Ушастыи? призрак
Шрифт:
— И что будем делать? — Спросила я.
Хукку вздохнул.
— Исправлять чужие косяки. Как всегда. Пошли знакомиться, Рани. Времени мало, но — постараемся уложиться.
Через эту ограду я уже лазала, это было не сложно. Но Хукку сложил руки в замок и предложил "подкинуть", словно сажал на высокого коня. Я невольно улыбнулась — это было неожиданно и приятно.
— Идешь со мной. Дальше, чем на три шага не отходишь. Ни у кого, кроме меня, никакой еды-питья из рук не берешь. Имени не говоришь. Назад не оглядываешься. Ритуалов не творишь, молитв не читаешь. И, главное, никаких обещаний не даешь.
Вперед!
ГЛАВА 38
...Так вот каким этот сад — парк был тогда. Уютным, красивым. Немного асимметричным, но, приглядевшись, я поняла, в чем тут фишка. Разбивали его так, чтобы вид, приятный глазу, открывался из каждого "господского" окна.
Запустение уже коснулось его: никто уже давно, год — так точно, не подстригал кусты. Давно никто не мел и не выравнивал дорожки, посыпанные крупной речной галькой и сквозь них вовсю пробивалась трава.
Но замысел садовника был ясен, как теорема Пифагора.
Сто лет спустя от него не останется и следа — свободные пространства затянет серебристый неприхотливый ивняк, а под покосившейся беседкой будут жить лисы.
Призрак бежал впереди, помахивая хвостом, похожим на висящее полено и тревожно принюхиваясь. Хукку шел за ним, иногда отводя рукой ветки, опустившиеся слишком низко. Я брела последняя, стараясь попасть в след. Не то, чтобы это было важно... просто на тропах времени не стоит оставлять лишнего.
С каждым шагом тень дома словно обретала плоть, становясь... живой и настоящей. К моменту, когда мы подошли к лестнице, ступени выглядели уже вполне себе каменными.
— Рискнем? — Спросил Хукку.
— А нам что-то всерьез грозит?
— Ничего... кроме самой Глубины. Но время еще есть. Сутки только начались.
Призрак опередил нас, взлетев по лестнице и толкнул тяжелые двери лапами. Ничего у него, конечно, не вышло — не фанерка, чтобы пес вот так смог войти.
— Хорошо, — что-то про себя решил Хукку, — пойдем и мы. Постучим.
— А если не откроют?
— А мы настойчиво постучим...
Опасения оказались напрасными. Двери открылись.
Я во все глаза смотрела на здоровенного, как шкаф, человечища и понимала, что ничего не понимаю. Это был он. Тот, кого Лизавета называла Павлом Егоровичем.
Тот, который мне снился.
Ведьмин сон? Или еще проще — память крови?
Громадный мужик словно не видел нас, поднимающихся по ступенькам. Он смотрел только на Призрака и был не на шутку рассержен.
— Явился — не провалился! Ста лет не прошло, — гулким, низким басом выдал он.
Призрак, без малейших следов раскаяния, сунулся между ним и дверью, в холл.
— Да нет, как раз прошло... — заметил Хукку и наклонил голову в быстром приветствии, — Доброго дня, уважаемый. Мы не представлены, но придется это как-то пережить.
— Вы... кто? — Вскинулся хозяин. — Отворотка слетела?
Хукку хотел ответить, но тут из глубины дома раздался горестный вой черандака, и мы все, толпой, поспешили узнать, что так расстроило проводника. Едва в дверях не столкнулись.
Призрак скорбной тенью стоял над... мертвым телом. Парень, молодой, одетый в кожанку и буро-зеленые штаны лежал навзничь, словно споткнулся. Серая полотняная кепка валялась рядом.
Черандак повернул голову и уставился на мужика требовательным взглядом.
— Не успел прибрать, — повинился тот. За само убийство, что характерно, он никакой вины не испытывал, только за бардак в холле.
— Что случилось-то? — Мирно спросил шаман. — Не так же просто вы его.
— Нечего было руки распускать! — Звонкий гневный голос немедленно заполнил пустой холл до краев, отразился от стен и пошел гулять по пустым анфиладам. — Решил, что раз власть теперь его, так может с наследницей Мызникова как с доступной женщиной...
— Обидел он Лизоньку, — обстоятельно пояснил мужик, — схватил. По... — кхе... Лизавета Андреевна, шли бы вы отсюда. Вот, хоть чайку бы согрели.
Девушка пренебрежительно фыркнула, развернулась, взметнулись концы шали и через мгновение легкие, почти неслышные быстрые шаги затихли в глубине дома.
— Лизавета Андреевна — девушка честная и строгая, — прогудел мужик. — Зря парень с ней так. Не всех можно вот прямо хватать и щупать. Можно и получить на орехи.
— Ну, судя по всему, этот герой-любовник получил с верхом, — кивнул Хукку. — А с псом что?
— А что такое? — Мужик удивился так натурально, что даже наивной мне стало кристально ясно — рыльце у него в пушку.
— Нойдам не врут, — заметил Хукку. По своему обыкновению негромко, но силой надавил, спокойно и привычно. — Особенно, если помощи хотят. Или я ошибся и у вас все хорошо?
— Лизавета ни в чем не виновата, — выпалил мужик.
— Она необученная?
— Ее даже не посвящали. Не принято это у Мызниковых. Сыновей посвящают, вот, Дмитрия Андреевича честь-честью к камню водили. Только погиб он в Турецкую кампанию. А Лизавета... Она хранительница крови, а больше ничего. Была просватана, да жених тоже где-то сгинул. А вы, сударь... правда, что ли, нойда? Всамделишный?
Самовара не ставили. Он был, темнел на кухне чуть подкопченным боком, но от него веяло холодом, а воду Лиза согрела по-простому, в чугунке. Даже и не согрела, просто вынула уже горячую из печи, что топилась просто для тепла. А заодно и готовили.
Черандак откровенно улегся поперек порога.
— Может, каши с дороги? — Хмуро и как-то обреченно поинтересовалась девушка.
— Не голодны, — мотнул головой шаман. — Да и от чаю, спасибо, откажемся.
— Что так? Или не с добром пришли?