Вэкфильдский священник
Шрифт:
— Съ самаго перваго дня нашего знакомства, сэръ, сказала она, — негодяй не переставалъ преслдовать меня втайн предложеніями своей руки.
— И подлинно негодяй! воскликнулъ я:- но я до сихъ поръ не могу понять, какъ человкъ съ такими здравыми понятіями и съ такимъ даже благороднымъ образомъ мыслей, какъ мистеръ Борчель, могъ учинить такую подлость и проникнуть въ честное семейство съ завдомою цлью опозорить его!
— Дорогой мой папа, возразила моя дочь, — что за странное и несправедливое предположеніе? Мистеръ Борчель никогда и не думалъ меня обманывать; напротивъ, онъ при всякомъ удобномъ случа предостерегалъ меня по секрету противъ козней мистера Торнчиля, который, какъ я теперь убдилась, гораздо даже хуже, чмъ онъ его описывалъ.
— Торнчиль? прервалъ я ее:- причемъ же тутъ Торнчиль?
— Какъ же, сэръ, возразила она, —
— Ты изумляешь меня, милая! воскликнулъ я. — Такъ, значитъ, мои первоначальныя подозрнія были вполн основательны и мистеръ Торнчиль оказался самымъ низкимъ человкомъ! И все-таки онъ восторжествуетъ надъ нами, потому что онъ богатъ, а мы — бдны. Но скажи, дитя мое, какими чарами онъ могъ заставить тебя забыть и полученное тобою воспитаніе, и твою собственную чистую и добрую натуру?
— Весь его успхъ основанъ на томъ, отвчала она, — что я стремилась его сдлать счастливымъ, а о себ не думала. Я знаю, что церемонія нашего тайнаго бракосочетанія, совершенная католическимъ священникомъ, ни къ чему не обязываетъ его, и что мн придется довриться единственно его чести.
— Какъ! воскликнулъ я:- такъ вы точно были обвнчаны рукоположеннымъ священникомъ?
— Формально обвнчаны, сэръ, отвчала она, — но только мы оба дали клятву не разглашать его имени.
— Такъ дай же еще разъ обнять тебя, моя дорогая! Теперь мн въ тысячу разъ легче, потому что я знаю, что ты его законная жена. Посл этого ужъ ничто въ мір не можетъ ослабить святости вашего союза.
— Увы, папа, возразила она, — вы еще не знаете, что это за подлый человкъ! Онъ уже былъ женатъ, и этотъ же самый священникъ разъ шесть или восемь внчалъ его съ такими же несчастными, какъ я, и всхъ ихъ онъ обманывалъ и бросалъ.
— Ого, вотъ какъ! воскликнулъ я:- такъ этого священника слдуетъ повсить и завтра же мы съ тобой пойдемъ подавать на него жалобу.
— А хорошо ли это будетъ, сказала она, — когда я дала клятву не выдавать его?
— Нтъ, моя милая, сказалъ я:- разъ, что ты произнесла такую клятву, я не стану — да и не могу — уговаривать тебя преступить ее. Даже ради общаго блага, ты не имешь права доносить на него. Во всхъ человческихъ длахъ можно допустить мелкое зло ради достиженія великаго блага. Такъ, напримръ, политики могутъ пожертвовать одною провинціей для спасенія цлаго государства; медики отскаютъ часть тла для излеченія остального; но въ религіи разъ навсегда, и очень опредленно, сказано: не грши. И этотъ законъ, дитя мое, вполн правиленъ; ибо если мы дозволимъ себ малый грхъ для достиженія большого блага, то все-таки мы согршаемъ; и хотя бы предполагаемое благо дйствительно осуществилось, но въ промежутк между совершеніемъ предварительнаго грха и осуществленіемъ благого послдствія можетъ случиться, что мы будемъ отозваны въ иной міръ, гд обязаны за каждое свое дяніе дать отвтъ, а земные наши счеты будутъ ужъ окончены. Но я все прерываю тебя, милая; продолжай.
— На другое утро, посл свадьбы, продолжала она, — я могла убдиться въ томъ, что немного хорошаго ожидаетъ меня впереди. Въ это же утро онъ представилъ меня двумъ несчастнымъ женщинамъ, которыхъ обманулъ, какъ и меня; но он продолжали жить съ нимъ. Я такъ нжно любила его, что не могла переносить мысли длить его привязанность съ подобными соперницами, и пыталась забыть свой позоръ въ вихр удовольствій. Съ этою цлью я танцовала, наряжалась, болтала, но не чувствовала себя счастливой. Мужчины, прізжавшіе къ намъ, то-и-дло толковали о могуществ моей красоты; но это только усиливало мою печаль, потому что я сознавала, какъ дурно распорядилась этимъ могуществомъ. Съ каждымъ днемъ я становилась задумчиве, а онъ нахальне, и дло дошло до того, это онъ осмлился, однажды, предлагать меня своему знакомому, молодому баронету. Излишнее было бы описывать, какъ меня глубоко уязвила такая неблагодарность. Въ отвтъ на его предложеніе я чуть не сошла съ ума и ршилась разстаться съ нимъ. Когда я собралась уходить, онъ вдругъ подаетъ мн кошелекъ съ деньгами; я, конечно, бросила ему кошелекъ въ лицо и убжала отъ него въ такомъ гнв, что на нкоторое время утратила сознаніе всей бдственности своего положенія. Потомъ опомнилась и подумала, что я самая низкая, презрнная и виновная изъ тварей, и что во всемъ мір нтъ теперь никого, къ кому бы я могла обратиться за совтомъ и помощью.
Какъ разъ въ эту минуту прозжала мимо меня почтовая карета: я остановила ее и заняла мсто, съ единственною цлью ухать какъ можно дальше отъ негодяя, котораго презирала и ненавидла. Меня высадили здсь и съ тхъ поръ, какъ я тутъ поселилась, грубости этой женщины и собственныя горькія мысли были единственными моими впечатлніями. Тяжко мн вспоминать теперь о тхъ счастливыхъ часахъ, которые я проводила съ мамой и сестрой; ихъ горе сильно, но мое еще сильне, потому что сопряжено съ грхомъ и позоромъ.
— Терпніе, дитя мое! воскликнулъ я:- будемъ надяться, что еще не все потеряно. Ложись, отдыхай пока; а завтра я отвезу тебя домой, къ матери и ко всмъ нашимъ: они тебя примутъ ласково. Бдная мама! она крпко огорчена. Но она тебя любитъ, Оливія, и потому все забудетъ.
XXII. Вс грхи прощаются тмъ, кого любишь
На другой день я посадилъ мою дочь сзади себя на лошадь и похалъ домой. Дорогой я всячески старался успокоить ея тревогу и печаль и подготовить ее къ свиданію съ оскорбленною матерью. Прозжая красивыми мстами нашего края, я пользовался всякимъ случаемъ, чтобы доказать, что Господь къ намъ гораздо милостиве, нежели мы другъ къ другу; а также и то, что природа очень рдко бываетъ виновна въ нашихъ несчастіяхъ. Я уврялъ ее, что она никогда въ жизни не увидитъ ни малйшей перемны въ моей къ ней нжности и что, пока я живъ — а это можетъ продлиться еще довольно долго — у ней никогда не будетъ недостатка въ руководител и защитник; старался укрпить ее противъ осужденія свта; доказывалъ, какую важную роль играютъ въ жизни книги, эти истинные и терпливые друзья несчастнаго человчества; и говорилъ, что даже, когда он не могутъ заставить насъ наслаждаться жизнію, он научаютъ насъ, по крайней мр, переносить ее съ достоинствомъ.
За пять миль отъ нашего жилища пришлось остановиться у дороги на постояломъ двор, чтобы дать отдохнуть наемной лошади. Мн хотлось сперва подготовить семью къ пріему дочери и потому я ршился оставить Оливию переночевать тутъ, а самъ — пойти домой и воротиться за нею завтра поутру вмст съ Софіей. Было ужо темно, когда мы пріхали на постоялый дворъ. Устроивъ Оливію въ порядочной комнат и распорядившись, чтобы хозяйка подала ей ужинъ какъ слдуетъ, я поцловалъ ее на прощанье и пошелъ домой. Чмъ ближе я подходилъ къ своему мирному жилищу, тмъ живе становилась моя радость: какъ птица, спугнутая съ гнзда, сердце мое рвалось впередъ и предвкушало восторги свиданія у моего скромнаго очага. Я воображалъ себ вс ласковыя слова, которыя буду расточать, и радостный привтъ окружающихъ. Я заране чувствовалъ нжныя объятія жены и улыбался, представляя себ улыбки моихъ малютокъ. Шелъ я тихо, ночь надвигалась все темне. Вс крестьяне уже спали и ни въ одномъ сельскомъ домик не видно было огня. Тишина прерывалась лишь изрдка пніемъ птуховъ или отдаленнымъ лаемъ сторожевыхъ собакъ. Скоро, скоро я увижу и свой дорогой домикъ! Шаговъ за сто отъ дому нашъ врный песъ почуялъ мое приближеніе и кинулся мн навстрчу, привтливо виляя хвостомъ.
Была полночь, когда я, наконецъ, постучался въ свою дверь. Все было тихо и спокойно. Сердце мое наполнилось невыразимымъ счастіемъ… Но каково же было мое изумленіе, когда я увидлъ, что домъ вдругъ озарился пламенемъ, и каждое отверстіе наполнилось багровымъ отблескомъ огня! Я испустилъ отчаянный, судорожный крикъ и упалъ на землю безъ сознанія. Этотъ вопль разбудилъ моего сына, до тхъ поръ спокойно спавшаго. Увидя огонь, онъ тотчасъ разбудилъ мать и сестру, и вс они, выскочивъ изъ дому раздтые и въ страшномъ испуг, привели меня въ чувство, но лишь затмъ, чтобы быть свидтелемъ новыхъ бдствій: пламя, между тмъ, охватило крышу нашего дома, и она то тутъ, то тамъ обрушивалась, а мы стояли и въ безмолвномъ ужас смотрли на пожаръ, точно любовались этимъ зрлищемъ. Я смотрлъ то на нихъ, то на горвшее строеніе, и наконецъ сталъ оглядываться, ища глазами моихъ крошекъ; но ихъ нигд не было видно.