Валдаевы
Шрифт:
И Варфоломей подмигнул Гурьяну.
В каморку Авдей вошел посвежевшим, со влажными гладко расчесанными волосами. Окинул своего нового сожителя придирчивым взглядом и спросил:
— Ну, какое звание имеешь?
— Гурьяном меня зовут.
— А еще как?
— Кондратьевич.
— Э-э, я не о том. Что делать умеешь? Я, к примеру, Авдей Ванюгин, кузнец…
— Я тоже кузнец. Деревенский…
— Железо везде одинаковой крепости.
— Плотничаю. Немножко.
— Считай себя мастеровым. Ростом ты дай бог всякому, а хочешь, проверю, силен ли?
— Как?
— Сюда вот сядь, руку дай… Так… Теперь обопрись покрепче локтем о стол… Так… А теперь повали-ка мою руку в любую сторону. Ну, начали…
— Смотри, Гурьян, не поддавайся, — подзадоривал Варфоломей.
Уже через минуту Авдей вспотел от натуги и, встряхивая красной, онемевшей рукой, мрачно признался:
— Твой верх. Паразит Семянников таких любит. Иль другого кровососа нашел?
— Когда же успеть? — вмешался Будилов.
— Тогда со мной пойдешь, — бросил Авдей Гурьяну и завалился спать.
Зимний Никола в Алове — престольный праздник. Готовятся к нему заранее. Каждая семья варит брагу отдельно, а пиво — в складчину. Молодым парням и девушкам к этому дню валяют новые валенки.
В гости к Афоне Нельгину на праздник пришел из Митрополья Парамон Вахатов со своей саратовской гармоникой.
Гуляли весело, народу было много.
Парамон накинул на плечо ремень гармоники, пустил пальцы в пляс по ладам и запел:
Эй, мордвин, ты стар иль молод? Недостатки, холод, голод Изменили весь твой облик. Тянешь ты нужды оглобли. Напиваешься ты в праздник,— Только душу водкой дразнишь. Ты встряхнись и стань героем. Счастье вырвать надо боем! Вместе с русским братом встаньте, Боевую песню гряньте. На дворян войной ступайте, Их с родной земли сметайте!Отчаянно звенела в его руках гармошка. Не успел он закончить песню, как жена Афони Нельгина запела в ответ, точно сваха на свадьбе:
Вай, гармошка твоя тресни: За такие твои песни По головке не погладят, А в тюрьму скорей посадят…Парамон улыбнулся и завел «Во саду зеленом», потом «Среди долины ровныя», «Колодники». А народ в избу все прибывал и прибывал — яблоку негде упасть. С крыльца доносились голоса:
— Что там? Аль свадьба?
— Вахатов песнями угощает.
Притомившись, Парамон умолк. Со вздохом сжались мехи гармоники. Федот Вардаев пригласил гармониста и Афоню Нельгина к себе в гости.
Алово из конца в конец шумело и гудело, словно ярмарка. Гуляли толпами, парами, в одиночку. По здешним обычаям, на Николу-зимнего сперва угощают родные родных, а потом уж как придется. У кого изба не заперта, туда и вваливаются.
Федот Вардаев, ровесник Афони, нашел ключ в потайном месте и отворил сени. Дома посадил гостей за стол и начал потчевать припасенным заранее.
— Дивно ты пел нынче, Парамоша, — нахваливал Федот.
— Кабы Ненила была, может, и лучше бы спел. — Парамон обернулся к Афоне. — Эх, все отдам, и гармошку впридачу, только бы с ней увидеться.
— Можно и дешевле, — усмехнулся Афоня. — Это нынче нетрудно.
— Кабы бог помог.
— У бога своих делов невпроворот. А помочь можно… — Афоня подмигнул Федоту. — Сообразим что-нибудь… А ты, — обратился Афоня к Парамону, — полезай-ка на печку пока.
— Пожалуй, и в самом деле малость полежу, — позевывая, согласился Парамон и направился к печке.
Не успел он заснуть, как к Вардаевым ввалился Марк Латкаев. Он был пьян, как мокрая портянка, и словно только ходить учился, хватался за что попало, лишь бы не упасть. Он ухарски, со злостью, как ему казалось, сплюнул, но слюна застряла в его бороде.
— Вот где я вас нашел! — со значением проговорил он заплетающимся языком. — Где Парамошка? Д-давайте с-сюда его.
— Смотался, — улыбнулся Афоня. — Услыхал, ты его ищешь — и пятки смазывать.
— Домой, что ль?
— Куда же еще?
— Ж-жалко, не п-попался, с-стервец… Мне б т-только в-встретить его…
Марк слезливо всхлипывал, вытирая глаза и нос одной и той же рукой, иссопливил лицо, бороду — был неприятен и жалок, но хорохорился:
— П-пускай, значит, п-попадется… А ж-жену з-з-зарежу, с-суку!.. Бр-резгует мной…
— Раз пришел, будь гостем — садись за стол, пей, закусывай, — успокаивал его Федот.
Марк выпил, а потом — еще и еще, напился до икоты и, неловко откинувшись, захрапел. Положив ему под голову шапку и нагольные рукавицы, Афоня с Федотом уложили гостя на лавку. Тем временем вернулась домой жена Федота, и тот обрадованно сказал ей, чтоб сбегала за Ненилой, пускай забирает своего мужика — Марк, вон он лежит, наглотался лишнего. Жена пошла к Латкаевым. Вслед за ней ушел и Афоня. От нечего делать, Федот облокотился на стол и долго смотрел, как колышется под окном одинокая ветла. Незаметно задремал и проснулся от громкого стука в дверь.
— Любаша, ты? — окликнул в сенях жену. — Одна?
— Со мной Ненька…
Вахатов спрыгнул с печи.
Федот пропустил в сени жену и Ненилу, шепнул жене: — Не раздевайся, к брату твоему в гости пойдем. — И Нениле: — Мужинек твой лишку хватил — спит как убитый, а Парамон… Он здесь, намедни приехал.
— Здравствуй, Ненька! — промолвил грубоватым от волнения голосом Вахатов.
— Здравствуй, здравствуй.
— Ты почему прислала такую вышивку?
— Да ведь другой грамоты не знаю.
— Я твое письмо понял. Только зря ты так про меня подумала. Плохо подумала.
— Так ведь я ждала… Жду-пожду — нет и нет…
— За тебя боялся. И так уж про нас с тобой все треплются — кому не лень… Думаю, мы с тобой теперь каждый год будем видеться. На зимнего Николу, — говорил Парамон, замыкая дверь на засов.
Андрон Алякин не простил мельнику своего позора. При первом же призыве Елисея Барякина забрили в солдаты. Он продал мельницу Вавиле Мазылеву, деньги отдал жене на хранение и строго-настрого наказал, чтоб без него не расходовала ни копейки. И еще наказал, чтобы блюла себя, а если узнает, что грешила, — убьет.