В Объятиях Соблазна
Шрифт:
— А может, ты вообще передумал выдворять мисс Недотрогу из нашего палаццо? Смотрю, ты с каждым днем все больше млеешь рядом с ней. Поди прикипел к ее невинным глазкам и трепетным вздохам?
Темные глаза Лауры вспыхнули опасным огнем, а голос сочился неприкрытой ревностью:
— Неужто наш неприступный Марко влюбился? Ха, вот будет потеха! Ты только подумай — грозный Альвизе, мечта всех женщин Венеции, сохнет по тощей чужестранке! Ох, животики надорвут от смеха, когда узнают. Великий соблазнитель пал к ногам недотроги, свят-свят!
Она картинно всплеснула
Лаура осеклась на полуслове, когда я в один шаг преодолел разделяющее нас расстояние и жадно впился в ее губы требовательным поцелуем. Куртизанка слабо вскрикнула от неожиданности, но тут же с жаром ответила, прильнув ко мне всем телом.
Я целовал ее грубо, почти до боли, наказывая за дерзкие речи и вымещая разбуженную страсть. Прикусив пухлую нижнюю губу, с силой втянул ее в рот, упиваясь сладостным привкусом. Моя рука скользнула на затылок любовницы, запутываясь в темных локонах и фиксируя в безжалостном захвате.
Лаура глухо застонала, но не отстранилась, плавясь в моих объятиях. Ее податливое тело мгновенно отозвалось на грубую ласку, пробуждая во мне привычный голод. Свободной рукой я рванул корсаж, обнажая роскошную смуглую грудь. Куртизанка ахнула, выгибаясь навстречу жадным прикосновениям.
Мы целовались самозабвенно, лихорадочно, почти задыхаясь от нехватки воздуха. Наши языки сплетались в неистовой дуэли, вырывая хриплые стоны. Тонкий шлейф ее парфюма, игривый и волнующий, щекотал ноздри, погружая в густой мед желания.
Мои пальцы грубо мяли напрягшиеся соски, посылая по ее телу судорожную дрожь. Одним рывком я раздвинул ее колени, пристраиваясь меж бедер. Лаура жарко выдохнула и подалась вперед.
Кровь стучала в висках бешеным ритмом, в паху пекло огнем.
Сметая все на своем пути, я овладел ею прямо на столе — яростно, почти жестоко. Куртизанка вскрикивала, царапая мою спину, насаживаясь на каменный ствол. Ее ноги стиснули мои бедра, пятки впились в ягодицы, подгоняя и дразня.
Волны оглушительного, почти мучительного наслаждения накатывали, все учащаясь. Низ живота скрутило тугим узлом, каждое движение отдавало сладкой судорогой. Из груди рвался протяжный рык, отражаясь от стен гулким эхом.
Спустя вечность я наконец излился, содрогаясь в пронзительной агонии экстаза. Ослепший, оглохший, обессиленный. Распластался на Лауре, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Куртизанка гладила мои взмокшие волосы, бессильно постанывая.
Когда жар схлынул, сменяясь гнетущей тяжестью, я с трудом приподнялся на локтях. Взглянул на разомлевшую любовницу. Лаура смотрела на меня шальными глазами, приоткрыв искусанный рот. Лихорадочные пятна румянца заливали щеки, растрепанные локоны липли к влажному лбу.
Но вместо привычного довольства я ощущал лишь глухую опустошенность. Не было ни легкости, ни сытости — лишь болезненный осадок на душе. Тело предало, приняв обманку за подлинное чувство. И теперь
Брезгливо поморщившись, я отстранился и привел одежду в порядок. Шагнул к столу, плеснул в стакан щедрую порцию виски и залпом опрокинул в себя. Обжигающая горечь немного взбодрила, помогла собраться с мыслями.
— Убирайся, — бросил я хрипло, не глядя на куртизанку. — И передай девочкам — пусть будут готовы. Сегодня у нас большая охота.
Лаура торопливо оправила платье и выскользнула за дверь. Цокот ее каблучков затих вдали, оставив меня наедине с горькими думами. Я тяжело опустился в кресло, обхватив гудящую голову руками.
Что со мной творится, Господи? Сам не свой из-за какой-то смазливой англичаночки. Тело горит и плавится от одной мысли о ней. Кидаюсь на других, чтоб унять эту лихорадку. Но легче не становится, лишь гаже.
Лаура права — такими темпами недолго и голову потерять. Кем я стану, если позволю одной юбке себя окрутить? Посмешищем в глазах всей Венеции! Этого нельзя допустить. Я должен вырвать эту занозу из сердца, пока она не пустила корни.
И есть только один верный способ. Напугать ее до полусмерти, сломить волю, вышвырнуть прочь. Пусть бежит без оглядки в свой чопорный Лондон и никогда не возвращается. И плевать на дурацкий спор с Олимпией! Глупое мальчишество, не стоящее и ломаного гроша.
Приняв это решение, я почувствовал, как камень падает с души. Правильно, так и надо. Нечего тут сопли разводить. Избавлюсь от искусительницы, и все станет по-прежнему. Верну себе власть и контроль. И ни одна юбка больше не сделает меня слабым. Ни за что на свете.
* * *
Элизабет
После утреннего инцидента с багажом и очередной стычки с Марко мне отчаянно захотелось сбежать из душного палаццо хоть ненадолго. Стены будто сдавливали со всех сторон, напоминая о неприятных открытиях и гнетущих обязательствах. Я задыхалась в этой обители порока, мечтая глотнуть свежего воздуха и обрести ясность мыслей.
Быстро переодевшись в скромное дорожное платье и накинув легкую шаль, я решительно направилась к выходу. Ханна, тут же засеменила следом, на ходу поправляя выбившиеся из-под чепца пряди.
— Мисс Элизабет, погодите! Куда же вы так спешите? — всполошилась она, едва поспевая за моим стремительным шагом.
— Прочь отсюда, Ханна! Мне нужно побыть на воздухе, развеяться. Иначе я задохнусь в этой клоаке разврата!
— Воля ваша, мисс, — покорно вздохнула Ханна. — Только позвольте мне сопровождать вас. Не дело леди разгуливать в одиночестве по чужому городу. Да и кто знает, какие опасности могут подстерегать!
Я на миг призадумалась и нехотя кивнула. Ханна была права — появляться на людях без компаньонки для молодой незамужней девушки было немыслимо. Выходит, и здесь приличия диктовали свои правила. Что ж, по крайней мере, с верной служанкой будет не так одиноко.