Треверская авантюра
Шрифт:
– Меня с пятью другими дюжинами хирдманов, он, получив весть об атаке, отправил перейти реку вброд ниже по течению, решив, что на узкой дороге и тех, что есть – не развернуть, – в этот момент Дольф снова встал, повернулся к Эгиру и заговорил уже персонально с ним. – Тебе, и другими мастерам-наставникам младшей дружины, хочу передать от нашего господина благодарность и уважение. Когда мы били северян у замка Серебряного Ветра, враги так растерялись, что толком и сопротивляться не могли. Но здесь, глаза в глаза с доведенными до крайности лучшими воинами кондрусов, младшая дружина показала себя. Они атаковали прямо по центру,
Чувствовалось, что Эгиру очень приятно, и даже в свете факелов можно было рассмотреть, чуть покрасневшее от удовольствия лицо. Но опытный ветеран никогда не терялся в бою, легко нашелся и сейчас, подняв кубок, и произнеся тост в честь других мастеров-наставников и будущих побед младшей дружины.
Когда здравицы отшумели, Дольф довел рассказ до конца, сообщив, что когда они вдоль берега нашли дорогу к месту битвы, на их долю пришлось лишь порубить несколько десятков остававшихся на противоположном берегу наемников-стрелков. Да не дать сбежать последним врагам.
Второе важное объявление Дольф сделал чуть позже, в конце своего рассказа. В этот день и многие последующие, оно вызвало намного больше обсуждений, чем разговоры о недавней битве.
– Все вы шептались между собой, что у нашего господина есть браслет «заемной жизни». Многие из вас успели испытать на себе его чары, сохранив жизнь. Я сам не раз и не два отвозил его в храмы, чтобы восстановить потраченную силу. Ценность его велика, и каждый понимал, почему нельзя было говорить об этом при чужаках. Так вот: в ближайшие дни об этом будет знать каждая собака в Треверской марке и окрестностях землях. Однако не только об этом они будут лаять.
Сразу после битвы, едва мы успели разобрать завалы из тел и перевязать раненных соратников, наш господин велел собраться всему войску вокруг поляны, где сложили семь десятков безнадежных воинов, что не могли рассчитывать на помощь в Персе или еще каком храме. Увечья их были столь сильны, что мало кто рассчитывал дожить до утра…
В присутствии сотен воинов наш господин снял с себя окровавленные одежды, извлек из под наручи волшебный браслет. Все мы видели, как он сжимал одно из звеньев, потом откладывал обручье в сторону, и шел вдоль рядов наших безнадежных товарищей. У одних он замирал надолго, у других – стоял меньше. Потом – снова возвращался к браслету, и снова сжимал его очередное звено…
Он спас больше сорока из них. И сейчас многие из вас хотят и не решаются спросить: как проходило лечение? Так я скажу. Затворялись лишь смертельные раны, а мелкие царапины да порезу – оставались прежними! Можете рассказать об этом всем кто сейчас в Виндфане. Пусть знают: Ингвар Чужеземец объявил претензии на трон треверского ярла не только по праву «меча». Он претендует на здешнее достояние и как жрец, пришедший к подножию «брошенного» храма!
Чуть позже, когда все разошлись, он пояснил недоумевающему Анвару, нюансы этой новости.
Оказалось, что храм в Нойхофе считается не родовой собственностью хундингов, а достоянием всего племени. И если в нем нет своего жреца – не важно, правителя или нет, то любой другой жрец может прийти, и потребовать власть или только над храмом, чтобы он и дальше полноценно служил здешним жителям, или даже смены правящего рода, как лишившегося покровительства богов.
– А что там про «мелкие раны, которые не закрывались», в отличие от смертельных? – уточнил бывший подмосковный архитектор.
– Такими браслетами может пользоваться любой. Приложил к себе – сам выздоровел, к кому-то – он спасется от любой раны. Если, конечно, в нем есть сила. Но только жрец может использовать его силу выборочно. Если ты или я приложим его к раненному, то он выздоровеет весь. То есть сначала закроются мелкие царапины, потом – повреждения более серьезные, и так далее. А жрец может в изрубленном теле исправлять только то, что он сам решит вылечить. Так бы одного звена хватило на одного воина, а Ингвар смог шестью звеньями спасти десятки.
– А почему «шестью», у этого же браслета семь звеньев?
– Его же изрядно и самого порубили. Видел я, как выглядел шлем: считай, хевдинга опять «убили». Поэтому уверен: если бы не браслет «заемной жизни», ему бы и самому конец. Да и всему этому… – Дольф неопределенно покрутил пальцем в воздухе. – Он воин, и бояться, конечно, ни к чему, но надо как-то объяснить, что смерть любого из идущих за ним будет лишь несчастьем. А его уход к богам – трагедией! Все кто поверил в его удачу, окажутся вне закона, и нам не получится удержать даже Виндфан, не говоря уже о недавно завоеванных землях в самой марке.
Немного помолчав, он глянул сначала на Эгира, потом – на Анвара, и уже ему задал вопрос, который было видно, давно мучал сотника:
– Эрфар, вы же пришли из одного места?
– Ну да. Я, Игорь, и две наши спутницы…
– Просто я спросил его, «господин, ты прибыл издалека, и твою семью среди нашего народа не знают. Поэтому ответь на вопрос: были ли в твоем роду иные жрецы или стражи?»…
– …так мы с ним познакомились позже, я не знал его отца или мать.
– Нет, не в этом вопрос, – отмахнулся чем-то явно возбужденный Рудольф. – Подожди немного! Он мне ответил, что в давние времена, язык у вашего народа был немного другой. И когда тех, древних предводителей спрашивали кто они и откуда, прежде чем назвать свое или родовое имя, они говорили «Азъ есмь…» Многие со временем стали понимать эти слова просто, как сообщение: «Я есть!» Но все еще есть и те, кто читают эти короткие слова, как признание об их истинной природе. О том, что они произошли от богов-асов, в те времена, когда они еще жили среди нас.
Анвар на некоторое время задумался. С одной стороны он хотел ответить так, чтобы помочь Игорю в его делах, с другой – об этом они заранее не говорили, и ему не хотелось бы завраться. Оба его собеседника не пытались прервать размышления, терпеливо дожидаясь ответа.
– Знаете, сам я не совсем «из его народа». Точнее сейчас, перед тем как попасть в Эйдинард, да. Мой род и его многие годы живет одним народом. Мы говорим на одном языке, живем одной жизнью, бьемся с одними и теми же врагами, но про времена, о которых он рассказывает… Они настолько давние, что я знаю так же мало. Так что даже не знаю, что прибавить к этому. Что-то на эту тему слышал, но это были какие-то споры и единого мнения нет…