Виршевая поэзия (первая половина XVII века)

Коллектив авторов

«Печатник». Гравюра на дереве из Книги сословий Иоаста Аммана (Германия, XVI в.).

Яко же трудолюбивая пчела от всех цветов собирает и от того разумом своим медвеныя соты разтворяет, такожде и доброрачителныи муж мудрых мужей себе собирает и от них разум свой просвещает. Недивно бо есть, что, у такова дела будучи, чего не знати, яко же прежде рекли, яко морския глубины не испытати, такожде и божественнаго писания до конца не изыскати. Аще ли речеши нам, что на нас то дело положено, — тако и есть — по царьскому изволению быти нам повелено. И велено нам исправляти и в мир подавати. И на нас вся и справа и вина лежит, а мы речем, что и вам разумети не бранит: у всякого человеческаго естества господь бог разума не отнял, и от него всякого благодарения себе восприял. И аще кто имеет у себе ум и смысл здрав, тот себе, по своему разуму, и прав; аще на нем то дело и положено, обаче никому разумети не возбранено. И вы в том много зазираете, не смеем рещи дерзо, что во ином месте и сами не знаете. А многие статии есть и стары, неправо лежат, — ваши братия, разумнии мужие много нам о том претят, чтобы мы их по чину и по делу положили и знающим вам без сумнения учинили. И нам того инде тако учинити не умети, понеже не всякому дано много разумети. И от многих лет тако во все люди вкоренилося, и прежде нас иным исправити не угодилося. Потому так таковые вины по се время и лежат, и на нас ваша братия ту не дивят. А инии, не знающе, много разсуждают и нас, недостойных, нарочно поношают. Есть же много, что тако тому подобает быти, а не надобно того на ин разум пременити. А иные многия статии неудобь разумны, а по своему их разуму зделати — и мы паки будем безумны. И мы их по старому сложению пологаем, и на свой разум в таковых статиях не уповаем, — господь бог своим промыслом да исправит, а нас в том виноватых не поставит! И вы нам в том престаните поносити, чтобы вам благословение, а не клятву получити. И не прогневайся на нас за сие дерзостное речение. Воистинну, есть велико книжное учение, еже рещи Домасковы похвала [231] , о ней же по всей земли многая слава. Нас же всех призываете своими добрыми советы, а мы по своей убозей силе таковы вам творим ответы. И паки сколко недостаточно ум наш сяжет, потому тако своего разумения и стрежет. А болши того дерзати недоумеваем: елико мощно, тако и разумеваем. Те слагали и разумевали паки по благодати святаго духа, а мы, грешнии, просим благодатнаго воздуха. Да подаст нам господь бог благодати своея хотя мало осенение. Да будет в нас, по убозей силе нашей, разумение. Тяжко бо есть затарелыи обычаи пременити, — и возмнится всем, яко в новоучение положити. И сами знаете, что много неудобно инде положено, но от старых и давных времен тако учинено; и по своему разуму зделати не уметь, понеже безумному и разумная статия аки сеть. И сие писанейце в велико вмени, а сам своею мыслию во уме своем привмени, аще чтобы де учинейо и несложно, смущенным умом изящно разумети и свозможно. А се в философском училищи не бывах и риторских строк не читах: [232] елико он истинне свет нас, грешных, просветил, потолику убогий ум наш и счинил. И тако твоему благоразумию и предпослахом, елико по той нашей убозей силе написахом. И о сем нам, грешным, своим разумением не позазри, — осуждающим многи бывают от бога казни, — что мы сие свое грубое писанийце продлили и любочестная твоя ушеса отягчили. Понеже не мощно таковаго речения въкратце написати, подобает его в пространстве сказати. Прочее буди покровен десницею вышняго бога, да сподобит тя стати у небеснаго своего чертога. Буди, буди всем нам тако. А без добрых дел не мощно угодити никако.

231

...еже рещи Домасковы похвала... — Видимо, имеется в виду похвала знанию, читаемая в первой главе «Диалектики» Иоанна Дамаскина.

232

...в философском училищи не бывах и риторских строк не читах... — традиционная оговорка многих древнерусских писателей-книжников.

Послание дьяку Василию Сергеевичу

Вельми преудивляюся твоему благоумию, А не вем, како написати тебе по своему недоразумию. Светлому бо царскому величеству предстоиши, И рождьшее от него премудрому разуму учиши. Любомудрием же своим всех удивлявши, И божественное писание аки бисерие собиравши. Юза воистинну сребрена и злата на выи человеку — многое учение, Царева же светлость на ком — радость и веселие. Еже

бо ничтоже болши царского приближения, Радует бо ся и цветет лице от сердечного того веселия. Губит же умы и омрачает образ государское непризрение, К тому же еще злое поношение. Его же с лютою горестию проходити, В лепоту аки пелыни чаша пити. И от того убо ум и мысли помрачаются, Чувьства же вся и члены ослабляются. Юродствен убо ум человечь становится в таковом пребывании, Честен же и велик человек бывает при царском предстоянии. Еже бо ничтоже болши зде от бога таковаго дара, Развеселят бо сердце аки сладкаго пития златая чара. Ныне же паки что имамы тебе, государю своему, писати, Еже бы тебе по-прежнему милостию своею на нас призирати. Цветут по юдолиям и по горам крины селныя, Свет же некогда дают видети и други неизменныя. Аще еси приступен к царскому величеству, Воспомоги же и нашему недоразумичеству. Аще паки помилован еси от бога отца, Того ради незабуди нас, предстоя у того царского лица. И ничто же тако ползует ближним царевым предстоятелем, Иже бы им быти к царем о неприступных помогателем. Щит во время рати защищает от телеснаго уязвления, Есть же и друг верен помогает во время царскаго непризрения. Честь и милость царева красит всякого человека, Ей немощно весма отбыти настоящаго сего века. Люто воистинну и прелюто жити человеку без призора, Понеже сломляется сердце его от великого позора. Мнит ми ся такову человеку и во дни аки в нощи пребывати, Буйством же и юродством самому себе облогати. Иже бо никто же может много соли зобати, Есть же и смущенным умом немощно изящно разумевати. Тако же конец краегранесии зде стал, А ум наш убогий еще не устал. И понуждает нас еще рещи, И благонравие твое на милость себе привлещи. И паки еще хотим к тебе, государю своему, написати, Да не вем, како разсеянный ум свой собрати. Понеже от скорби и печали рассевается, И быстро разумевати не поостряется. Писано есть ум смущен немощен бывает от забвения, Понеже не имеем к себе крепкаго царскаго призрения. Аще в мале званейце и пребываем, Но болшаго радования себе не обретаем. И паки не имеем о себе к царю крепкаго ходатая, И по разумишку своему и по смыслишку истиннаго поборатая. Того ради припадая ко общей нашей матери земли, Ты же, государю мой, добродею о сем внемли. По премногу твоей честности челом ударяем, И совесть свою тебе объявляем. Буди подражатель самому Христу богу, И паки да подаст ти милость свою премногу. Яко он повелевает друг друга любити, По Соломону аки граду тверду быти [233] . Писано есть: друг верен — покров крепок, А не верен — аки плот лепок. Оперетися на него крепко, и он поводится, А о добром друзе аки о потпоре человек держится. И паки друг верен, паче злата и сребра, Не забудем и мы прежняго твоего к себе добра. И паки другу верну измены несть, А все наши мысли и сердца един господь весть. И паки земные плоды от лета до лета рождаются, А добрии друзии по вся дни пригождаются. Сего ради буди сему словеси подражатель, И к нам грешным истинный приятель. Аще еси великою честию пред нами и почтен, Буди же и к нам своим жалованием присвоен. И тако милости твоей всегда до нас много, Да по грехом нашим воздароватися тебе от нас немного. Чем бы тебе противу сего отплатити, Токмо должны всегда о тебе бога молити, Чтобы тебе и паки подоровал господь свою милость, А нам бы твоею молитвою получити кротость. И мнози дивуются твоему доброму нраву, И за то вышел еси в великую славу. Яко же и выше рекох самому царскому величеству предстоиши, И доброрасленную отрасль от него учиниши. В благополучный же час буди от нас царю-государю слово заложити, И таковою милостию нас, грешных, одарити. Как тебе невидимый бог о нас известит, И сердце твое благоразумие озарит. И да воздаст ти господь многократною сторицею, И да всегда будеши покровен невидимою его десницею.

233

По Соломону аки граду тверду быти — выражение из библ. Книги притчей Соломона (XVIII, 19).

Послание дьяку Василию Львовичу

Вскую укоснел ми по сие время к твоей честности писати, А всем нам повелевает друг от друга любви искати. Солнечныя лучи вселенную осиявают, И друзи бо вернии много добра сотворяют. Люто, воистинну люто без друга жити, И внешнее житие в нищете проходити. Юхание благовонно сладостно входит во обонянное чувство, Любление же дружие подает многое доброразумство. Вервь триплетенна едва преторгается, Обаче и друг верен не изменяется. И паки верну другу измены несть никогда, Понеже сердце свое в друзе своем имеет всегда. Червленицы и багряницы царские дивно есть зрети, Юза же любовная друга ко другу не мнее того мнети. Червит виссон [234] тоже царское одеяние, Есть же друг верен творит многое добродеяние. Распинается убо за друга своего везде, Не помышляет же убо о погибающей той мзде. Ей воистинну ничтоже вящши друга верна, Царя же небеснаго и бога милость неизмерна. Статир [235] драгий удивляет очеса, А друг верен украшает правдою свои словеса. Восток сияет многими благоуханьми, А друг верен словет добрый своими деяньми. Травы и цветы украшают сушу, А друзи вернии услождают тело и душу. И что ми много о том словес плодити, И честным твоим ушесем тягость наносити. Ей вижу твое к себе сердечное рвение, Любит бо господь бог нелестное дружие любление. О нем же должны есмы всегда пещися, Молю же твою честность, чтобы тебе от нас жалованьем своим не отрещися. Господь бо и бог повелел всем тако жити, Иже бы друг друга нелестно любити. Ей без любви ничто же добро творится, Творяй же ю в царство небесное вселится. И зде уже акростихида стала, А мысль наша в нас еще не престала. Вопиет бо аки быстроструйный ключ, Мьного бо господь бог дает недостойным благодатный свой луч. От горести сердца тако вопием, А твоего жалованья аки меду испием. Того ради еще хощу к тебе писати, Чтобы тебе, государю моему, на памяти своей подержати. И не забыти бы тебе обещаннаго к нам слова, Рожден бо еси воистинну от звания лвова. И заложити бу тебе глагол к своему жалователю и кормителю, И государеву-цареву добродетелному правителю. На нем верь же ныне многое бремя лежит, Звание же толкование менит [236] . Прикладом же дукс [237] именуется, Пред царем же государем говорит не обинуется. Рождьшаго же имеет тезоименита лицу божию [238] , И всегда поклоняется царскому подножию. По реклу же именит твоему отцу [239] , Показал бы мне свою милость последнему государеву чернецу. Иже бы он пред царем-государем слово о нас заложил, И таковою бы милостию нас, грешных, одарил. Возможно ему тако сотворити, И царю-государю добрым словом нас огласити. Царь бо государь во всем его слушает, Некогда же много и от рук его кушает. Мы по грехом нашим аки изверги бездушны пребываем, А искренняго себе приятеля не обретаем. Кто бы об нас ясне царю-государю исповедал, И разумишко и мыслишко наше поведал. И если бы нас он, царь-государь, своею милостию призрел, И аки многоценною ризою одел. Понеже царская милость паче всего мира, И наслаждаются людие аки сладкаго пира. За бесчисленныя грехи наша безчастны родилися, И вящьшия царския потребы не пригодилися. Токмо за малое потребство главу свою питаем, А болши того чести себе не обретаем. Яко же и прочии человецы царскою милостию сияют, И многое благодеяние себе приобретают. Аще и не подобает нам чести искати, Но обаче не достоит же кому царския милости отбегати. Но всегда подобает ея желати, И на бога все упование пологати. И всегда ему, творцу своему и богу, молитися, И о гресех своих воспоминатися. И паки чтобы нам всегда милость свою подовал, И благодать бы свою всегдашнюю даровал. И царю бы государю о нас грешных извещевал, И царь бы государь своею милостию нас обогощевал. Плачем и сетуем о своем безчастьстве, Аще и много людей в велицем сем государстве. А и мы грешнии были не в лишке, Аще еще и в малем сем пребываем именишке. Понеже много-много трудов положено, И от младости к старости сведено, а царские милости конечно не получено. А все то деется нашего ради великого греха, Завистная бо и ненавистная статия лиха. Не дает полезнаго разумевати, Токмо обыча ей ум и сердце помрачати. Еще злым нашим случаем и безчастием, Не пособити же тому ни осмочастием [240] . Велий дар есть от бога счастное рождение, На нем же бывает зелное царское призрение. Лют же и горек недоброполучный час, Вонь же не слышен бывает вопиющаго глас. Вонь же бесчастный где ни пошел погубил, И желаннаго своего не получил. У безчастнаго везде горит и тонет, И сердце его всегда болезненно стонет. Ох увы и безчастну и недостаточну мужу, Претерпевает бо всегда в себе злую нужу. И сердце его злою горестию заливается, И ум его выну в нем забывается. И ходит и седит яко изумлен, Понеже ум его всегда в нем забвен. От великого того своего сердечнаго рвения, И жалея своего добраго разумения. Не лож бо есть реченно от мудрых, Яко мног и умные досады приемлют от безумных. И когда разум и смысл в человеце явится, Тогда печаль и скорбь приложится. Воистинну тако неложно, Противу рожну прати невозможно [241] . И уже время нам о том престати, И честная твоя ушеса отягчати. Мним без сумнения яко и тако отягчили, И многое время таковыми словесы продолжили. Но по нужде бо воистинну глаголу служим, Понеже всегда о своей совести тужим. А сам себе пособити не умеем, А к государем-царем дерзости не имеем. Того ради паки молим твою честность, Да явиши ко оному государю свою дерзость. Чтобы он пожаловал к царем-государем слово заложил, И нам бы таковым богатством одарил. А мы за него, государя своего, должны бога молити, Чтобы ему все благая о себе получити.

234

Червит виссон... — красит виссон (см. примеч. 4 на с. 427).

235

Статир (статер) — греческая золотая и серебряная монета (средние века).

236

Звание же толкование менит. — По Азбуковнику, значение «пособитель или толковник» придано имени Алексей (ГИМ, Муз. собр., No 439, л. 135).

237

Дукс (лат.) — князь, государь.

238

Рождьшаго же имеет тезоименита лицу божию... — Михаила (с евр. — «лицо божие»).

239

По реклу же именит твоему отцу... — т. с. Львов.

240

Осмочастием называлось грамматическое учение о восьми частях слова («Еже о осми частех слова»), приписывавшееся Иоанну Дамаскину.

241

Противу рожну прати невозможно — греческая поговорка, с которой господь обратился к Савлу (Павлу), возводившему гонения на христиан (Деяния апостолов, IX, 5).

Послание князю Семену Ивановичу

Сие послание двоестрочно, Почести его будет неотстрочно. Понеже писано дружелюбство, Тем и строчки положены те сугубство. Како убо и что имамы писати к твоему разумению, Понеже бо срамляемся и сумьняемся по своему недоумению. Яко бо выше нашего достояния тако нас нарицают, Зане ведя нашего неможения таковое бремя на нас налагают. Юродство есть и буйство яже ничто не имея дерзати, Сопротив мудрых и разумных отвещевати. Ей тако глаголем к твоему доброму неложно, Мутным бо и смущенным умом то сотворити невозможно. Егда паки ум смущен и колеблем бывает, Никакоже разумную свою силу являет. Удаляеть же ся и не хотя от своего разумнаго деяния, И лишается от своего же премудростного внимания. Во еже бо скорбь и печаль нашедши забавляеть его разумение, Аще и многу силу имать в себе к рассуждению. Ныне же наш грешный ум тем же одержим, Обонпол суетою и печалию яко вихрем обносим. В ресноту убо к твоей честности изрековаем, Во еже бо счинити к тебе разумно недоумеваем. Чужду же ся твоей умной разумности, Юже получил еси по своей юности. Что понуждаешь нас тебе тако написати, Еже бы облак уныния твоего разгнати. Радуемжеся о таковем твоем к нам о дивном люблении, Но не можем стати в глубоцем и мудром разумении. Еже бы утешити твою мысль довольно, Царю же и владыце всех сотворити извольно. Сам еси ты божественному писанию много учен, Аки неким другим богатством от бога одарен. В кую меру повелевавши нам тако к себе утворити, А нам паки силен многи вины растворити. Таче за любовь Христа моего и бога, И не лишит нас небеснаго своего чертога. И по твоему к нам грешным принуждению, Что пишешь к нам и нашему недостоинству по своему изволению. Елико бо убогая наша сила может счинити, Любомудрие же твое и сердечное болезнование обвеселити. О том много хощем тщания имети, Много убо бог дает всякому человеку разумети. Буди же здрав и долголетен, И по твоему жалованию о нас неотметен. Есть же убо твое и наше стоит покраегранесие, Ты же и сам издавна веси. И по ся черту акростихидное положение стало, А настоящего сего речения много к тебе не достало. Все начертанно будет во второй епистолии, И ко всем твоим сердоболем. Аминь,

Послание Михаилу

Мудраго убо речение: яко в злохитру и лукаву душу премудрость не вселится [242] , И еще аще кто братем своим возгордится. Христос и бог наш всех нас учит, Аще кто и всю землю премудрость изучит. И не повелевает ему хвалитися, И лестными и лукавыми словесы кому с другом своим любитися. Утаити ли кто хощет лукавое любление, Человеколюбец же бог зрит всех нас сердечное мышление. Есть бо лукавство и не утаится, Развращенными словесы лестный друг объявится. Ныне же слышым от тебе про себе поносныя глаголы, Еже бо и всякому творят сердечные расколы. Цена убо велика и неизменна нелестну другу, Сопричтенна будет от части солнечном светосиянному кругу. А злохитрому и лестному ни едина будет цата, Всегда бо недобрым словом поносит своего брата. Аще еси и всех человек зовешися мудрее быти, Но обаче божественнаго писания не мочно никому до конца изучити. Яко же силна кладезя немощно ведром изнести, Тако и божественнаго писания количеством не изчести. Аще кто похвалится вся ведети, той солжет, И сам на себе зазорное слово несет. И кто тебе научил таковому злому коварству, И мнози люди зазирают твоему нелепому лукавству. Что хупишися и хвалишися выше своея меры, А мы и все христоименитыя своея веры. И не подобает нам мудростьми своими хвалитися, Токмо достоит всем о кресте Христове возноситися. Свидетеля самого себе на тебе постовляем, И всесилнаго бога с молением зрети призываем. Яко вси в чем от тебе не скрывахомся, И во всем к тебе сердечне простирахомся. Ты же льстил нам тогда аки некий злый, лукавый лис, И всегдашний убогаго нашего дому вис. Хотя от нас, грешных, слышати многих божественных словес, Мы же, убозии, предподавахом тебе не в вес. Аки некий тщий сосуд пшеницею предполняли, Теми божественными словесы ум твой напояли. А того злаго лукавства и лести в тебе не знали, Аще бы и ведали и мы тебе отнюдь тако и не открывали. А есть и тогда проныречение твое в тебе зрели, Да во очи тебе глаголати не посмели. Что не хотя тебя раздражати, И духовнаго союза с тобою разрушати. И яко некоторый младенец от сосцу материю питался, Тако и ты от наших многогрешных божественных словес насыщавался. И еще не смеем дерзо рещи, яко некоторый от безсловесных <...> От крупиц, падающих от нас, грешных, приимал, И всякое речение радостне начертавал. Сам веси, что глаголем все неложно, А с лукавым и с пронырливым в любви жити невозможно. И ныне за наше благодеяние, Воздаешь нам зло воздояние. Себе выше всех людей похваляешь, А нас кабы и не по делу охуждаешь. И наши грешныя труды своими нарицаешь, Не явственно ли сам свое безумие объявляешь. В лепоту тако безумнии и немыслении творят, Что сами себе всех мудрее мнят. И кормихом тебе аки клушу или врана яглами, А ты колешь нам сердце своими словесы, аки некиими иглами. И всегда источавах тебе божественная словеса, Не могут бо прямо смотрети развращенныя очеса. Всегда смотрят розвратно, А злому и доброе дело бывает неприятно. Мы же, грешнии, зрехом тебе всюду всего, Что еще при нас, грешных, не знаешь ничего. Аще и не в смех и в поношение сие слово поставишь, Но тем у нас благодати не убавишь. Еще у нас по божию дарованию останется, А твоя любовь за твое лукавство с нами до конца розстанется. И кроме тебе, знают нас, грешных, в велицем сем государстве, Аще и много людей в российском царстве. И тебе от нас тем из всех людей не отвести, И всего от нас грешных не отнести. Аще будет последи по нас и поскорбишь, Но ползы себе и приобретения не получишь. Понеже досадательныя словеса, аки раны вменяются, А добродетелныя глаголы, аки медвенныя сотове гортанию вкушаются. Аще ли будет и в презорство нас положишь, Но ни тем нас, грешных, не оскорбишь. Учнем убо жити всяк по себе, А мы были не злодеи тебе. Якоже и выше рехом всем сердцем тебе открывалися, И чем нас Христос бог наш одоровал, тем с тобою зделялися. А ты сам себе тем нарутил, И духовный союз меж нами нарушил. Теми ныне досадителными своими словесы, Аки некоторыми развратными колесы. Раби бо есми и холопи вси царевы, Подобает нам и всем приимати дары алтаревы. И кождой из нас по себе живет, И утроба наша данный нам урок жрет. Еще же и ина была наше к тебе помажение, И ты все то положил в забвение. И днесь еще в написании лежит, Нам же всегда торопом претит. А ты паки всего того нашего добра тебе забыл, А нас теми своими поносными словесы оскорбил. Бог тебе судия да пречистая его мати, А впредь тебе за твое злохитрство немощно веры яти. И усты своими, что ни глаголешь, все лжешь, И сам на себе недобрую славу зовешь. И многие люди знают твою ложь, А и нам есть ныне стал ты, аки острый нож. За таковое твое словесное досаждение, За наше к тебе сердечное радение. И уже нам вящши того писати к тебе несть треба, Подобает нам желати нужныя тща хлеба. Аще и аер словес кому счинити, А лукаваго и лестнаго добру не научити. Сам о себе ответ богу даст, А по делом его тако ему господь и воздаст. Прости нас, грешных, во всех сих наших к тебе словесех, А гордость и лукавство никого не поставит при небесех. Аще же ти и тягостно сие наше речение возмнится, Но последи радостно явится. Понеже несть друг иже на друга своего гнев держит, И совести своея ему не объявит. Мы же совесть свою тебе объявляем, И твое лукавство и лесть тако же пред тобою пологаем. И в том нас не позазри, что пишем к тебе простовато, Сам ты горазд писать мудровато. Слышал, что хвалишися своими усты, И никого не поставишь против своея версты. Мы же, грешнии и убозии, елико возмогаем, Тако по своей убозей силе и начертаваем. И несть треба писать сего витейно, Добро тому, кто живет благоговейно. И ни к кому нравом своим не лукав, И того ради душею и телом бывает здрав. И сие наше писанейне аще изволишь блюди, И сам себе в своей совести суди. Что таковыми еси своими словесы пред нами виноват, А явился еси к нам аки некий супостат. Но обаче бог тебе простит во всем, А не простая реку, что не оскорбляли тебе ни в чем. Прочее здравствуй всегда о Христе бозе, И да сподобит тя стати при небеснем своем чертозе. И во веки веков аминь, А тот нелепый нрав свой от себе отринь. Аще ли такова нрава от себе не отринешь, То и паки многим людем постынешь. Вящши паки того не имам, что писати, Токмо достоит молчанию предати. Во веки аминь.

242

...в... лукаву душу премудрость не вселится... — выражение из библ. Книги притчей Соломона (XXIV).

Послание князю Алипию Никитичу

Сие послание списано рачительно, Пожаловати почести тако же любительно. Государеву-цареву именитому ближнему его предстоятелю, О божественных догматех крепкому прилежателю. Спочтенному убо от бога пречестным отечеством, Порожденному же законным венечеством. От благого паки корене происшедшему, Добрым же тем разумом и смыслом процветшему. Афинейския убо премудрости сладко есть слышати, Разумна же мужа и везде дивно есть видети. Юхают убо в полях и наслаждают благово князя цветы, Како же наудивляются мудрых мужей советы. Ничто же бо их есть честнейши, Яко самыя красоты бывают дивнейшии. Зрети убо красота и лепота прелестно, Юже зряй с похотию умирает безвестно. А мудроумна мужа разум живот и свет, Людие же призывают его в добрый совет. Источник сладок беседа с премудрым, Подобает будет и слышатель мудрым. Юродство есть воистинну премудрым мужем досаждати, Не умеющему ничего же самому себе мудра и разумна вменяти. И паки: муж неискусен ни единому слову достоин, Како же убо ум сего и премудрым будет пристоин. И ничто паки неразумному и горделивому будет свойство, Токмо бы сотворити ему клеврету своему завистное братоубойство. И тебе бы, государю, таковому злому обычаю не ревновати, Чист бы разум свой смысл от того держати. Юза убо крепка мудра мужа свой добрый ум, Много же умиляет и самый нелепый шум. Ничтоже паки разумна мужа дражайши, О еже бо бывает некогда и самаго богатства множайши. Глагол убо багатаго всем людем сладок и приятен является [243] , Обаче и мудра мужа разум от многих восхваляется. Глаголание убо свое почасту к нам простиравши, Ревность же убо и жалованье свое к нам, недостойным, являвши. Есть же вкратце слово к твоему благоразумию рещи, Что широты божественного писания никому же не претещи. Не токмо по твоему великому жалованью тако нас нарицаешь, А свое умение и разумение уничтожаешь. Хрусалиф убо камык [244] яко злато есть видением, Сприличился же тому и ты своим разумением. Аще ли будет и не до конца премудрости научен, Но воистинну благоутробием и смирением от бога почтен. Аще ли ты, государь, возмнитца, что лестно изрековаем, Творец наш и бог зритель, что всю правду изрицаем. И еще к тебе, государю своему, притецем, И к твоему благоразумию рцем. Щедрый государь наш бог Иисус Христос зрит, Что милость твоя и жалованье всегда

нас бдит. Паки же повсегда нас, грешных, своею милостию присвояешь, Аки сладкою водою благоутробием своим напаяешь. Дивно убо паки красота и доброта руки кому зрети, А вящьши всего лучьши любовь и негордение ко всем имети. Понеже бо любовь покрывает множество грехов, А творяй же ю возможет избыти от великих врагов. Аще нам своими усты претит, Зрит господь мой бог, добродетель творити велит. Еже бы нам, грешным, и малого нашего разуменейца в себе не скрывати, Мы же, грешнии, можем ли противу тебе, государь, ответ дати. Любяй нас и милуяй к таковым глаголом ходишь, И к божественному писанию приводишь. Человеколюбец убо бог всякой души зритель, Ей не хощу быти потому скрытель. Люта убо есть гордость, Понеже бо много погубляет и самую умную острость. Много же убо видим гордостию превозносимых, Буестию же и завистию одержимых. И того ради не желается и малаго своего разуменейца дати, Еже бо и не подобает таковым преподовати. Токмо повелевает о таковых язык свой удержевати, Чтоб им не на льсти и не на гордасти взимати. Аминь.

243

Глагол убо багатаго всем людем сладок и приятен является... — свободная интерпретация слов: «Богатый возглагола, и вси умолчаша, и слово его вознесоша даже до облак» (Книга премудростей Иисуса сына Сирахова, XIII, 28).

244

Хрусалиф убо камык... — См. примеч. 4 на с. 426.

Послание протопопу Никите Васильевичу

По божественной благодати царския души снабдителю, А к нам, недостойным, по своей милости призрителю. В толкованиих победителному званию [245] , Рождьшему же тезоимениту бывшу царскому именованию [246] . Многогрешный и недостойный монах, По нужде отложив от себе весь срам и страх. Падая, о общую матерь челом ударяет, И милости у тебе, государя своего, прощает. Чтобы не погнушатися нашею многою нищетою, Понеже срам есть честному мужу глаголати с последнею четою. Твое же смиренномудрие, государя своего, зрим, Что таковым нравом еси непобедим. И всех тихостию своею утешает, Паче же и к нам, грешным, милость свою являет. Не вемы же, по которым нашим к тебе, государю своему, трудом, Разве рещи: вся добрая совершаются божиим судом. Яко же многажды бог человеку о человеце добрую мысль влогает, И таковою своею милостию и щедротами помогает. И ныне паки молим твою, государя моего, достойную честность, Чтобы тебе, государю, паки показати к благочестию ревность. И принесенное ти от нас писанейце прияти, И благоразумным умом своим и мыслию вняти. И своими честными и благоговейными усты прочести, И государю-царю самому честненько поднести. Некли он, государь, изволит прочести своими царскими усты, Яко написано и сложено некроме ресноты. И аще ему, государю-царю, год явится, То наше убожество вельми о том возвеселится. Любо повелит государь и в печатное воображение положити, Чтобы православной нашей вере и паки в славе и хвале быти. Да имь, государем нашим царем, велия хвала и слава. Понеже несть добрейши их царского благочестиваго устава. Аще и без нас, грешных, хвалим и славим суть от всех, Но обаче не из лиха будет и в наших грубных словесех. Аще и двоестрочием начертанно, Но божественному писанию ничтоже будет бранно. Понеже, государь, писано все от божественнаго же писания, И от всех отец истиннаго указания. Аще ли же государь-царь и не повелит быти в печатном тиснении, Толко бы наша грешныя трудишка были пред ним, государем-царем, во изъявлении. В том его, государя-самодержца царя, воля, А наша пред ним, государем-царем, всегда неволя. Токмо бы паки наша государю-царю была работа, А его царская милость паче всякого меда и сота. Или он, государь, и так изволит прочести за прохлад, Зане благочестивая наша вера от всех вер аки доброплодный виноград. Зане благочестие всегда растет и множится, И, пребывая в ней, з добрыми делы в царство небесное вводится. Аще же мы и своею слабостию и согрешаем, Но обаче на премногия щедроты божия уповаем. Яко милостив есть и щедр ко всем, Аще и прогневаем его, творца своего, во всем. Терпит же и ожидает к последнему покоянию, И к вечным благим воздоянию. Не хощет бо создания своего погубити, Но хощет, чтобы всем живот вечный получити. Аще ли будет — сами чести своея не познаем, То како с праведными в лику быти чаем. Сего ради всяк человек сам себе друг и враг бывает, А бог зла творити никому не повелевает. Того ради не подобает на бога вин пологати, Токмо достоит у него, творца своего, милости прошати. Да даст комуждо добрый конец, Общий бо наш содетель и творец. О иноверных же тех верах что рещи, Пребывают бо всегда аки темные свещи. Аще ли будет и зазорно их укоряти, Но обаче недостоит же их похваляти. Понеже ничтоже в них благочестивно совершается, Весь их закон и устав нашей православней вере сопротивляется. И все те их веры от еретиков и богохулников учинены, И по господню словеси водою и духом не крещены [247] . Таковии во царство небесное не внидут. Токмо в ней винограда христова изыдут. Наша же православная християнская вера, Яко и в последованном написании скажет [248] яко златокованная мера. От самого господа нашего Иисуса Христа и от святых его апостол и ученик нам предана, И от святых вселенских седьми соборов утверждена. Да и тебе, государю, мощно о том слово царю-государю предложити, Чтобы таковому делу в печатном воображении быти. Царь-государь тебе в такове деле и слове послушает, В снабдевании бо царския души своея тебе слушает. И еще не престая молим твое, государя своего, благоумство, Чтобы тебе призрети на наше к царю недоступство. Как тебе, государю моему, всемилостивый бог известит, И сердце твое благодатными лучами озарит. Ничтоже свойственно приступным государю-царю, Паче же тебе, служащему таковому великому божественному олтарю. Еще же велие и достохвалное дело имущу, И самого диадиму носящаго безсмертную егот царицу пасущу. Сиречь царскую душу его содержащу, И всегда о ней со опасением бдящу. Яко беззаступным и недоступным помогати, Аки жаждущую душу в знойный день студеною водою напаяти [249] . И паки и сам, государь, помилован будеши от Христа бога, И да сподобишися от него небеснаго его чертога. Вящши же того не, имам, что к тебе, государю своему, писати, И честная твоя ушеса отягчати. Довлеет нам, грешным, по сем, Яко смышлен еси ты, государь, и разумен во всем. Яко же доброделная земля и от малых семен плод сотворяет, Тако и разумный муж от малых словес много разума являет. И еще молю твое, государя своего, многое разумение, Не положити того грубого нашего плетения в забвение. На добрей своей памяти подержати, И в благополучный час государю-царю в царствии его руце вдати. Некли ему, государю-царю, о нас, грешных, божественный параклит известит, И наше убожество своею царскою милостию обогатит. Аще и сугубством строк сложено, Но обаче много трудов и рвения положено. И паки как ему, государю-царю, от бога известится, Так и милость царская на нас, грешных, явится. К тому же и твое благое слово может помощь сотворити, И к нему, государю-царю, доброглаголанием нас, грешных, огласити. Прочее буди, государь, покровен херувимскаго владыки десницею, И паки да подаст ти зде и тамо стократною сторицею. Во веки веков аминь, А ты, государь, и паки милости своея от нас, грешных, не отринь. Буди нас выну своим жалованьем призирати, Чтоб нам милости твоея не отбывати.

245

В толковании победителному званию... — т. е. Никите (см. примеч. 2 на с. 427.).

246

Рождьшему же тезоимениту быешу царскому именованию. — Отсюда следует, что отчество Никиты — Васильевич (см. примеч. 8 на с. 400.).

247

...по господню словеси водою и духом не крещены... — Имеются в виду слова Иоанна Крестителя в Евангелии от Марка (I, 8).

248

...в наследованном писании скажет... — Имеется в виду Псалтырь особого состава — с последованием («восследованием»), включавшая помимо псалмов избранные песнопения, молитвы, поучения и т. д.

249

Аки жаждущую душу... студеною водою напаяти — выражение из библ. Книги притчей Соломона (XXV, 26).

Послание царю Михаилу Федоровичу

Преславну бо ти сущу государю-царю во всех царех, ревностию божественною сияющу паче всех. Единому благочестия браздодержателю, Росийскаго государства и иных многих земел обладателю. Люблением заповедей господних душу свою царьскую просвещающу, а на богомолцов своих своею милостию всех обогащающу. В лепоту твое царское звание реченно лице божие [250] , неложно вси ми, убозии, твое царское подножие. Остропасному и чистому твоему душевному царскому оку, молитву свою возсылающу к самому вышнему востоку. Утверженному ти пакы государю в заповедех господних, и ум свой царьский имущу всегда в горних. Бог тебя, государя-царя, произбрал, любомудренный нрав тебе, государю, подаровал. Анфакс камык зелен видением [251] , государьская твоя царская душа красна богу молением. От бога всякая власть сущая дается, человек же сам собою отнюдь не вознесется. Ей яко солнце имя твое царское сияет на вселенную, содрьжишь бо в себе, государь, к богу веру несумненную. Та ж паки благочестиву ти царю сущу, и богоданным ти скипетром всех нас пасущу. Во всех землях славно ваше царское нарицание, О нем же удивляется всякое нечестивое именование. Много ж царей и королей под небесемь, у вас же, государей наших царей, благочестивно во всем. Гордостию своею вси тии невернии превозношаются, обаче дар их и жертва тако к богу не приношаются. Светла и высока престольна ваша царская держава, преизобилует бо в ней благодатная слава. Обаче что еще о божием даре изорцем, даровал тя, государя, господь царским венцем. Адамант камык дражае во всех камыцех [252] , род же ваш царский славен вселенныя в концех. Юхают и цветят крины селныя в полях, царское ж твое имя славно во всех ордах. Асирейския и сирския цари славны и велики быша та времена, родом же своим и верою не доспеша в ваши царские стремена. Юхания благовонна сладце обоневают, и ваши царские руце всех нас обогащевают. Всех превыше благочестивый царь на земли, его же подобает славити вельми. Луна и звезды едину нощь просвещают, и ваши царские десницы всех людей обогащевают. Кто не подивится твоей царской тихости, о еже бо ныне вси в твоей государской милости. Морю свойственно есть все реки в себе приимати, уму ж цареву всех мудрых умов разумы обоимовати. Красота царю благочестие и вера к богу, на него ж сходит милость божия попремногу. Яко некий цвет прекрасный произбран от всех человек, зане еси государь смиреномудрием своим всех превостек. Юноши светлы предстоят при твоей царской славе, много ж и иных чинов во твоем государском уставе. И кто не подивится вашему государскому величеству, Христос бог избирает вас к таковому разумичеству. Аще наше убожство о вашем царском величестве умолчит, й како нам господь своим гневом не попретит. Леторасль зиме и лете зеленеет, ум же твой царев всегда к богу мысль свою имеет. Филосовския разуми нас поучают, еже и царем дерзати не повелевают. Да несть лепо сокровища скрывати, от царьския же милости кому отбывати. Радуется и веселится человек, будучи в царской светлости, отбывает же и унывает умом своим, пребывая в своей велицей бедности. Велие дарование тому от бога бывает, иже на кого царь-государь милостию своею призирает. Червию и виссом красятся [253] ваша царская багряница, юноты ж и сироты обогащеваются от вашия царския десница. Во истинну ваша царская милость паче камени сапфира [254] , снасыщаются, веселятся людие аки от сладкого пира. Еже бо кто в вашей царской милости пребывает, яко во истинну ум его не забвен бывает. Радуется и веселится сердцем своим вся часы, ум же его вразумляется разумными словесы. Смиряет же ся и унывает человек в презрении, и сего ради ум его и смысл бывает в забвении. И кто не подивится вашей царской державе, и многообразней повсюду належащей славе. Солнце разсевает луча своя на вселенную, а твое царское имя тако ж славится во всю поднебесную. Много царств и земел от бога учиненых, обаче Московское ваше государство отлично от всех неверных. Да что о том много повести и речей творити, единого в троицы бога подобает о тебе, государе, молити. Радуемся и веселимся о твоем царском многолетнем здравии, желаем и молим бога о земном многоплодном подании. Цветет и ростет вся движимая землею во время лета, усостроена ж все премудро у предвечнаго света. Реки и источники и потоки вся животная напояют, а богатство и изобилности вся люди украшают. Добро есть видети землю изобилну во всем, от бога же даровапно тебе, государю нашему, быти надо всем. Весь восток и юг сладостми сияет, а твое государство прочим изобилством избыточествовает. Токмо подобает нам всегда у бога милости просити, и чтоб тебе, государю, и нам вся благая от него получити. Срадуем же ся и веселимся о тебе, государе-царе, яко праведныя молитвы твоя к богу не в мале. Писано есть царь о мире бога умолит, тако и господь своею милостию изволит. Дай бог ты, государь, здрав был на многи лета, да сподобишись зрети самого немерцаемого света. И с своею благоверною христолюбивою царицею, да покрыет вас господь своею невидимою десницею. И со искреннею твоею добродеею, и с вашими государскими благородными чады да сподобит вас бог небесныя своея ограды. И с вашими благоговейными богомолцы, иже молят о вас единаго бога в троицы. И пречистую его богоматерь, иже на всех на нас истинный призиратель. И всех великих московских чудотворцов, и древних онех святых отец и богомольцев. И еще со всем твоим царским сигклитом, иже от всех земель и царств именитом. И со всем христолюбивым воинством и з доброхоты, иже приносят к тебе, государю, неизменныя своя работы. И со всем православным християнством, иже под всем твоим великим Росийским государством во веки. Аминь. Еще твое царское звание, и лица божия нарицание. Преж в началестрочия стоит, а нас, убогих, велик страх обдержит. Зане превыше своего достояния дерзаем, обаче на твою милое-ть царскую уповаем. Ты, государь, милостив и щедр ко всем, да некли и нас, убогих, пощадишь во всем. Аще кто от твоего царского приближения свесть, той тебе, государю-царю, и повесть. Аще ли твое царское величество и само искус имеет, то и без сказателя да разумеет. И за сие наше дерзнутое слово, а глагол царев а не рыкание лвово. Не излей, государь, своего царскаго фияла, несть бо такова благочестива царя-государя. Во истинну, во истинну тако, а без твоей царской милости не мощно быти никако. Еще паки молим твое царское величество, зане пристоит наше убогое к тебе, государю, разумичество. Ты убо, государь-царь, яко бог на земли, того ради подобает у тебя, государя, милости просити вельми. Мы ж, убозии, последняя твоя государева чета, затворяются от нас везде твоя царская врата. Не имеем входа и дерьзновения к твоему царскому величеству, токмо дивимся твоему государскому благоразумичеству. И сего ради сетуем и унываем, яко благополучна времени себе не обретаем. Где бы тебе, государю, своя недостатки изрековати, и от тебя, государя, милости царя проплати. Страшно убо есть царю приступати, и многия глаголы и речи пред ним простирати. И того ради ум и смысл избавляется, и язык и к устне ясне не простирается. И паки несть достойно к тебе, государю великому царю, приходящему по тело Христово к самому божественному олтарю. Худу и малу червю пред тобою, государем-царем, гласити, токмо подобает от тебя, государя-царя, милости просити. Аще мы и иноцы не подобает нам чести искати. но обаче не бранной твоей царской милости претекати, Не положи, государь, на нас, убогих, своего царскаго гнева, аще и вина наша, богомолцов твоих, пред тобою, государем, доспела. За сие наше убогое к тебе, государю, дерзновение, велико убо к богу наше согрешение. Вами, государи-цари, вмале знаеми, сего ради аки руб при пути от всех попираеми. Того ради милости просим от тебя, государя-царя, свое течение пред тобою, государем-царем, творя. Некли призриши, государь, на убогих своею царскою милостию, и покрывши наше недостоинство своею тихостию. Как тебе, государю-царю, всесилный бог известит, царское твое сердце благодатными своими лучами озарит. Как твое царское величество и изволит, а наше убожество всегда о тебе, государе-царе, бога молит. Тако ж будем твоею царскою милостию призрени, и не до конца от всех человек отриновени. Да и рождьшее червишко наше помиловано будет, и своего достояния не отбудет. Иже ныне пребывает в твоем царском чину [255] , к тебе приносит свою рабскую вину. Прочее дай бог ты, государь, здрав был и многолетен, и во всем царском величестве пресветел. На своем царском высокодржъавном престоле, а нам бы всегда быти в православном нашем символе. И за тебя, государя-царя, бога молити, чтобы тебе, государю, вся благая от него получити во веки. Аминь. Бьет челом богомолец твой, государев царев, преже бывшей у тебя, государя, служитель олтарев. Простый многогрешный манах, а не ермонах. Званием убогий <Савватиища>, [256] иже твоея милости царския всегда ища.

250

...твое царское звание реченно лице божие... — Михаил (см. примеч. 5 на с. 432).

251

Анфакс камык зелен видением... — Анфракс (греч.) — рубин, прозрачный красный самоцвет, драгоценный камень; называя его «зеленым», поэт ошибается.

252

Адамант камык дражае во всех камыцех... — См. примеч. 4 на с. 399, Слово 2-е.

253

Червию и виссом красятся... — См. примеч. 4 на с. 427.

254

...царская милость паче камени сапфира... — Сапфир (греч.) — синий драгоценный камень.

255

Да и рождьшее червишко наше... пребывает в твоем царском чину... — Савватий говорит о своем сыне, состоящем на царской службе.

256

...званием убогий <Савватиища>... — В рукописи — «имярек».

Наставления ученику князю Михаилу Никитичу

Прещение вкратце о лености и нерадении

всякому бываемому во учении,

и поучение о любомудренном постижении

от некоего нарочита дидоскала,

чтобы во уме память не престала

всякому во учении бываемому

и от божия благодати назираемому,

и яко добро есть учение во младости,

нежели во старости.

Аще и двоестрочием слогается, но обаче от того же божественнаго писания избирается. Того ради достоит сие поучение почасту прочитати, чтобы ко учению крепостне прилежати и леность и нерадение от себя отревати, яко леность и нерадение всякое благое дело, паче же всего губит душу и тело. Бодрость же и тщание много добра сотворяет, понеже сию бесмертную нашу царицу горе возвышает. Зде же тебе, зримому нами ученику, и всем таяжде всякому возрасту реку: Подобает вам учение любити, аки сладкую реку пити, понеже учение добро и похвално есть при всех, аще получиши его во младых ноктех. Того ради достоит ти о сем не нерадети, но упразднившемуся прилежания мудрости не умети. Како и что учнем писати к твоей младости? Не тако бо бывает лепо учение в старости. Яко же и мяхкому воску чисто печать воображается, зело и учение от младых ноктей крепостне во ум вкореняется. И юность и младость тобою владеет, многу же спону изобилство деет. И ничто же дражас мудроумного учения, хотя кто и много имеет в себе телеснаго наслаждения. Аще еси и изобилен всем, да не будеши ленив и при всем, леность паки и нерадение добра не сотворяет, ум же и мысли на зло дело претворяет. Ныне молим изрядное твое прирожение, иже бы тебе держати в себе крепкоумное разумение. Како же паки напишем к твоему младому возрастению, иже бы тебе прилежати к сему доброму разумению? Тул во время рати избавляет от телеснаго уязвления, и твое бы уразумение избавило тя от словесного посрамления. Честь и бесчестие мужу во устех, юность же и младость разумная преудивит всех. Червит виссон багры царския, есть же и учение попремногу украшает те же чины государския. Реки и источники вся животная напаяют, не менее же того и мудрии мужи учением своим всех наслаждают. Ей, ей, неложно тебе от грешных устен своих изнесем, церковнаго же великаго светилника глаголы привнесем. Свет убо есть и разум доброе учение [257] , аще будет у тебе к нему крепкое рьвение, и воистинну паки похвален будеши от всех, а и ныне остроумие твое похвално есть при инех. Токмо отрини от себе леность и нерадение, иже погубляют доброе разумение. И зрим, что еси к учению остроумен, радуемся, что ты в то во учебное время был единоумен. Аще надеешися на то свое остроумие, дерзо же паки рцем: леность погубляет и самое благоразумие. Око нездраво ни чисто к солнцу зрит, вемы же: не всякий младый ум крепостне ко учению прилежит. Аще бог тя таковым даром обогатил, телесное же твое благолепие велми украсил, и тебе бы всего того леностию своею не потеряти, со многим радением ко учению сему прилежати, яко сладкое вкушати ядение <...> и отческаго повеления слушати, аки семидална хлеба с сахары кушати. И аще не восхощеш послушания имети, то не можеш великия мудрости имети. Прочее буди со здравием многолетен и противу вопросов учинися быти ответен. Во веки веком аминь, а нас от своего жалавания не отринь. А в том на нас гнева и досады не держи, но в разумении своем положи, что пишя к тебе якобы претително, чтобы было тебе разумително, лиха же тебе не хотим, токмо младый ум твой крепим, чтобы ты был мужествен и разумен во всем и не посрамлен был ни в чем. Аще ли ти ныне и тяжко мнится, но последи ум твой и сердце возвеселится, зря в себе тако все доброе учение, аки паки некое сладкое вкушение. И ныне пишем к тебе акы к полному леты, чтобы тебе и днесь перенимати разумныя советы и вышереченную ту леность от себе отревати и децкому игранию не внимати. А мы, грешнии, рождъшаго тя и твоему желанию жадни, и по вашему велению ради приходити к вам по вся дни, и по своей силе убозей тебя учити, чтобы тебе настоящее сие учение получити. Вящши сего не имам что к тебе писати младаго и колеблющаго ума с нуждею наказати. И подобает ти сие писанейцо блюсти до своего живота, чтобы твоя всегда назирала разумичная острота, лености и нерадению тебе не вдаватися и против них крепостне вооружатися. Аще научиши себе в вышереченной той младости, то и велия честь и хвала ти будет в старости. Паки писано есть: учение — свет, понеже приводит в мудрых совет. А неучение нарицается тма, понеже от мудрых посрамляется весма. Адамант камык тяжек есть измерением, тако же и любомудростный муж драг есть своим разумением. И паки наказанный мудрости и исполненный умной глупости, аки злат сосуд, бисера наполнен, или яко некий источник, сладкия воды исполнен. А неученому горе, аки сосуд скуделний пуст [258] , понеже ничто не может добра изнести от своих уст. И всегда ходят во своем неразумии и не размышляют о своем безумии. Токмо обычай ему мудрых укоряти и сердца их раздражати, и свое безумие утешати, и чтобы никому ничего не знати. И ты сего деяния не внимай, но лучшее от всего избирай и на уме своем полагай, а нас, грешных, в памяти своей не забывай. И сему писанейцу конец, а всем наставник и учитель общий наш творец, ему же слава и держава во веки веком, а кроме его не тако жити ни о ком. Прочее буди паки покровен вышняго десницею, да воздаст ти разума и смысла сторицею. Азбука отпускная тебе, моему ученику. Истинно и неложно тебе изреку, яко не печалуюся тако ни о ком, понеже не зрю такого рачения ни в ком, яко же тебе господь бог подаровал. Мню, яко от чрева матерня таковым даром тебе назнаменовал. Звание же твое тезоименито <...>

257

Свет убо есть и разум доброе учение... — См. примеч. 2 на с. 425.

258

...вки злат сосуд, бисера наполнен... аки сосуд скуделний пуст... — парафраз выражения из Второго послания апостола Павла к Тимофею (II, 20-21).