Вариант "И"
Шрифт:
— Хорошо, Али. И когда же главы государств должны прибыть?
— Говорят, уже через два дня.
— Теперь слушай и запоминай: я должен там присутствовать.
— Если сейиду пришлют приглашение…
— Не изображай идиота.
— Тогда как же? Вас увидят, и… — Остальное он договорил мимически.
— Надо, чтобы не увидели.
— Аллах! Аллах!
Словом, все развертывалось, как в мушкетерском романе.
— Но как же это сделать?
— Придумай.
— Сейид хочет, чтобы я попросил об этом моих Ддузей?
— Но ведь друзья тебя не выдадут?
— Нет. Но у моих друзей есть свои интересы; и никто не отдает даром того, что имеет ценность. Ни товара, ни услуги, ни… Ведь и сам сейид хочет на всем этом немало заработать, а?
Уверять, что я интересуюсь из чистого любопытства, было бы неправдой.
— Хорошо. Узнай: во что они ценят такую услугу.
— Незамедлительно, сейид.
— Но при этом запомни вот что…
— Мой слух открыт настежь!
— Если возникнут какие-то неприятности — меня в любом случае могут только выслать. А поскольку виновный всегда нужен, то…
Это он понял молниеносно.
— Не сомневайся, сейид. Мне вовсе не надоело работать в твоем прекрасном доме…
Вот таким непростым путем удалось мне если не получить нужную информацию, то, во всяком случае, сделать существенные шаги, приближаясь к ней. Я вспоминаю об этом так подробно лишь для того, чтобы дать читателю представление о том, в каких условиях приходилось мне работать…"
На этом первая кассета кончилась. Видимо, главное — информация о совещании королей, эмиров, султанов и президентов, которую Блехин-Хилебин, так или иначе, все же получил, должно было запечатлеться на новой кассете. Успел ли старик надиктовать? И действительно ли его последнюю кассету передал мне Стирлинг? Я сменил кассеты. Включил. То была действительно она.
"Мои расчеты в конце концов оправдались, хотя даже и сейчас мне не хочется вспоминать, во что это мне обошлось. Пришлось расстаться с мысльк о другой машине — идею эту я лелеял вот уже много месяцев. Но так или иначе, когда эмиры и президенты съехались на совещание, я уже находился во дворце — в таком месте, откуда видно было не очень хорошо, зато слышимость была почти идеальной. После неизбежного ритуала приветствий хозяин дома, призвав, разумеется, благословение Аллаха, начал свой доклад. Содержание приводить не стану. По сути дела, король фактически лишь изложил своими словами мою идею. Мне интересно было, как станут развиваться прения. Они, однако, начались не сразу. Минут десять слышно было только, как позванивали стаканы с водой и кофейный фарфор.
Изредка кто-то покашливал, но ни один не выказывал нетерпения высказаться. Но вот один из собравшихся, начав, естественно, с неизбежной «басмалля», открыл наконец дискуссию по существу. По-моему, это был египетский президент, хотя полной уверенности у меня нет.
— Русские всегда относились к нам доброжелательно.
Этим он как бы задал вектор обсуждения. И реплики посыпались одна за другой:
— Даже при коммунистах. Мы всегда воевали их оружием. И сейчас тоже вооружены им. Они по-прежнему делают прекрасное оружие, хвала Аллаху.
— Они не признают ислама.
— Верным будет сказать: не признавали. Но раньше они вообще ничего не признавали, кроме своего коммунистического учения. Теперь многое там изменилось.
— Иншалла. Но насколько можно верить русским? Халиф, то, о чем вы сообщили нам, официаль-ное предложение? Или…
— Официального предложения быть не могло — и не будет. Россия сама не начнет таких переговоров. И даже если об этом заговорим мы — никогда не согласится, если мы станем называть вещи их именами. Здесь в любых переговорах уместны лишь иносказания. Но важно не это. Хотим ли мы вести такую политику? Что она принесет нашему миру?
Никто пока не торопился отвечать.
— И второй вопрос, — сказал халиф. — Если мы согласимся — Аллаху же лучше известен правильный путь, — то как возможно будет воплотить эту идею в живые дела? Мне представляется, что никто не вправе будет что-либо делать от имени своей страны. Тут нужно всеобщее согласие или всеобщий отказ.
— Здесь не представлен весь исламский мир.
— И кроме того, мы лишь политики. Решать окончательно, как поступить, невозможно без улама.
— Воистину. Но никто, кроме нас, не решит — следует ли вообще привлекать к размышлениям хранителей веры. Быть может, именно об этом и следует нам обменяться мнениями. Во имя Аллаха.
— Что же, если бы это, по воле Аллаха, удалоесь — Америка не смогла бы больше вмешиваться во внутренние дела исламского мира. По моему мнению, это было бы хорошо.
— Вообще, представим себе картину мира. В нем сейчас одна сила, и военная, и экономическая, и политическая: Америка. С ней часто приходится соглашаться даже тогда, когда мы не хотели бы оказывать ей поддержку. Но для равновесия на весах судеб в мире всегда должно быть не менее двух сторон. Раньше Россия была второй — при всех ее недостатках. Сейчас…
— Сейчас она еще является военной силой. По-прежнему.
— Как знать? Сила проверяется делами; но последние дела, о которых мы можем судить, не производят такого впечатления.
— Это было уже достаточно давно. И кроме того — тогда Россия боролась с мусульманами, и Аллах был не на ее стороне. Но время прошло…
— И тем не менее Россия сейчас не кажется второй силой. Их оружие по-прежнему хорошо, но у них нет более той мощи. Им многого не хватает.
— Именно так обстоит дело. Но если бы она была сейчас второй равной силой, она не обратилась бы к нам за помощью. А ведь, по сути, дело обстоит именно так. Укажите мне, в чем я ошибаюсь.
— Нет, это представляется верным. Как и то, что мы можем дать ей многое из того, в чем она сейчас нуждается. Но что она даст нам взамен?
— Рост могущества ислама.
— Это если она пойдет на такое условие.
— Но ведь они сами предлагают это.
— Не следует ли видеть в этом некоторую хитрость? Русские вовсе не так простодушны…
— Эмиры, никто никогда не занимается поисками того, что не нужно. Не исключено, что русские поняли, что им нужна истинная вера. Если она способна поднимать на великие дела даже малые народы и слабые страны, то что же может она совершить со страной большой и богатой, вся беда которой в том, что она живет без цели и оттого плохо управляется?