В капкане у зверя
Шрифт:
Она стояла на коленях. Обнаженная. Над ее хрупкой фигурой возвышались трое мужчин. Они были полностью одеты. Брюки, рубашка, пиджак, галстук. Какой-то дикий сумасшедший контраст возле ее белоснежного тела. Но Давид бы смирился и с этим, остановись она. Нет же, хитрая дрянь решила превратить его в зверя, начисто стерев человеческую половину. Давид не мог отвести взгляд. У всех троих, окружавших ее сплошной черной стеной мужчин, было его лицо. Его, бл*дь! Три его точных копии. Даже рана на переносице от ее удара. Давид еще раз посмотрел на Аню. Не нужны были яркие цвета, чтобы понять, какая лента повязана вокруг ее тонкой шеи. Темные концы шелка спускались на небольшую грудь с набухшими сосками. Но все остальное оставалось перед глазами размытой пеленой. На сосках, груди и губах блестели капли спермы. Его двойника, стоящего слева, Аня обнимала рукой за бедра. Он же, обхватив ладонью набухший член, держал его у ее губ. Тот, который стоял позади, крепко держал ее за волосы, оттягивал голову назад. У двойника справа тоже была расстегнута ширинка. Аня сжимала ладонью его член и ловила губами струю спермы,
Он прочитал два раза. Три… Еще раз… И еще. Пока молчаливая надпись не зазвучала в голове. Пелена перед глазами стала черно-белой. Как изображение на рисунке. Когти вырвались вперед. Он не понял, как вонзил их в обивку дивана, как превратил в щепки деревянные панели. Каким-то образом вырвался из дома и начал крушить все, что мутными очертаниями пробивалось сквозь завесу ярости. Стволы деревьев превращались в изуродованные карандашные наброски. Но перед глазами все равно была она. Анна. На коленях. В окружении трех его копий. Бесстыдно отсасывающая у каждого и наслаждающаяся этим. Шлюха, которая поимела его во всех смыслах этого слова. Только с наступлением тьмы, Давид понял, что голый стоит посреди разрухи, которую сам же и учинил. Пальцы были покрыты кровью, когти отслоились от кожи. Он тяжело дышал, рассматривая погром. Но в руке все так же сжимал рисунок. Только теперь он был забрызган кровью. И во рту — привкус чертова винограда. Он ее найдет. Найдет и оттрахает за всех троих. Стараясь глубоко дышать, он поднялся обратно в спальню. Она превратилась в хаос. Переступая обломки, Давид подошел к столу. С трудом он отыскал телефон, но ключи от машины как сквозь землю провалились. Он осмотрел все, отшвыривая в стороны испорченные вещи. Пока странное предчувствие не накрыло очередной пеленой. Давид опять вышел из дома. Машины не было. И кажется, он знал, кто на ней уехал. Давид не осознавал, что хищно улыбается, пока не заболели челюсти. А он-то, идиот, думал, с ней что-то случилось. Ничего, он и так доберется до ее дома. А потом сделает с ней то, что она столь талантливо нарисовала.
Вода была настолько холодной, что даже у него, способного выдерживать арктические морозы, посинела кожа. Зуб на зуб не попадал, а пальцы окоченели и не сгибались. Он простоял под ледяным потоком больше часа. Вода смыла грязь и кровь, но не могла вымыть из головы клубок ядовитых мыслей. Они извивались и шипели, как встревоженные змеи. Кто-то угрожает стае. У него труп и едва живая девушка. Он собирается отменить Восемь Охот — главное событие в жизни каждого оборотня. Вдобавок ко всему разругался с сестрой и выставил ее из деревни. Но ничего из этого даже близко не тревожило его так, как Анна. Думая о ней, он забывал обо всем. Были только она и животное желание, которое сжигало его изнутри. Волк — сторона его души, подчиняющаяся только инстинктам, выгрызала и выцарапывала путь наружу, на свободу с одной лишь целью — обладать Аней. Давид не знал, сколько еще сможет сдерживать и контролировать свои желания. С каждым часом, с каждой минутой, они становились все сильнее, темнее, извращеннее. Он представлял, как проделает с ней вещи, которым даже не знал названия. Глядя на окружающий мир, он видел только Аню, скромную и бесстыдную, гордую и распущенную. Она предлагала ему себя и брала у него все, что только могла. Ему уже было абсолютно наплевать, кто и сколько раз имел ее до него. Потом он просто найдет каждого и выпотрошит. Она будет пахнуть только его запахом, кричать от его прикосновений. Умолять, чтобы он ее ласкал. Она признает себя его собственностью, и будет этому чертовски рада!
Когда кожа уже начала утрачивать чувствительность, Давид выключил воду и выбрался из кабинки. Руки с трудом двигались, и он не сразу смог снять полотенце с крючка. Кое-как обернув его вокруг бедер, Давид вернулся в разгромленную спальню. Из горла уже рвались ругательства, но он подавил их, беря себя в руки. Анне удалось то, чего не удавалось никому: он полностью утратил контроль над собой. Она просто стерла границу между зверем и человеком. Он застрял где-то посередине, одержимый яростью человека и свирепостью животного. Опасно близко к сумасшествию. Давид знал: там, в красном мареве, можно остаться навсегда. Оттуда слишком сложно выбраться. Никто, ступивший за пелену ярости, не желает возвращаться в реальный мир. Потому что там нет запретов. Там можно все. Никакие нормы придуманной морали и лживые жизненные ценности не действуют на территории крови. Можно делать все, чего желает человек, пользуясь силой волка. Однажды Давид уже побывал там. В юности, когда едва не убил придурка, поставившего в опасность стаю. Но тогда в нем проснулся инстинкт вожака, защитника. Сейчас же… Давид не мог врать самому себе. Он чувствовал, что Аня должна принадлежать ему. Должна быть его собственностью. Он один имел на нее право, и больше никто. И сейчас Давид со всей отчетливостью понял: это чувство не исчезнет просто так. Чтобы избавиться от наваждения, только секса с ней будет недостаточно. Он хотел, чтобы она признала его своим хозяином, чтобы отчетливо понимала, что принадлежит ему. Чтобы ХОТЕЛА принадлежать ему, подчиняться, удовлетворять. Она была совершенно невероятной. Давид опустился на разодранный диван и уставился на рисунок. Он и вообразить не мог, что у скромной художницы, забитой матерью, такое воображение. Она была одним сплошным противоречием. Пахла страхом, когда он приближался, но все равно продолжала
Давид аккуратно вложил рисунок в папку с документами. Он его сохранит. Он, черт возьми, найдет лучшую раму, вставит под стекло и повесит над их кроватью. И лучше не зацикливаться на мысли, как легко он думает об «их кровати». Давид убрал папку и выудил из-под разбросанных бумаг телефон. Он пролистал список входящих вызовов и нашел неподписанный номер. Звонок Стаса с телефона Ани. Со Стасом он тоже разберется. Объяснит, что не стоит даже думать о ней. Анна — его собственность. А за свою собственность он будет разрывать всех. Давид нажал на черный ряд цифр. В динамике послышались равнодушные гудки. Один, второй, третий. После седьмого он отключился и нажал снова. Все повторилось. Едва ли не вдавливая экран в корпус, Давид набрал еще раз. Еще. И еще. Седьмой или восьмой вызов оборвался на середине гудка. Давид удивленно уставился на экран. Она сбросила его звонок. Сбросила… Давид упорно продолжал набирать Аню, но результат был тот же: она сбрасывала, а затем вообще перестала на них реагировать. Поставила в черный список? Он усмехнулся. Наивная глупышка. Он ведь все равно до нее доберется. Входящий звонок застал врасплох. Давид сжал телефон, но это оказался Вадим.
— Да?
— Встреча отменяется?
Давид нахмурился:
— С чего ты взял?
— Ты же уехал! — В голосе Вадима слышалось удивление.
Где-то на границе сознания Давид уже понял, что произошло. Он даже удивился, что смог ответить спокойным тоном:
— Нет. Я у себя.
— Но… — На секунду Вадим замолчал, и Давид отчетливо услышал щелчки мыши и стук пальцев о клавиатуру. — Подожди минутку!
Давид тихо засмеялся. Ну он и идиот… Ему даже в голову не могло прийти, что она осмелится на подобное. Он так привык подавлять всех вокруг одним только своим присутствием, что и мысли не допускал о чьем-либо неповиновении. Аня же ему сопротивлялась. Она просто вынимала наружу все его нутро, а затем вставляла обратно, меняя местами органы. Он чувствовал себя разбитым, потерянным и слабым. Да он ведь ни черта не решал в этой жизни! Потерял контроль абсолютно над всем. Она делала все так, как хотела. И плевала на него.
Когда он заставлял ее уехать, оставалась. Когда запугивал, шла вперед. Когда целовал, сопротивлялась. А когда приказал остаться, уехала.
Едва слышный бубнеж Вадима вернул Давида в реальность. Он кому-то отдавал распоряжения, и даже на расстоянии Давид слышал страх в его голосе. Ну хоть кто-то его до сих пор боится.
— …Приблизь камеру… Просто нажми здесь на паузу… Нет, еще… Что ты делаешь?.. — И затем уже громко Давиду, — Кажется… хм… проблема с твоей машиной… Я могу приехать раньше?
Давид не мог прогнать с лица улыбку. Сначала дала ему в нос, потом оставила рисунок. И в конце смылась из Крельска на его же машине.
— Конечно. И захвати видео.
Секундная пауза:
— Обязательно. Скоро буду.
Давид отключился и тут же пролистнул список, выискивая еще один номер. Он вдруг почувствовал себя безжизненным роботом, машиной, методично выполняющей поставленные задачи. Он со всем справится. Всегда справлялся. Нужно просто снова взять себя в руки. До Ани он доберется. Она УЖЕ принадлежит ему. Сначала он разберется с ублюдком, истребляющим его стаю, выместив на нем весь свой гнев. А потом… Потом устроит себе отпуск.
Давид приложил телефон к уху. На этот раз ответили сразу же. Серьезный голос начальника безопасности настороженно спросил:
— Да, Давид Александрович?
— Здравствуй, Антон. — Давид потер зажившую переносицу.
— Здравствуйте. Что-то случилось?
— Да. — На секунду Давид задумался.
Он не знал, как объяснить происходящее между ним и Аней. Его не волновало, что могут подумать остальные. Он — вожак, и значение имеет лишь его мнение. Дело было в другом — он хотел, чтобы все связанное с Анной было в секрете. Хотел ее спрятать, чтобы единолично владеть ею. И никто посторонний не смеет вмешиваться в их отношения. Давид снова едва не расхохотался. Отношения?! Нет у них никаких отношений, кроме его болезненной тяги.
— Давид Александрович? — Голос Антона звучал все более встревоженно.
— Да… Да. Слушай… Помнишь внучку Анфисы Павловны? Ты собирал о ней информацию.
— Конечно!
— Так вот у нас с ней случилось небольшое недопонимание. — Давид взглянул на часы. — Часов пять назад она выехала в Питер. Ее нужно найти.
Заминка на том конце вызвала новую волну раздражения.
— С этим ведь не возникнет проблем?
— Э-э… — По невнятному мычанию Антона стало ясно, что проблемы возникли уже.