Висталь (том 1)
Шрифт:
Нет! Я слишком хорошо знаю этот мир, чтобы слепо верить. Я хочу для людей другой Веры, – Веры с открытыми глазами. Веры в святость не только целомудрия и самопожертвования, но Веры в святость всякого греха! Я хочу, чтобы Бог принимал людей такими, какими он их создал. Я хочу, чтобы Любовь, которой он наградил людей, – Любовь в самом возвышенном смысле слова, была бы признана им целиком, без отвержения и поношения отдельных сторон этой величайшей основы всего живого на земле. Я хочу, чтобы Ненависть, которой он так же наделил наш дух, заняла своё законное место рядом с троном Любви, а никак не под этим троном, прячась словно крыса. Я готов признавать лишь ту Веру, в которой не осталось ни капли страха, в первую очередь, страха перед Богом и проведением. Ведь только такая Вера способна дать настоящие
Во всех ваших храмах пахнет страхом, подобострастием и рабским поклонением. Тщетно я искал в них запах любви, запах искреннего благоговения, – того, о чём лгут все ваши жрецы и пастыри. Этот запах я находил лишь в склепах. Да, не удивляйся, именно в склепах. Тадж-Махал, и ему подобные, действительно истощают дух любви и искреннего благоговения. Но не ваши церкви. Нет, я не разочарованный странник, я лишь холодный созерцатель, остро обоняющий всякую ложь, и в первую очередь ложь эмоциональную.
Ты говоришь, – покайся? Но отче, посмотри внимательнее на мир, не пороки ли толкают всё? Не тщеславие ли и гордыня заставляют становиться Великим? Не зависть ли, является тем генератором, который заставляет всякого из черни, стремится к преодолению своей лени и всех своих слабостей? Не преступление ли, не его ли архитектоническая суть, расширяет мир во все стороны? Чем бы стала наша жизнь – без так называемых вами, грехов?
Я рад, что пришёл к тебе Отче. По крайней мере, ты дал мне силы. Ведь на самом деле силу даёт не победа, или поражение, как это кажется большинству, но само противоречие, разжигающее страсть к преодолению. Насколько хватит её, – это уже другой вопрос. Но я не разочарован Отче. Ибо для сильного духа высота Выси, так же важна, как и глубина Низин. Тем более что у каждого, свои низины и свои выси. И то, что для возвышенного духа является низинами, для среднего обывателя обетованным местом. И то, что для возвышенного духа является высотой, для него, есть лишь – суть призрак.
Висталь вышел из этого скромного храма, не удовлетворённый, но одухотворённый. Он ясно осознавал ту действительно Великую силу веры, которая не имела почти ничего общего с церковью, и которая могла бы дать даже полному атеисту, некое ощущение вдохновенного трепета, перед собственным желанием преодоления, возвышения над всякими выстроенными искусственно горами. Сила, которая способна устоять пред чем угодно! Ибо в сущности своей, независимая ни от чего, и не нуждающаяся ни в чём. Освятив долину человеческого сознания и являясь единовластным царём этой долины, Вера, – единственно существующая истина, не нуждающаяся ни в поддержке, ни в доказательствах. Ибо её суть, вне разумности как таковой.
Выйдя из своего метафизического мышления, словно из лабиринта, и окунувшись в бренную реальность, Висталь пошёл по залитой солнцем алее, ловя щеками лёгкие дуновения ветра. По пыльной дороге невдалеке мчались автомобили, нарушая патриархальную тишину природы. Жизнь города, с его суетливым мельтешением, убивает всякие тонкие не терпящие суеты, мысли. И фантазия, от соприкосновения с этой реальностью, впадает в какой-то анабиоз. Реальность нашего городского бытия способна заморозить не только фантазию, но и вообще всякий душевный потенциал с его Терпсихорой – воображением. Привести всякий дух к «импотенции», к невозможности душевного оплодотворения и последующего продуцирования, сведя на нет всякую возможность рождения новых «детей искусства духа». Она превращает все твои ощущения в периферийные, не представляющие важность лепестки подсолнуха. Твоё сознание, прихватив душу под мышку, стремится к своим «важным делам». Нет! Ты даже на секунду не в силах остановится!
Гористый ландшафт, и море, со всех сторон окружающее этот город, придавали его облику оттенки романтизма, и чувство какой-то свободы, коей обделены материковые города. И люди, живущие здесь, будто бы на краю цивилизации, отличались от людей, живущих в глубине материка. Вообще, романтика как таковая, привносится не столько красивыми пейзажами, перспективами с гористыми склонами, сколько отдельными маленькими уютными уголками,
Человек любит похожих на себя, и в то же время других людей. Людей, со звучащей в унисон мелодией «душевного мелофона», способных резонировать с его собственной мелодией, и в то же время представляющих некую новизну, способную дополнить и усилить всю его внутреннюю полифонию. Такие встречи вызывают настоящий душевный резонанс, и привносят впечатления, поражающие своей совершенностью, глубиной и высотой, гармоничностью и мощью эмоциональных всплесков. Любовь к этим людям и ностальгия по ним, сладость счастья и терпкость тоски, превращающие в своём сочетании этот «напиток» в нечто полноценное, живое и полномерное, создают мир душевного равновесия и покоя, где самые тонкие, прозрачные и невесомые органоиды, доминируют в своей ценности, над всеми реальными явными благами бытия.
Сами по себе красивейшие горы, живописнейшие водопады, щемящие душу ущелья мира, всё это – ничто, без водопадов, пейзажей, гор, рек и ущелий, морей и пустынь твоей собственной души. И всякий раз, когда ты рассматриваешь красивейший пейзаж, прекрасную долину, или уютный уголок, не осознавая того, ты созерцаешь свою собственную душу. Ты строишь, ты рисуешь внешний мир, всю его архитектонику в своём воображении, в соответствии с тонкостью и сложностью собственной душевной организации. В этом пейзаже отражается вся палитра твоих собственных высот, – мир твоей души с её горами, водопадами и озёрами, где ты купаешь своё воображение и наслаждаешься музыкой своего внутреннего оркестра, своей собственной душевной гармонией, сливающейся со всем окружающим миром в божественную симфонию, приводящую в экстаз твой дух, и утверждающую и убеждающую в непоколебимой истинности всего твоего мировоззрения, и в настоящей действительности твоего бытия.
С этими мыслями в голове Висталь не заметил, как, преодолев центр города и свернув в переулок, пошёл по круто уходящей в гору дорожке. Он решил, что обязательно навестит в этом городе одного из Величайших учёных настоящего времени. Который, как все Великие учёные, был не заметен в жужжащих научных кругах света, жил скромно без всякого пафоса. Он не стремился к регалиям, и потому редко получал их. Все его стремления были направлены не к внешнему признанию, лишь косвенно подтверждающего его правоту, но к признанию в его собственных умозаключениях, в которых он находил всю полноту подтверждений для своих твёрдых и непоколебимых убеждений.
Иннокентий Ефремович служил ректором одного из учебных заведений, и был человеком приветливым, в меру разговорчивым, в меру строгим, и слыл законченным жизнелюбом. Его уважали все студенты и студентки, за его безвредный характер и всегда учтивый тон. А также за его, почти болезненное чувство справедливости. Он не терпел и самых незначительных проявлений несправедливости. И это говорило в первую очередь, о скрытой силе его духа. Ведь только сильный духом человек находя в справедливости настоящую ценность, не взирая ни на что, стремится отстоять эту справедливость, даже в ущерб собственным интересам.