Укради у мертвого смерть

Скворцов Валериан

—- Я испытываю к вам растущие симпатии, господин Се­вастьянов, — сказал юрист в дверях гостиницы.

Швейцар в кирпичного цвета сюртуке и черном цилинд­ре сказал в микрофон:

— Голубой «ситроен» к дверям!

Эфраим Марголин открыл дверцу для русского и только потом, обежав капот, принял руль у перегонщика.

Он разгадал игру бухгалтера. Взять все восемнадцать миллионов, с которыми и в Америке примут с распростер­тыми объятиями. Марголин готов к услугам!

Бруно Лябасти, бывший легионер и обладатель полови­ны миллиарда долларов,

словно бродяга валялся в одежде в боцманской каютке моторной яхты «Ветер с Востока», сня­той на два дня.

В квадратном иллюминаторе, выходившем на мангровые заросли, поднимались и опускались сероватые облака. На­верное, вот так в дни после больших побед, достававшихся кровью, отлеживались капитаны пиратских фрегатов и бри­гов, приткнувшись на мелководье у островов Пряностей, как называли когда-то здешние края. В череде тихих дней зале­чивались раны, крепла надежда на доставку сокровищ к род­ным берегам.

О каком береге мечтать Бруно?

Он поднялся с узкой койки, потоптался в носках на ков­рике. Хотелось походить, размяться.

Предстоял решающий ход в игре с этим Севастьяновым. Монетка подброшена. Какой стороной упадет...

Непогашенных долгов не оставалось. Сын устроен и обес­печен. Рене состарится независимой... И только поэтому лег­ко уходить?

Остается любовь, бесплотная, единственное, чем одарила судьба в конце жизненного пути. Самым дорогим. Как пове­дет себя Барбара с этим русским?

Усилием воли Бруно заставил себя думать по-немецки.

Расстался с именем и родиной, с женой и благими надеж­дами, не состоялась любовь, обложен, как волк. Смерть, ко­торую ему предлагает старикашка Ли, вызревала в нем с того самого дня, когда Дитер Пфлаум исчез на берлинской окра­ине после проигранной войны.

В иллюминаторе серая кисея мороси уходила в море, сливалась с волнами. Остров Сентоза исчез.

Зазуммерил радиотелефон.

Рутер сообщил;

— Сэр, Марголин и русский выехали из «Пенинсулы». На переправе будут через пару минут.

— Что за вид у Эфраима? Довольный?

— Сияющий, сэр.

— Спасибо, Рутер. Теперь выезжай сюда; переправляйся катером. Займешься приемом гостей. Я что-то неважно по­чувствовал себя. Перебрался из большой каюты к команде. Попытаюсь отлежаться часок. Начинайте чаепитие, и после этого запускай девушек... Русским займусь лично.

Бруно открыл записную книжку.

Сколько себя помнил после демобилизации и получения французского паспорта, он только и имел дело с огромными суммами, которые либо присваивал, либо оберегал. Он мог бы сказать, что шестизначные цифры стали его окружающей средой.

Сколько же оставить заправилам Крута?

— Да ничего, — пробормотал он по-немецки. — Если деньгам суждено быть отстиранными моей смертью, имею незыблемое право оставить все Жоффруа...

Вспомнил про восемнадцать миллионов, на которые пре­тендует Севастьянов. Включая проценты, платеж составит около двадцати.

Русский примет взятку?

Простая мысль вдруг пришла: нет, все-таки потребует восемнадцать, полностью.

В этом варианте бернский кодированный счет «поплы­вет». С него придется перегонять в какой-то иной банк двад­цать миллионов, возвращать их Севастьянову чеком или другим путем. Деньги, побывавшие в преисподней "Крута, выскочат на белый свет, да в каком количестве! Но лишь в одном случае. Если русский отнесет их своему правительст­ву. А это — чушь.

Пусть возьмет деньги...

Клео Сурапато украл деньги у Васильева. У Клео —- он, Бруно. А Севастьянов ничего не украл, но получил все.

Он представил, как Севастьянов, подобно Дитеру Пфлауму, начнет иную жизнь, с другим именем и в другой стране. Останется кто-нибудь из близких у него за «железным зана­весом»?

Как повторяются судьбы! Его, завершившись, вызовет появление новой, почти схожей и в будущем обреченной, наверное, на такой же конец. Нет, русский тоже крадет, крадет смерть у мертвого!

Дождливый и пасмурный вечер, плохое самочувствие, изболевшаяся из-за Барбары душа... Других причин уны­нию нет.

Севастьянов, дитя материальных лишений и бесконеч­ных пространств среди глубоких лесных сугробов, в которых запрятаны ракеты с атомными боеголовками и лучшие в мире танки, должен быть романтичен до наивности. Должен.

Девушка, которая скользнет в каюту, отведенную для Се­вастьянова, и прошепчет: «Я — твой десерт», будет источать аромат тех же духов, который оставила русская леди в его номере в «Амбассадоре». Он примет взятку в миллион. Или оставит двадцать себе. И судебное слушание о банкротстве Ли Тео Ленга, бывшего партнера «Ассошиэйтед мерчант бэнк» проскочит незамеченным.

Украв двадцать миллионов у своего правительства, Сева­стьянов украдет у стряпчего Ли и тех, кто за ним стоит, его, Бруно, смерть.

Зазвонил радиотелефон.

— Это Марголин, господин Лябасти.

— Как обстоят наши дела?

— Складывается впечатление, что он твердо хочет все. Настаивает также на платеже через бангкокское отделение «Банка Америки». Думаю, потому, что сразу с яхты намерен отправиться в Бангкок, не возвращаясь в торгпредство.

— Хорошо. Пусть будет этот банк... Проводите его в кор­мовой салон, развлеките несколько минут. Я иду... И — се­кунду... Свяжитесь с Джефри Пиватски. Он полетит с Сева­стьяновым в Бангкок первым же утренним. Эскорт не повредит ни парню, ни нам. Спасибо, Эфраим.

Бруно вдавил кнопку «памяти» радиотелефона.

— Слушаю, сэр, — ответил на вызов Рутер.

— Развлекаетесь?

— Гости разогреваются, сэр.

— Паспорт, желательно нейтральной национальности для русского, Рутер, к рассвету. Качество пусть проверит лично Пиватски... Не исключено, что их консул явится в полицию с оповещением об исчезновении сотрудника торг­предства уже через несколько часов. Думаю, они не будут ждать до утра... Поэтому никаких шероховатостей в Чанги перед отлетом. Спасибо, Рутер.