В мир А Платонова - через его язык (Предположения, факты, истолкования, догадки)
Шрифт:
Присутствующее формально во всех перечисленных выше четырех примерах формально грамматическое сравнение перерастает (по содержанию) - в метафору. При этом метафора может быть выражена потенциально любым синтаксическим оборотом: и именной группой определения с прилагательным:
шелковые чулки поросячьего цвета; и приложением:
Идя к обеду, он [Ганин] не подумал о том, что эти люди, тени его изгнаннического сна, будут говорить о настоящей его жизни - о Машеньке; и, конечно, разнообразнейшими видами эксплицитного сравнения:
В профиль он был похож на большую поседевшую морскую свинку;
Прелестна, слов нет,... А все-таки в ней есть что-то от гадюки (все четыре примера выше из Набокова); а также собственно глаголами и предикативами:
Тишина цветет; Белое платье пело в луче (Блок); Луна, опаляющая глаз; Жара в окне так приторно желта; Далекий свет иль звук - чирк холодом по коже (три последних примера из Ахмадуллиной).
Преобразуясь из более обычной, эксплицитно-глагольной, т.е. рематической, "характеризующей" формы - в именную (презумптивную, т.е. тематическую, "идентифицирующую"), сравнение, так сказать, оживляется, еще более "поднимаясь в ранге" своей метафоричности:
Ожог глазам, рукам - простуда, любовь моя, мой плач Тифлис... (Ахмадуллина)
Тут какая-то потенциально даже "медицинская" терминология (ожог глаза такой-то степени...) остраняется тем, что зависимое слово метафорического сочетания оказывается не в родительном (что было бы стандартно), а - в дательном падеже. Возникает поэтическое наложение смысла двух грамматических конструкций (здесь - генитивной и дативной):
1) Тифлис [такой же яркий для] глаз [как] - ожог
и
где второе осмысление как бы на заднем плане.
Истолковать метафоры с генитивом: Иглы ресниц, Пятаки сыроежек, Рты колоколов, Булки фонарей, Оборки настурций, Глаза озер, - все примеры (без толкований) взяты из работы (Кнорина 1990:117-120) - можно следующим образом:
Ресницы [напоминающие, или торчащие в разные стороны, прямо как какие-то] - иголки; Сыроежки [похожие на] пятаки ; Колокола [с нижней частью, как раскрытые] - рты ; Фонари [похожие на] - булки; Настурции - оборки [у платьев]; Озера ?-при взгляде сверху, как бы с птичьего полета> - [будто] - глаза [самой земли].
Хотя грамматически должно выходить, вроде бы, что "в норме зависимое слово, стоящее в генитиве, всегда уточняет, доопределяет опорное слово конструкции" (Кнорина 1990: 116), но зато в действительности, реально опорным выступает, наоборот, то слово, которое стоит в родительном, а определяет его (т.е. служит предикатом) - слово в именительном.
Подробно описавший данные конструкции А.В.Бельский (1954) указывал, что слово в генитиве имеет прямое значение, а его слово-хозяин - метафорическое. Вот как им описывается сам кофликт, лежащий в основе данных сочетаний:
"Грамматика конструкции не совпадает со структурой логического суждения, лежащего в ее основе"; "интонация генитива при метафоре сообщает ему характер предиката, но по логике этой конструкции смысловым предикатом является метафора"[149]; "родительный падеж в этих конструкциях грамматически - определяющее слово, а семантически - определяемое" (Бельский 1954: 288-290). Сходным образом суть метафоры с генитивом описывалась и в работах (Григорьев 1979: 227, (Шендельс 1972: 49) и др.).[150]
В принципе та же структура - вначале загадка, а потом, вслед за ней намек на отгадку или какая-то подсказка, с помощью которой ее можно разгадать - описана как характерный прием построения поэтического текста у О.Мандельштама в работе [Успенский 1996]. Там показано, как поэтически остраненное слово "тянет за собой" цепь паронимически и ассоциативно связанных с ним слов и образов: ливень (бродит с плеткой ручьевой) парень>; улитки (губ людских) - улыбки>; настроживает - настраивает; держится настороже>; нарывал (о винограде) - созревал>; омут ока - и т.п.
Множественность осмыслений и противоречивость
Опущение связки и вынесение вперед "загадки" или смыслового центра, т.е. наиболее важного в сообщении, вообще сродни недоговоренности, в частности, таким ее проявлениям, какие мы встречаем в разговорной речи с характерным для нее порядком слов где на первое место выносится главное, или смысловой центр сообщения (Ширяев 1986), а также в речи внутренней, "эгоцентрической" (Выготский 1934 (Пиаже)); (Жинкин 1964). В любом случае читателю необходимо знание отсутствующего в высказывании контекста, иначе сама аналогия, взаимное соотнесение смыслов (условных "субъекта" и "предиката") рискует остаться непонятным. Это касается, конечно, не только генитивных сочетаний, но и любых других (вот пример - уже не собственно с метафорой, а с метонимией-загадкой, оформленной в виде согласованного прилагательного):
гитарные ночи (Набоков), т.е., видимо, ночи [проведенные без сна, с пением под] - гитару.
Оговорка. Метафора при генитиве совсем не обязательно бывает связана лишь с недоговоренностью. Иногда с ее же помощью автор нанизывает друг на друга как раз избыточные, "двоящиеся" самоповторами смыслы. Это выступает, например, одним из основных приемов "работы с языком" у А.Платонова:
Около паровоза... всегда стоял табор народонаселения (ВМ)[151]...
При помощи характерного нагромождения в словосочетании-неологизме табор народонаселения индуцируется некое поле "осциллирующих, просвечивающих через него" смыслов (Тынянов, Толстая-Сегал, Перцова), а именно приблизительно следующих (в квадратных и угловых скобках - фрагменты смысла, которые как бы следует достроить в нашем воображении):
около паровоза всегда стояла [толпа людей]; или
[толпой] стояло [все] население [поселка];
[люди] стояли табором - ;
[располагался как бы целый] табор;
[постоянно толпился какой-то] народ...
Следует заметить, что тут - даже при избыточности и нарочитом отступлении от языковой нормы имеет место и недоговоренность - с наложением, контаминацией и неопределенностью выбора между альтернативными вариантами-оттенками этих смыслов.[152]
С помощью генитивной метафоры (или, шире, с помощью смыслового переноса), как правило, достигаются две цели одновременно: происходит компрессия, сокращение речи (сокращение того, что иначе можно было бы сказать с помощью сравнительного оборота) и, в случае удачи, возникает особая экспрессивность, когда к толкованию исходной ситуации, угадываемой на основании слова-презумпции (т.е. в данных конструкциях - слова, стоящего в генитиве), как бы ненароком привносится, привлекается - и на нее накладывается уже иная ситуация, сходная, по мнению автора, в том или ином отношении с рассматриваемой. Она расширяет и "расшатывает" наши представления о связи явлений в возможных мирах - или вообще о границах реального, "умопостигаемого":
ухабистый матрац; холодок восторга (обе - Набоков) - Т.е., по-видимому,
матрац [такой же неровный, как по дороге, изрытой] ухабами;
восторг [ощутимый в душе как некий особого рода] - холодок .
Здесь при толковании второго примера примем во внимание сопутствующий контекст: герой "Дара", Мартын, стоит рядом с вызывающей в нем сложные чувства женщиной, к тому же - на берегу моря. (Помимо всего прочего, за этим выражением возможно "сквозит" еще и пушкинский быстрый холод вдохновенья.)