны. Эти просто любили заглянуть на переменке в весёлый тубзик. Узнать, какие дела нынче делаются. Посудачить о школьных новостях.
С первым же звонком на урок такие товарищи незамедлительно бросались вон из сортира и со всех ног мчались к себе в класс.
Что интересно, из всех, кто тусовался в наших школьных сортирах, самыми вредными учителя считали прогульщиков.
Да, именно прогульщиков!
Пьяниц, конечно, тоже не любили. Но не любили их вовсе не потому, что они напивались до скотского состояния. Пьянчуг недолюбливали за то, что они пропускали уроки.
На туалетные сборища фашистов и воров школьное начальство смотрело сквозь пальцы. Постоянные тусовки картёжников и наркоманов администрация не замечала в упор. На гомосеков всем вообще было наплевать.
И только с прогульщиками администрация реально боролась.
Боролась, конечно, довольно вяло, в основном руками дежурных.
Но ведь боролась же! Хоть как-то, но боролась!
Конечно, если совсем объективно говорить, то с пьяницами тоже вроде как борьба велась. Но это уже было совсем формально.
Наши учителя пьяниц всегда от простых прогульщиков отделяли. У нас считалось, что если школьник напился, то он вполне может пропустить урок.
Да, пьянство – это, безусловно, уважительная причина для прогула. Так, во всяком соучае, считала администрация нашей школы.
Но всё равно постоянные пропуски занятий даже в связи с уважительными причинами считались у нас нежелательными. Поэтому наши учителя регулярно советовали пьяницам не пить или хотя бы пить меньше.
В этом, собственно, и заключалась вся борьба с подростковым алкоголизмом.
Впрочем, если по вине наших алкашей случалось нечто уж совсем экстраординарное, – в рамках исключения их могли вызвать на воспитательную беседу.
Беседы эти проводила Нина Ивановна. Как они проходили, я вам уже ранее описывал. Повторяться не буду.
Но пьяниц на такие допросы третьей степени вызывали редко.
А вот обычные прогульщики из кабинета социального педагога не вылазили. Некоторых туда вызывали по три раза в неделю, хотя до полусмерти колотили не всегда.
А знаете, почему всё было именно так?
Я вам скажу, почему!
Наши учителя рассуждали так.
Если школьник любит Гитлера и ненавидит евреев, обносит чудие карманы, играет в карты на деньги, употребляет наркотики и занимается анальным сексом в школьном сортире, – то ничего страшного в этом нет.
Режим работы учебного заведения это всё вообще никак не нарушает. Следовательно, вреда от этого нет.
Ну, а раз вреда нет, так пусть себе развлекаются дети.
А если школьники прогуливают уроки, то что тогда?