Виршевая поэзия (первая половина XVII века)

Коллектив авторов

Вирши, или согласныи стишки о человечестем естестве

Родится человек на свет, яко птенец, ничего не весть, разве сосце матерне, ссавше, снесть. Егда в возраст приходит, не скоро в совершенный разум входит. К сего <света> светлым вещем прилепляется, смаковавша, в них уплетается. Аще з млада в божественных поучится, от лукавых дел отщетится. Наука злый налог ломает, от обычая злаго свобождает. Писание святое его наставляет, от искушений избавляет. Воспоминает собе суд и муки, абы не впасти врагом в руки. Аки уздою себе востязует и налог аки ножем отрезует [322] . Не имеяй страха божия в себе, внезапу погибнет во гресе. Страх божий его наставляет, аггел хранител не отступает. От силы в силу пойдет, великих вещей дойдет. Открывает бог свою тайну, во пришествии Христове увидит явну. Сам в собе познавает, никому ея не открывает, понеже искушен быв и, яко Иев, врага посрамив. Во искушениих разум остреет, в разтленном житии сверепеет. Разум яко царь на престоле седит, душею и телом рядит. Инаго человека разум простый, другаго быстрый и острый. Разумный всяку вещъ разсмотряет и ко благоугождению божию усмотряет. Божии созидают, миролюбцы разоряют [323] . О, колико градов, церквей запустеша, понеже истины держати не восхотеша! Бог многии казни наводит, низ долу беззаконных сводит. Безумных мудрость вся на языце, будут в беде велице. Которыи неправду вещают, праведнаго неповинно осуждают, тии на горшее успеют, по мале нечого не вожделеют. Будут связаны по рукам и по ногам. А чтоб не досталос и нам, языцы их будут молчати и ничого никому вещати. Вытягнут изо уст на локоть, и кожа будет на теле покать. Много языком иный вещает, но люди речей его не слушают; аки кимвал или медь звенит, — сам собе и языку досадит. Разумный немного языком вещает, все смиренномудрием совершает. И се добр разум содержит, егда от бесов убежит. Стерегут бо восходу на небеса и того, что творил и чюдеса. Аще Марка Фраческаго [324] душу удержали, мы чтоб болшаго не пострадали. Тогда горких нужд избудет, у Авраама и Исаака, и Иакова [325] пребудет. Тамо несть печали, ни воздыхания, ни и о имени ях снискания. В велицех домех много сосуд златых и сребряных, древяных и глиняных: ов же — в честь, ов же — не в честь, не всяк о сем увесть. Златый и сребряный на праздник поставляют, а в иных свиней и псов накармляют. Человек в чести сый, сам о собе творя неразумие, от невоздержания облечеся в безумие. И в великих людех прадумка бывает, понеже неразсудие начинает. Ляхове в чюжую землю ездят разуму учится, руские же прироженым вещают — и лях удивится! Оныи глаголют: добро и<в> пекле при готовом тепле: дров не будем купить и одеждею тужить. Нужно, тако три дни пребудем, потом

як<о> родныи братия будем! Нас, православных, господь да сохранит, одесную себе поставит. Христе царю, сподоби получити, в твоих обителех быти.

322

...налог аки ножем отрезует... — Слово «налог» может означать и тяжесть, и напасть, нападение, которые не страшны добродетельному человеку: он вооружен против них (как ножом...).

323

Божии созидают, миролюбцы разоряют. — Здесь миролюбцы в значении «приверженные ко всему мирскому», т. е. равнодушные к божественному и потому осуждаемые.

324

Марк Фраческий — Марк Фряжеский, святой, год смерти неизвестен.

325

Авраам, Исаак, Иаков — библейские праведники.

Сказание и написание к разумным,

яко не подобает мудраго разума преподавати

безумным,

також — гордых и величавых учити

и любомудренное учение напрасно губити

И паки не достоит небогатому и смиренному с таковым знатися и убогому з богатым тягатися в тогдашних и нынешних вецех, еже не во оранную землю семя сеяти и чистую пшеницу во плевелы веяти. И паки несть подобно злато в гряз<ь> пометати, также и неразумным мудростное учение преподавати. Таковии бо добрый разум ни во что полагают и яко свинии бисирие ногами своими попирают. Подобно же тому гордых и величавых учити и любомудренный разум напрасно губити, еще же — и самому себе осрамляти и яко злому супостату корысти давати; понеже таковии убогих неразумно гордят и ушесы своими слышати от них не хотят. Аще и велми умно и разумно убогий глаголет, гордым же гордости их аки копией колет. А убогому и безыменному уста заграждает, аще сам и ничесо же не знает. Есть же инии, лукавии, в той час тайне в себе сокрывают и убогаго в то время осуждают, просто рещи, и много лают, и словесы своими аки камением побивают, яко истинну им изрече и всем им глаголы пресече. Обаче паки последи пред инеми сами себе похваляют, а убогаго в то время не воспоминают, и глаголют, яко не от иного или оного убогаго прияхом, но от того или оного именитаго и мудраго взяхом. Или рекут: и сами много разумеваем и божественнаго писания много знаем. И разумных, и умных обесчествовают досадителными словесы, аки копией в сердце прободают. Есть же инии, блядивыи, обычныя четы, аще и не имеют в себе умныя остроты, обаче во уме своем гордятся и много разумети мнятся. Того ради и несть потреба таковых учити и добрый разум туне губити. Аще повелевает всем независтию дар божий даяти, обаче не достоит же его напрасно аки бисера на землю просыпати; срам бо есть от благоразумных, много паки досады приемлют мудрыя от безумных. И сам господь глаголет: не сыплите бисер пред свиниями, да не попрут их ногами [326] , — яко же и выше о том речено, и зде глаголем неотменно: хотящим же и просящим нелестно достоит даяти, и не повеленно никому же даннаго от бога таланта скрывати; аще кто скрыет, осужден будет и вечных мук едва избудет. И паки любомудрых мужей речение яко некое речное течение, — и яко не состоится убогому з богатыми и славными знатися, но и паче подобает от них удалятися и дружбы с ними не имети. Подобает всякому самому себя зрети и по силе своей бремя нести, — срам убо есть не по силе в дом свой гостя ввести. Аще и повелевает всякому богатому главу свою поклоняти и нужных потреб — пища и одежди у него прошати; то добро есть тако творити, обаче паки достоит от них далече быти, понеже паки они убогими гнушаются и нравы и обычаи своими от них отвращаются, и глаголати, и советовати с ними ни о чем не хотят, зане многим изообилием кипят; и учитися от них не требуют, токмо всегда ими требуют; и бывает от них сердце высоко, и от неимущих и убогих отстоит далеко. Еще же некогда яро и неусумненно на убогих взирают, много же и очи свои от них отвращают и не внимают их реченным глаголом, аще вопиют к ним великим гласом. Тем подобает всякому свое число лобзати, комуждо свою версту знати и паки сознанием от богатых далече быти, понеже и не мощно волку со агнцем жити; такожде и убогому з богатым, яко же безрогому волу с рогатым. И паки богатому мудрость не в нужду, понеже творит ю себе яко чюжду: полон бо есть и доволен во всем и бес тово. Но любому дренному же словеса и разум, и учение — паче всего. Ныне же паки богатый и славный всего того не требует, токмо паки и разумным нищетным требует. Того ради не всяк богатый мудрости учится, токмо на всяк день во изобилии своем веселится и прибытки к прибыткам причитает, и ум его суетен бывает, и многую мудрость ни во что вменяет, токмо сребро и злато почитает. Тяжело убо есть, воистинну, противу рожна прати, такожде без божия милости кому честь в людех искати. И сему писанейцу счинен конец. А творящим всегда добро спеется от бога нетленный венец. А прочее будите покровени десницею херувимскаго владыки, да причтет вы со избранными своими лики. Во веки, аминь.

326

...яко свинии бисирие ногами своими попирают... — ...сам господь глаголет: не сыплите бисер пред свиниями... — реминисценция из Евангелия (Нагорная проповедь Христа).

Предисловие к Хронографу 1627 г.

Предисловие сказаний дво<е>с<т>рочное

согласие

любомудрию читателем

Дух, иже пророки к людем вещавый, на апостолы той же ко всем глаголавый, сокровенная неведущим открывая и по обетованию тех научая, яко и всем премудрости ся их дивити и противящымся заущеном быти. Той же и ныне действует, яко же сам весть, своим созданием ум человечь не весть; ныне же убо и нам преславно явися всемирная радость, всесветлых писаний неизглаголанная сладость; аще бо и сокращение некая изъявляя, но удоб<о>разумна быти в них представляя, источник премудрости изливающе и внимающих всех прохлажающе. И елицы любители тех бывающе, и от словес желания не престающе, от златых струй сих усердно почерпите и яко от живых вод себе прохладити. На чашу сию усердно ся стецете и от нея с веселием почерпете в душы жаждущих учения прохлажение, преславныя сея книги похваление, выну ея в руках держаще и яко премудрии зело ея блажаще.

ПРЕДИСЛОВИЯ МНОГОРАЗЛИЧНА

Предисловие к «Шестодневу». Василия Великого. ГБЛ, ф. 173, I, № 32, XVII в., л. 8.

Предисловие к «шестодневу» Василия Великого

Солнце светлостию своею аще и всю тварь озаряет, сия же писания вящше того всех человек неведение разрешает. О сотворении всея твари премудраго хитреца толико, небес удобрение и земли украшение быти колико. Вся же суть владыка словом точию творяше, но и самыя превышшия вой аггельския чины устрояше, тмы тмами служащих неисчетно и тысяща тысящами предстоящих неизреченно. Не требова содетеля, ни советнича верна совета, человека же аще и бренна не созидаше ни едина без совета. Прочая же, ум имея, кто да разумевает и елика дух святый свыше дарова да познавает, сим писанием испытно внимая умудряется, такова великаго светилника словесы луч озаряется. Несть мужество без подвига ратоборсска бывати, ни сил крепости без искусу верне познавати. Не тако воин уготовитися на брань без трубнаго гласа может, тако и недоведомая кому уразуметися в чем возможет. Аще неучения бремя весть кто на себе содержати, и книги богословныя разума блага и не будут преподавати. Несть воин храбр дивне тако бывает, которой на рати зелне распалаяся побивает. Но той вящши иже своих повсюду от неприятеля укрывает, в любомудрецех же от божественных писаний ни в чем не скрывает. Яко же сей великий светилник от своих писаний справ, всяк вид о тварех подробну нам истинне описав. Бездны и тмы ту сказуются како бышя, дух иже ношашеся верху вод писания явишя. Аще и самыя бытеиския Моисеовы книги сказуют [327] , о сотворении всего мира верне нам показуют. Но несть тако, яко же речется, разумевати, чтущий же сия и оная писания весть той истинну разрешати. Прочая же суть книги о своем существе каждо единословит, сия же о сотворении всея твари изящне многословит. Юже и породу райскую проходити нам собою изглашает, и право ступающех путем царьским тоя не лишает. Всеми же образы благих дел всех подвизая, како скоряше, не почивая, тещи горних подвизая. Высокопарными тамо крилы возлетая, оного князь века сего мытарства пролетая. От добрых же детелей в начале сия книга являет, аки некое велие сокровище на селе всем объявляет. Им же содержится в нас тем вся благая, и не успеет сим ничтоже вражия коварства злая. Постом целомудреным предлагая нам освятити сего, сказует. Или освещаемся им. И тысящами ублажает от неправд воздержащихся, паче нежели з злобою суть постящихся. Ничто же бо тако крепне благочестие подтверждает, яко же молитва и милостыня чествицу к богу водружает. Сих крыле обоих имея, на высоту возлетает и прах прилепший к ногам злобы удобно отметает. Адам во области всю землю име, изрядное обиталище райское и владыческое себе. Навета же злобы ослушанием того себя лишает и преступлением же заповедей раискаго селения погрешает. Нам же всем буди едино о Христе селение, вечных благ заповедей того сохранение.

327

...бытеиския Моисеовы книги сказуют... — отсылка к ветхозаветной Книге Бытия.

Предисловие к Истории о Варлааме и Иоасафе

Блазненно есть и бедно плавати морскую пучину, со водворяющей же ся в пустынях вящьши спасаются в таковых чину. В тихих бо пристанищах народы всегда почивают и покоя от духа тамо всячески приимовают. Корабль обременен множицею управляется в плавании ветры. державу же величества и навышшу стяжав ничтоже без веры. Аще и диадиму царскую кто на себе имея, в нечестии же бывшему, вся ни во что преимея. Что возбраняет кому в селении мирном почити и в добрых детелех по бозе до конца пребыти. Увы прелести, како не бежиши мира, яко же от ближних царева порогу Авенира. Не от державствующих ли бе и царския степени бяше, наследник благородственый, отча достояния имяше царевичь Иасаф, истинне рещи, достохвалныи попремногу, иже от нечестия отца своего Авенира уклонися помногу. Аще и в полатах воспитан бе аки невкоем затворе, со всяким хранением и веселии неисходиму быти и в притворе: да не зрит око его ничто же пристрастное света сего, ниже печално что, или стара и скорбна кого. Случися ли шествующу Иасафу внезапу видети, два мужа престаревшася от мног лет быти, изморсканым лицем и горбата суща, паче же и мышцы расслабленны имуща. Печалию многою уязвися о пременении жития сего, честь же и славу ни во что меняше царства своего. Упражняшеся ли Иасаф в таковом сомнении всегда, не оставляше его содетель в призрении никогда. И наставник спасению его и учитель к нему предпосылается, из Синаридския пустыни во град пришед, чюдне обсылается. Пестуну его, Зардану, преподобный Варлам купцем сказуется, из далние страны пришед быти, оказуется, и камык [328] у себя честнее всего и дражае глаголя имети, и сим царевича дарует, аще его возможет видети. По многих же претителных словесех з Зарданом борзостне входит в полату Варлам к царевичу дерзостне. Ему же от беседований своих премудростне некая сказует и притчею еуаггельскою камыка безценнаго Христа показует. Даже и веру сим попремногу уловляет и крещением того, духовно порожая, обновляет, доволно же премудрыми своими учении и от притчей приводяше, и вся подробну от божественных писаний ему сказоваше. И правило веры постнаго воздержания ему вручив, мнишескаго образа благолепия предание поручив. В пустыню свою паки Варлам ис полаты отходит, аки пастыр некий, заблуждынее овча обрет, исходит. Скорбяше же зело Иасаф о разлучении учителя своего, иже той един в полате сир оста без сего. Тмами выну боряся с прещении отеческими, и злохитрыми того козньми всяческими. Люте паки подав совет Февда царю Авениру, иже от сего бывает падение всему миру. Избранных девиц красотою повелевает ко Иасафу ввести, да сим пленит душу его и от веры Христовы может отвести. Вся же сия он силою божиею одолеваше и сопротивныя духы весма побеждаше. Познав Февда волшебная своя хитрости тщетны, уклоняется от нечестия в щедроты божия неисчетны. Уверився от Иасафа яко той владыка и господь кающихся приемлет, оставив своя вся неподобная дела, и пустыню восприемлет, царевы же маловременныя место славы, рещи, и чести, желая вечныя, в поте трудов бе и слез яже не исчести. В печали же бывшу царю Авениру сущу, яже и богы своя, и премудрыя вития ни во что имущу. О таковых случаех изумеся царь Авенир и, сетуя, созва ближних своих, приступник наветуя. Да советы многия о сыне его наричют ему, что сотворити весть он отец сему. Арахия же сказуется, раду полезну подав царю, еже сим последи вси улучают света зарю. Во отделение царства и градов советует ему дати сынови своему Иасафу, во область особь преподати. Еже тако обще всех и посполито радою бысть [329] , даже и держава его царственная благоденственна пребысть. Умаляшеся ли царство и дом отца его оскудеваше, применен же и царь тоя державы, Авенир, нечестием бываше. И сего ради восписоваят, молит и просит верне возлюбленнаго своего сына, еже быти и ему с ним благоверне. Приим же Иасаф писания, в ложницу свою входит, и, пад пред содетелевым образом, слезы излияв, исходит, и в царство отца своего тщателне путь подвизает, его же отец слыша издалеча грядуща, срете, облобызает. И праздник ради сына пришествию его достолепне торжествует. Поверже кумиры полаты своея, и к тому им не жертвует. И церкви вместо капищ повелением сего устрояются, царя же самого архиереи огласив божествене состраяются. Сын отцу родитель крещением бывает, да в породе жизни вечныя и той пребывает. Таковая улучает верою и крещением царь Авенир, ему же удивляется от благочестивых весь мир, аще и тмою преж неверия велми был одержим.<...> И паче всего о содеянных своих болезненно поскорбе, иже в нечестии живыи о сем люте воскорбе, край смерти на ложи царстем лежа на одре и любезнаго своего сына зря при своей царрьстей бедре, слез источники от сердечныя пучины, проливая, и плачевныя потоки, аки реки мысленне изливая. Нападшую же сицеву душевную печаль Авенира царя облегчаше сын его, Иасаф, изнемогающа зря, словесы утешителными воспоминая во всем: «Вскую прискорбен еси, честный отче, о сем. Не одолеют бо греси обращающагося к богу и кающагося кого от злоб по премногу». Воздав же благодарения царь Авенир всех владыце и простер руце свои в покаяния пути толице: «Владыко, человеколюбче, — глаголя, — прииме дух мой!» И сия рек, царь Авенир предает дух свой. Чюдно погребение Иасаф родителю своему творяше и к будущим, простираяся, тещи, не почивая, скоряше. От гроба же отца своего седмь дней не отступовая, и не бе что вкушаше, ни покоя соннаго приимовая. Умилен бе таков позор зрети, слезами землю моча точию имети. Стяжания же богатства требующим разда и вся сокровища до конца изда. В четыредесятый же день отча смерти память ему творяше достоиныя чести. Созва старейшины вся и люди градския, седе на престоле державы суть царьския. По обычаю же глагола всем вслух, яко же усты его вещаше святыи дух: «Се отец мои, царь Авенир, жития сего отиде, яко един от нищих от державы своея изыде. Ничто же ему с ним последова от сущих, ни царьская слава и степень величества имущих. Его же ни аз, возлюбленный его сын, и никто же от прочих ему друг сим помощи тамо удобне может и от ответа суднаго изяти возможет, но точию деяния чия какова будут, таковы едины помощи во всех пребудут». Послушати же паки всем повелевает, кто при ево державе не пребывает: «Друзи и братия! Людие господни, наследие святое и священие царьское того пресвятое, их же кровию своею честною и смертию Христос бог нашь искупи пречестною, древняя прелести избави нас и от работы противнаго похмилова вас. Сами весте выну мое житие, отнели же Христа познах наше бытие, раб

ему сподобихся быти и тому единому верою правою служити. Все бо мое желание будущего жития, един ко единому усердно тещи оного бытия, безмятежною душевною тишиною работати владыце моему истинною, тем и благодатию божиею не всуе трудихся, ни тщетны дни имея, иже в них родихся, не точию же рождьшаго своего искрения сотворих к богу, но и вас всех того содетеля уведети попремногу. Время ми уже есть извещенная делом к богу совершити обещанная. Вы же убо ныне смотрите, еже царьствовати кому, совершенно в воли господни пребывающим к тому». Слух же о избрании новаго царя произыде во вся роды, возмущаше абие повсюду вся народы. Моляху прилежне Иасафа, с клятвами утвержающе, на степени отца своего царствовати подтверждающе. Той же, владыки их наследник, милостивне вещав, сотворити им по прошению их обещав. Отпустив народы, единаго от князь в полате удержа, иже всех во благочестии жительства лепоты обдержа, Арахия сказовашеся от писания предиреченнаго, особ сего поим Иасаф до места уреченнаго. Тихо глаголаше ему, понеже бо зело любляше его, и царства бремя содержати налагаше на него. Оному же отрицающуся всячески сего, и, видев его, Иасаф уклоняющася от всего преста от таковы беседы скоростию; и поздно нощию пишет епистолию борзостию ко всем людем, посполито, премудростию многою, како жити подобает християном правостию премногою, и не иного прияти на царьство, точию Арахия суща, и в ложницы своей оставль писания имуща. И, всех утаився, из полаты изыде. Утру же бывшу мятеж и плач во всех произыде. И скоро вей на взыскание изшедше, и, ищуще, в потоце едином обретше. О отхождении тому от царства понося, Иасафу же всуе трудитися, их словесы износя. Возвращается ли с ними до полаты, в державство устрояет им — Арахия на царство. Доволно же царя всячески наказав и путь себе в пустыню сим показав. Болезненою душею Арахия скорбящу, о разлучения сего, аки лву вопящу, народу всему кричащу о нем владыце, неутешно плачющим в тузе велице. И далече шествующу из града сим вси последоваху ему в путь с ним, донелиже нощныя тмы насташя, владыки своего, Иасафа, отсташа. Грядяше же той, аки от далняго пленения и во свое отечество идыи без сомнения, оболчен внеюду в ризы обычны, внутрь же власяныи руб имея благочинныи, его же Варлам в знамение спасенаго пути подаст, свою же царскую одежду Иасаф убогому отдаст, вшед в дом крова почити, странствуя того, и оттоле управляше путь пустынныи сего. Иже и страшилищами своими многими озлобляше того диавол мечты премногими, различие же боряся, в сицевых суще едину точию стяжати помощь на бога имуще. И того благоволением пустыни Синаридския достизает, и учителя своего Варлама обрести постизает, мало же бе тому от солнечнаго жжения познаваем и от прехождений долговременных лицем потусневаем. Иасаф же добре учителя своего познавает и Варлам по молитве и собеседии трапезу представляет. Радостне пустыни тоя пища наслаждался и по сих на всенощныя славословия подвизайся. И толико Иасафу в трудех приражатися, яко и самому учителю его дивитися. И вкупе дивную жизнь паче человек живяше, и отшествие свое Варлам к богу когда познаваше:

328

...камык... — драгоценный камень, символизирующий здесь христианскую веру.

329

...посполито радою бысть... — слова, заимствованные из польского политического обихода, неожиданные в произведении на индийскую тему, не сумев соблазнить Иоасафа женской прелестью, его теперь пытаются отвратить от христианства соблазнами политического честолюбия.

Варлаам беседует с Иоасафом. Фронтиспис кутеинского издания 1637 г. Истории о Варлааме и Иоасафе.

«О возлюбленный Иасафе! — глаголя, — видех бо тя отриновена от мира и от сущаго в мире, паче всех тя, В сей ти пустыни подобаше быти и по моем отшествии присно жити. О страдании же постничестем не устрашися, ни долготы лет в подвизе не усумнися. Мое же тело покрыи землею и перстию и пребуди на сем месте духа кротостию. Спасово слово возложи на ся яко щит, иже нас ради убог сотворися, богат сыи, — той защитит. Кая бо наша благодать подобна, яко за раба владыце пострадати доволна». Плачется же Иасаф, послушая всладость от писания, плачется горце о разлучении сего наказания и молит учителя своего, по искусу духовному вещая: «Что ради, отче, ищеши себе единому сущая, а не искреннему купно с собою. Како могу ралу читися с тобою?» Кротко же учитель его глаголет к нему и тихо паки вещает к сему: «Несть должни есмы, чадо возлюбленное, быти суду божию противны себя имети. Аще и много о сем молитися ведех, и ненудима владыку к сему видех, яко несть на пользу купно наша отшествия тамо, дондеже светлым венцем увязешися о намо. Да равен явишися понесшим тяготу дневную и паче всего презревшим славу земную». Прискорбную же Ийсафову душу Варлам утешаше и к братии своей некоторым посылаше, да принесет пречистых Христовых тайн сущих, и приимет безкровныя жертвы от святыни имущих. Преподобный же Варлам приобщися сих, и Иасафу подав приятием касатися всих, и глагола ему: «Се гряду в путь ко отцем моим, от него же никто же не может избыти течением своим! Ты же о Христе веселися, на благое тщася, яко земными изменити вечная потщася. Се приближается мзда дел твоих и богату ти свыше подаст от превыспренних своих». И сими учении Варламу ко Иасафу беседующу, невоздержанными слезами всю нощь пребывающу, и моления всех владыце простирая, и о Асафе общекупно с собою воспоминая, в вечныя кровы вселитися самому моляся, и власть имыи Иасафу одолевати враги боряся. И сим тако всем речением в молении бывши, предает дух свой Варлам, добре пребывши. Дивне Иасаф учителю своему погребение творяше, и близ вертепа духовнаго отца полагати устрояше. Предъседяш ли той, плача у гроба его, чюдне во откровении видит учителя своего посреде раискаго изрядна обиталища быти, тамо возжделе удобне Иасаф вкупе с Варламом жити. Воспрещаше же ему и глаголя не бе быти сему время, иже содержа от земных на себе еще бремя. Ни о сих тако печалию Иасаф уязвляшеся, елико, виде отца своего венец, чюжашеся: равен с своим подвигоположническим быти, не трудись тако в подвизех постнических со святыми улучи жити. Убудив же ся Иасаф от сна и дивися о сих, и жесточае пощение по отшествии Варламове стяжа по сих. Считаются ли зде времена и лета его: пяти на десяти лет остави степени царства своего, в подвизе же постничестем той тружашеся, тридесят пять лет на миродержца брани вооружашеся, со многими духи неприязнеными боряся, и, уразумев свое отшествие, пред образом владычним моляся. И по скончании молитвы руце на небо простер, и мысль свою всю в горняя селения распростер, ко господу от мира, предав дух свой, изыде, Сего слава в некончаемыя веки во благих произыде.

Предисловие на еретики

Мира сего область искушение суть дияволе, И сынове его века в злобе пребывают боле. Люте же паче всего от еретик погубляют благочестия веру, Онеи же истязани будут крепце за таковую меру. Символ православия бе великий Рим [330] , Тою богомерзскою ересию падеся зрим. Иже бо днесь все отступники в нем пребывают, Всячески же на свои прелестные басни уповают. Богоборное ли суть жидовское племя, Умолчати кто имат тех нечестия семя. Древле во идолослужении и кумирстве бывше, И кров завета Христова с славою и чюдесы того поправше. Разумна ли бе таковых бышя злочестия, Ариянскою ересйю огторгъшеся от благочестия. Бога познав и творца, всех владыку, Отступити от правоверия потом народу толику. Море мысленое тех соблазн оттуду разлился в весь Сих душепагубных Мартина Лютора и Калвина учения [331] и доднесь. В Германских странах крепце содержащих, О них же суеумне мняв благочестия быти состоящих. И имеяй ум да разумевает верне таковая, Молюся вам, благочестия рачители, ведети суть каковая. Глагол внимати испытно божественнаго писания, О нем же кто упражняется добре от многаго снискания Сих любезне всяк в вас да поощряется, Поелику же дух святыи свыше дарова сим умудряется. О благочестии противу хищник и волков стати вооружаемся, Дерзостне о бозе обличати тех всячески понужаемся. Иже не породився водою и духом како наречется верен, Аще и паче всех добродетели творит и той несть благоверен. Елика же лукавнаго врага писания сказуют во святем его, Разсея паче многобожие повсюду идолослужители сего. Единоначалия правыя веры и закона християнска не познавше, Тщетою же мнози и бога познав благочестие поправше. И повсюду в правоверных велия воздвигоша ратоборства, Царей бо самых и владык возхити дух иконоборства. И того ради от божия державныя десницы люте поражени быша, Даже и царства велиции за нечестие мнози под солнцем погибоша. Аще и всячески от бога наказани бывают преступницы в своей особе, Паче же гордостию и высокоумием подтвержаются быти в злобе. Онеи бо издавна извыкли ересию подтицати всюду, Суеумцы суть еретицы простираются паче на нечестие повсюду. Раб есть греху аще и тмами на главе венца имат, А пребываяй в благочестии и творяи волю божию сего боле что имат. Мира християнска благоверен с нечестивым никогда не сочетается, Яко да православие сим николи не повержается. Твердостию ума вещается всяк глагол благочинен, Сонмищу же нечестивых приобщался несть кто доброчинен. Явная надежда всех предлежит благочестие И сего ради искореняется повсюду пагубное нечестие. Истинна бо всегда пред лицем льсти стати не устыдится, Своя же тамо глаголати и действовати всяко не усрамится. Кто от благочестивых не произносит благаго славою подобнейшею, О поправших же веры и закона не поболит душею. Рачително внимайте сему и разумно, либимицы, Еже добраго пастыря овчята и двора его питомицы. Не дати волком и хищником входа во ограду, Яко да улучает всяк сим свою отраду, Твердо тех словом божиим яко оружии острыми прободаем, Самыя еретическия полки сим усердно прогоняем. Яже и до конца всех ратовати их Спас нам повелевает, Да един пастырь и едино стадо выну пребывает.

330

Символ православия бе великий Рим... — Здесь под православием разумеется христианство, возникшее в Древнем Риме.

331

...Мартина Лютора и Калвина учения... — См. об этом в сочинениях Ивана Наседки и комментарии к ним.

Предисловие двоестиховно или двоестрочно

сочинено

любящих ради божественная писания проходити

и в них удобне разумевати, скораго ради познания

существа многопретелныя сия и благословныя

книги:

великаго светилника Григория епископа

Амиритскаго

стязателства с законоучителем июдейским Ерваном

Проповеди благочестия конца вселенныя обтекают и слухи благих вещаний вся страны изтекают. Несть ничто же тайно еже не разумеется и многими времены аще что обветшало не проповедается. Помрачается ли убо благочестие долговременствы, паки изъясняется от писаний многолетствы. Содеянная благая како где не проповесться и на кровех повсюду истинными богочетцы не исповесться. Тма ли когда таковых обияет, иже в свете кто выну обитает. Ритор ли и философ пребывая в нечестии всяко, сии погибают присно люте тако. Верованием добре просвещаются душею, живущий же в злобе промрачаются суть душею. Труба уготовляет воя на ополчение бранное, поборатели же по благочестии имеют дерзновение невозбранное. Како забвению предати возможется таковая, в прениих зловерия противу благочестия каковая. Во Амиритстем граде попремногу бывшаго и никто с православными тако стязания не имевшаго, яко же сей многоведящий от законных писаний, июдеянин самый Ерван от противных своих сказаний. Аще не бы такова премудра светилника, противу сего дарова Христос апостольскаго сопрестолника. Не бы тако Ерван уверитися от прочих мог, не разрешив пророчеств и самого владыки показати не возмог. В твердости бо велицей аки столпа того имяху, июдейския непокоривыя народы сим бяху. Уповая же всяко тщетно надежи своей погрешают, точию вящши всех злобою своею согрешают. Негодованием же Ервану о Сионе и Ерусалиме люте пребыти, яко слыша от архиепископа на небесех сим быти. А неземных точию славою бог почитается, но вышняя митрополия то Ион [332] и Ерусалим читается. Прочая же нижние области различно суть изглаголаше, и недостоинством всячески тех огласоваше. И думею глаголя в погибели стран иноплеменных, не бывших чады крещением пороженных. И Египет в потребление всякого греха суща, тако от пророчеств разрешение имуща. Во християнех же самех верно сказуя Сиона и Ерусалима, яже и точию сих быти во единых вселима. Аще же и многословесен бе и коварен Ерван, и нырищами своими во ответех угнеждашеся аки вран. Недоумеваяся той множицею в глаголех богословных, и познав правая не хотяше умолчати от своих суесловных. Мерзость бо запустения того совесть утвержаше, и всячески в злобе неверия быти подтвержаше. Но истинна самая силне того к благочестию привлече, и веру и крещение с прочими Ерван на ся навлече [333] . И сокровенная от века в бозе да явится в сих сказаниих, иже не бе тако повсюду обрящется в писаниях. Обременена ли бысть сия книга в прении многоречием, да к православию он законоучитель июдейский притечет краткоречием. И познав таинство суть единосущныя Троица, увесть, како милосердие владычне изливается на род християнский и строится.

332

...Ион... — По-видимому, ошибка: имеется в виду Сион (см. о «Сионе и Ерусалиме» тремя строками выше).

333

...и веру и крещение с прочими. Ерван на ся навлече. — Иудейский законоучитель и проповедник Ерван, убежденный аргументами Григория, вынужден принять христианство, что, впрочем, даже не ставится ему в заслугу, поскольку это заслуга христианства и его проповедника — Григория.

Предисловие Песней Песнем царя Соломона толковым

Премудрость по имени явленная есть, и не всяк пределом ея касатися весть. Пути бо ея велицы и строптиви и силнии ими шествуют, иже мерила ея от превысоких кому поспешствуют. Та едина престол свой в вышних утвержает, и любящих своих с собою на нем водружает. Та всех попремногу в горнем селении обогащает, от неимущих же еже имеяй что мнит ся и то сокращает. И сего ради многоведцы от писаний испытна вся да внимают, и сокровенная суть от века премудростная да разумевают. Та бо с велиим прещением всех к себе созывает, и ищущих тоя усердно нетуне призывает. Приступите бо, рече, ко мне и просветитеся, и лица вашя не постыдятся и не посрамитеся. Приступите же по реченному зело к сим настоит, и к таковым глубинопремудростным сказаниям достоит. К пределом же рещи Песней Песнем да покусимся, премудрейшаго о бозе Соломона в творении егда искусимся. Како от премудрых премудростнейши ими вещает, иже ни един от книгочтец попросту от них провещает. Не бе видев существа их в толковании, и не разрешив в них от части в свидетелствовании. Дивне о сих древних писаниих читати, до тридесяти лет человеку не повелеваху их во евреох прочитати [334] . Такова заповедь в законе их с прещением бе, и таково разсмотрение их к сему просто не бе. Сокровенныя ради в них тайны предлежащия, вочеловечения господня бога моего богословии содержащия. Еже сказует, миросиянно имя его, от небес на землю являет снитие сего. Борзостию же серны и еленя владыку уподобляет, и скаканием премудростне тако приподобляет. Скочи с небес, глаголет, во утробу девичю, скочи из ложесн на древо по согрешению человечю. Вправду глаголет, пойду к горе Змирне и к холму Ливанску на спасение всемирне. Сим крин полю и цвет удолием разцветает, неплоды ражающая церковь от язык процветает. И к тому под сению закона невесте спати не повелевает, но на камени прешед и со стены веща, почивая да пребывает. Зима бо преиде идолослужения неверство, и веру являет двема заветома благоверство. Не туне глаголет на широких и пространных ничесо же кто обрящет, не точию ходяй в путех непорочных, той повсюду вся обрящет. На ложи моем, речеся, в нощи удобне взысках, его же возлюби душа моя усердно сего исках. Сбывшееся виждь на Марфе и Марии ищущи умерша Христа, обретши не жива, не хотяху от него отлучитися блаженная верста. Истолкователи же сия премудрейшия книги зде да вводятся, яки трие велицыи светила от конец вселенских совводятся. О именованиих же их вначале по сих удобне скажет, и когождо разными существы усердно там покажет. Не бе бо лепо невмещаемому где явитися, и велицей славе от благолепия сокращатися. Всякое бо началствующее подобное себе имеет, и всякое существо своим кождо присно владеет. Сия же от премудростных книг многообразие действует, и о всех всячески изящне многословствует. Ту сказуется о бозе пророческими прорицании. Ту апостолскими проповедми оглашается изрицании. Ту взывается одр Соломонь в селения божия, на нем же почивши вси святии уклоняются от безбожия. Ту глас ударяющь сказует брата моего в двери, Фомина неверия обличает, воскресения быти увери. Сих странных глагол прочая зде оставляются, да не тяжестию читателева ушеса отягчаются. И не постигнет нас время повести деюще, блуднаго сына отшед на страну далече беззаконнующе. Той гладом скончаваяся, неслышанием слова божия, православнии же да хранятся выну от такова безбожия. Он пребываше в земли забвенней, иде же бог не живяше, мы же в таковом селении обитаем, иде же бог присно живяше. О сих имам и печать засвидетелствуему о истинне, всяк же богочтец да весть быти всегда во истинне.

334

...до тридесяти лет человеку не повелеваху их во евреох прочитати. — Возрастные ограничения, возбранявшие молодым читать эротическую Песнь Песней, согласовались с упорным нежеланием многих древних иудейских законоучителей включать ее в библейский канон ввиду сомнений в ее священном происхождении.