У Южного полюса
Шрифт:
из глубины и торжествующе посмотрел на нас.
Лишь только мы вернулись к саням, как пингвин опять вышел
из воды на край льда и с еще большим интересом уставился
на нас. Однако теперь, осторожности ради, он держался гораздо
ближе к полынье.
Различными способами, но безуспешно пробовали мы
отрезать его от воды. Стоило нам чересчур приблизиться к нему,
как он опять нырял. В конце концов мы спрятались за кучей
льда и наблюдали за пингвином,
был порядком-таки любопытен.
Он, вероятно, подумал, что мы нашли отверстие во льду
и нырнули в воду, и из чисто научного интереса хотел выяснить,
куда мы девались. Он все таращил и таращил глаза, но мы
бесшумно сидели за кучей льда.
Затем он начал искать нас между нагромождениями льдин.
Лапландец использовал первый удобный момент, чтобы
выскочить сбоку на него. Тут началась дикая погоня, точнее не погоня,
а отчаянный бег взапуски по направлению к полынье.
Лед был гладок, как зеркало. Пингвин немедля бросился
плашмя и с быстротой молнии заскользил по блестящему снегу.
Всегда, когда их преследуют, пингвины применяют этот способ
передвижения. Несколько раз нам чуть не удавалось его
поймать, но он ловким движением увертывался от нас, а мы
скользили и падали на гладком льду... Так продолжалось до тех пор,
пока пингвин прежде нас не достиг разводья и не скрылся из
глаз.
Разочарованные, но в то же время заинтересованные, мы
прошли примерно еще три английские мили по дороге к лагерю.
И вдруг недалеко от нас пингвин вынырнул опять из узкой
полыньи. Ему как будто был известен наш маршрут!
Самоуверенно выпрямившись во весь рост, он опять стоял перед
нами.
На этот раз пингвин не ушел от нас. Мы застрелили его
из моего мелкокалиберного ружья. Следы рук, оставшиеся на его
лапах, позволяли не сомневаться, что это та же самая птица.
Вскоре после того, как мы заполучили этот прекрасный
экземпляр, я въехал на своих санях на чрезмерно тонкий лед,
и, прежде чем успел заметить ненадежность льда, сани мои
провалились.
Сани с пятью собаками находились в воде, а я с другими
пятью собаками стоял на краю льда, натягивая и дергая
постромки. При этом я сам сорвался в воду, но выбрался без
посторонней помощи на прочный лед, еще до того, как
лапландец с другими собаками явился мне на подмогу. Объединенными
усилиями мы извлекли сани и собак из воды. В это время над
морем дул такой пронзительный ветер, что подобная холодная
ванна была достаточно опасна.
По прибытии на главную базу выяснилось, что почти весь
снег
резким.
С помощью солнечного термометра мы сделали очень
интересные наблюдения.
В то время как от облучения солнцем термометр нагревался
и показывал температуру до 10 градусов тепла, температура
окружающего воздуха оставалась близкой к нулю.
Задачей Берначчи во время этих исследований было
зачернить термометр с помощью туши или копоти от лампы. Это надо
было, понятно, выполнить с крайней осторожностью. Часто
проходило много времени, прежде чем удавалось получить
нужный результат.
Однажды Берначчи изготовил таким образом безупречные
термометр... Термометр был покрыт равномерным тонким слоем
копоти, и Берначчи собирался укрепить его в обсерватории.
Лапландец Муст сопровождал его туда в качестве ассистента.
Когда они достигли обсерватории, Берначчи передал термометр
своему спутнику, чтобы тот подержал его несколько минут, пока
он сам забьет гвоздь. Когда это было сделано, Берначчи взял
из рук лапландца инструмент... Что, однако, произошло?
Смеяться ли ему теперь или плакать? Он готов был разразиться
проклятиями, но комизм положения помешал ему это сделать.
Лапландец использовал время ожидания, чтобы до блеска
оттереть своим рукавом грязный термометр, который с таким трудом
закоптил Берначчи.
Муст гордился своим достижением и жаловался на эту
«жирную копоть», которая на все ложится.
Становилось все теплее и теплее. Разводья во льду, так
долго сковывавшем море, делались все больше и больше. Для
вылавливания из моря образцов флоры и фауны мы могли теперь
пользоваться нашими каяками и маленькими парусиновыми
лодками. С помощью этих крошечных суденышек был выполнен
ряд глубоководных измерений вокруг мыса Адэр.
Обработка собранных материалов отнимала у нас много
времени. Мне приходилось разрабатывать планы новых поездок
и повторного обследования мест, в которых мы побывали зимой,
одновременно наблюдать жизнь животных летом.
Солнце с каждым днем поднималось все выше, а сильное
отражение лучей от снегового покрова еще более усиливало
освещение; фотографировать в силу этого становилось все труднее
и труднее.
Если по утрам мы могли теперь выдерживать экспозицию