Ты будешь мой
Шрифт:
Наверху – чистое, без дымки облаков небо загорается звёздами. И огненный шар тонет за бесконечным лесом, омывая зелёные кроны ало-золотым.
Воздух пахнет свежестью вперемешку с пряным запахом коры и ноткой далёкой земли. Надо же, а нам говорили, что воздух леса – яд для дугэльца. Что духи деревьев – мерзкие, склочные существа, норовящие обвести тебя вокруг ствола и заставить блуждать в трёх соснах.
Я сажусь на ветку, свесив ноги, и с наслаждением потягиваюсь. В застывшем воздухе листья гладят мои волосы – прямо как пальцы, и соседние деревья наклоняются, качают сучьями, точно ведут беседу. Обо мне?
Небо потихоньку гаснет, но не чернеет, как в Дугэле, а становится тёмно-тёмно-синим. Глубокий, бездонный цвет с крапинками алмазной пыли. Я завороженно смотрю и больше всего мне хочется сейчас петь. Перебираю в уме знакомые песни и отдаюсь этому занятию с душой. Поэтому, когда внизу раздаётся громкий стон, чуть не сваливаюсь с ветки от неожиданности.
Внизу темно. Я щурюсь, пару раз соскальзываю, но неизменно успеваю ухватиться за заботливо подставленные ветви. Листья тревожно шелестят, цепляясь за мои волосы – не обращаю внимания, спускаюсь на землю.
Тихо.
Всхрапывает лошадь, я испуганно поворачиваюсь, и мне чудится за огненным кругом смазанное движение.
Костёр в центре поляны, обложенный землёй, уютно потрескивает. Огненные язычки тянутся вверх, танцуя в чёрном бархатном воздухе. Я, спотыкаясь и увязая в мягкой траве, подхожу ближе.
Вглядываюсь в темноту.
Свистит, выпуская воздух, поленце. И снова мне слышится стон – тут же я замечаю движение. И сверкающие, громадные глаза – круглые, как у сыча, отражающие свет пламени.
– Сильвен? – зову я, прекрасно понимая, что это не он.
Мне страшно, но сидеть у призывно шелестящего листвой дерева невыносимо. Я аккуратно вынимаю из костра загоревшуюся с одного конца ветку и иду к огненному кругу.
В потрескивающей тишине раздаётся ещё один стон, уже громче.
Вглядываюсь в темноту, помогая себе «факелом». И кое-как угадываю контуры лежащего шагах в двадцати тела – точно не Сильвен, если только он не успел отрастить крылья. Прозрачные, они напоминают крылья стрекозы и стелятся за незнакомцем, когда он пытается подползти к огненной границе. В жёлтых круглых глазах отражается костёр, а ещё – отчаяние и боль. Я чувствую это так же отчётливо, как слышу, когда бедняга стонет.
Маму всегда расстраивало, когда я принималась беседовать с незнакомцами. Особенно, когда я предлагала им помощь. Она уверяла, что мне самой никто в ответ никогда не поможет, и вообще, каждый в этом мире сам по себе.
Но я не могу просто так отвернуться и уйти. К тому же, что он мне сделает, он же еле ползёт.
– Вам нужна помощь? – зачем-то спрашиваю я, и круглые глаза упираются в меня, а к боли примешивается ещё что-то мне непонятное. – Подождите, - я перехватываю поудобнее самодельный факел. – Я сейчас.
Слова Сильвена: «Не выходи из круга» вспоминаются мне, когда я уже переступаю огненную границу, и шелест листьев за спиной усиливается, а воздух почему-то становится вязким и холодным. Как вода из моего кошмара… Я отмахиваюсь горящей веткой, та вспыхивает ярче, освещая смазанное движение рядом. Краем глаза я успеваю заметить, как в землю рядом с крылатым незнакомцем вонзается прут – и падаю, зацепившись за что-то.
Трава обнимает меня, земля поддаётся, точно песок, и мне чудится со страху, что чёрные клубы мрака тянутся лентами-пальцами, а деревья вокруг вовсе не деревья, а когтистые клыкастые чудовища… Отмахиваюсь «факелом», вскакиваю и слышу сдавленное: «Арин… в круг!».
В неровном свете огня мне чудятся тени: Сильвен и крылатый незнакомец – клубком, ползущие к ним ленты темноты, наклонившиеся когтистые деревья.
Дрожит земля – как будто к нам идёт что-то тяжёлое и, конечно, страшное. В унисон толчкам слышу эхо «в круг!». Вижу, как Сильвена и крылатого фэйри отшвыривает друг от друга, и чёрные ленты-щупальца окутывают обоих…
Рассуждать времени нет. Бегу к Сильвену, отмахиваясь огнём, нахожу на ощупь его руку и тяну к огненному кругу. Внутри него воздух сразу теплеет, обволакивает нас точно одеялом, под которым прячешься от ночных кошмаров.
Я силюсь встать, шарю рукой по земле. Ветка потухла, Сильвен рядом тяжело дышит. А хриплый стон крылатого, за которым я уже не успеваю, превращается в крик как раз, когда земля замирает.
Сильвен тянет меня к дереву. Пальцы-ветви укрывают нас, а мне чудится в звенящем от крика сумраке чудовище – то самое непонятное, но безумно страшное гленское чудовище, о котором нам столько рассказывали взрослые. «Если выйдешь в Гленну в ночь…»
Тело крылатого исчезает в сумраке, растворяется – и так же растворяется в воздухе крик.
Зловещая темнота наклоняется над нашим деревом, над костром. Над нами. Я замираю, даже не дышу, и так же замирает рядом Силвьен.
Только уютно пляшет клубком огненных змей костёр.
Мгновение – и снова дрожит земля, а жуткое невидимое чудовище-мрак удаляется, не заметив нас.
Облегчённо шелестят листья. Облегчённо выдыхаем мы с Сильвеном, и тут же фэйри шипит:
– Я же сказал: не выходи из круга!
– Но ему нужна была помощь, - жалко шепчу я. И сама понимаю, насколько это глупо. Но ему же правда нужна была помощь.
Сильвен шипит что-то невнятное и подползает к костру. Я вижу, что у его пояса болтаются привязанные зелёной веткой-побегом заячьи тушки. Чёрные глаза их тускло блестят, отражая пламя.
Снова вздрагивает земля. Я прижимаюсь к дереву – кора неестественно тёплая, почти горячая.
– Сильвен… что происходит?
Фэйри зыркает на меня, отвязывает зайцев, раскладывает у костра.
– Вейлу помогать ты не боялась.
Я сглатываю – земля ходит ходуном, а фэйри возится с тушками. Замечаю, как он ножом Марка делает разрез, а потом вытягивает мясо из кожи, как из чулка тонкой вязки.