Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

Теккерей Уильям Мейкпис

You may go and see his mother, Miss O., though I'll never set eyes on her": and Miss Osborne came.	Я разрешаю вам навестить его мать, мисс Осборн, хотя сам я никогда не допущу ее к себе на глаза! И мисс Осборн поехала.
Emmy, you may be sure, was very glad to see her, and so be brought nearer to George.	Можете быть уверены, что Эмми очень обрадовалась свиданию с ней и возможности быть ближе к Джорджу.
That young fellow was allowed to come much more frequently than before to visit his mother.	Этому молодому человеку было разрешено навещать мать гораздо чаще.
He dined once or twice a week in Gillespie Street and bullied the servants and his relations there, just as he did in Russell Square.	Раз или два в неделю он обедал на Г илспай-стрит и командовал там слугами и родственниками точно так же, как и на Рассел-сквер.
He was always respectful to Major Dobbin, however, and more modest in his demeanour when that gentleman was present.	Впрочем, к майору Доббину Джорджи всегда относился почтительно и в его присутствии держал себя гораздо скромнее.
He was a clever lad and afraid of the Major.	Джорджи был умный мальчик и побаивался майора.
George could not help admiring his friend's simplicity, his good humour, his various learning quietly imparted, his general love of truth and justice.	Он не мог не восхищаться простотой своего друга, его ровным характером, его разнообразными познаниями, которыми Доббин без лишнего шума делился с мальчиком, его неизменной любовью к правде и справедливости.
He had met no such man as yet in the course of his experience, and he had an instinctive liking for a gentleman.	Джордж еще не встречал такого человека на своем жизненном пути, а настоящие джентльмены всегда ему нравились.
He hung fondly by his godfather's side, and it was his delight to walk in the parks and hear Dobbin talk.	Он страстно привязался к своему крестному, и для него было большой радостью гулять с Доббином по паркам и слушать его рассказы.
William told George about his father, about India and Waterloo, about everything but himself.	Уильям рассказывал Джорджу об его отце, об Индии и Ватерлоо, обо всем решительно, - но только не о себе самом.
When George was more than usually pert and conceited, the Major made jokes at him, which Mrs. Osborne thought very cruel.	Когда Джордж бывал сверх обыкновенного дерзок и заносчив, майор подшучивал над ним, причем миссис Осборн считала такие шутки очень жестокими.
One day, taking him to the play, and the boy declining to go into the pit because it was vulgar, the Major took him to the boxes, left him there, and went down himself to the pit.	Однажды, когда они отправились вместе в театр и мальчик не пожелал занять место в партере, считая это вульгарным, майор взял для него место в ложе, оставил его там одного, а сам спустился в партер.
He had not been seated there very long before he felt an arm thrust under his and a dandy little hand in a kid glove squeezing his arm. George had seen the absurdity of his ways and come down from the upper region.	Очень скоро он почувствовал, что кто-то берет его под руку, и затянутая в лайковую перчатку ручка маленького франта стиснула Доббину локоть: Джорджи понял глупость своего поведения и спустился из высших сфер.
A tender laugh of benevolence lighted up old Dobbin's face and eyes as he looked at the repentant little prodigal.	Нежная улыбка озарила лицо старого Доббина и мелькнула в его взоре, когда он взглянул на маленького блудного сына.

He loved the boy, as he did everything that belonged to Amelia.	Доббин любил мальчика, как любил все, что принадлежало Эмилии.
How charmed she was when she heard of this instance of George's goodness!	Она же была в полном восторге, услышав о таком прекрасном поступке Джорджа!
Her eyes looked more kindly on Dobbin than they ever had done.	Глаза ее глядели на Доббина ласковее обычного.
She blushed, he thought, after looking at him so.	Ему показалось, что она покраснела, взглянув на него.
Georgy never tired of his praises of the Major to his mother.	Джорджи не уставал расхваливать майора своей матери.
"I like him, Mamma, because he knows such lots of things; and he ain't like old Veal, who is always bragging and using such long words, don't you know?	– Я люблю его, мама, потому что он знает такую уйму всяких вещей; и он не похож на старого Вила, который всегда хвастается и употребляет такие длинные слова. Ведь правда?
The chaps call him 'Longtail' at school.	Мальчишки называют его в школе "Длиннохвостым".
I gave him the name; ain't it capital?	Это я выдумал прозвище! Здорово?
But Dob reads Latin like English, and French and that; and when we go out together he tells me stories about my Papa, and never about himself; though I heard Colonel Buckler, at Grandpapa's, say that he was one of the bravest officers in the army, and had distinguished himself ever so much.	Но Доб читает по-латыни, как по-английски, и по-французски тоже, и по-всякому. А когда мы с ним гуляем, он рассказывает мне о папе и никогда ничего не говорит о себе. А я слышал у дедушки, как полковник Баклер говорил, что Доббин - один из храбрейших офицеров в армии и очень отличился.
Grandpapa was quite surprised, and said, 'THAT feller!	Дедушка был страшно удивлен и сказал: "Этот молодец?
Why, I didn't think he could say Bo to a goose'--but I know he could, couldn't he, Mamma?"	А я думал, что он и комара не обидит!" Но я-то знаю, что он обидит. Ведь верно, мама?
Emmy laughed: she thought it was very likely the Major could do thus much.	Эмми рассмеялась, подумав, что, по всей вероятности, на это-то майора хватит!
If there was a sincere liking between George and the Major, it must be confessed that between the boy and his uncle no great love existed.	Если между Джорджем и майором существовала искренняя приязнь, то между мальчиком и его дядей, нужно сознаться, не было особенной любви.
George had got a way of blowing out his cheeks, and putting his hands in his waistcoat pockets, and saying,	Джордж усвоил манеру раздувать щеки, засовывать пальцы в карманы жилета и говорить:
"God bless my soul, you don't say so," so exactly after the fashion of old Jos that it was impossible to refrain from laughter.	"Разрази меня господь, не может быть!" - так похоже на старого Джоза, что просто невозможно было удержаться от хохота.
The servants would explode at dinner if the lad, asking for something which wasn't at table, put on that countenance and used that favourite phrase.	Во время обеда слуги прыскали со смеху, когда мальчик, обращаясь с просьбой подать ему что-нибудь, чего не было на столе, делал эту гримасу и пускал в ход любимую фразу дяди.
Even Dobbin would shoot out a sudden peal at the boy's mimicry.	Даже Доббин разражался хохотом, глядя на мальчика.

If George did not mimic his uncle to his face, it was only by Dobbin's rebukes and Amelia's terrified entreaties that the little scapegrace was induced to desist.	Если маленький озорник не передразнивал дядю перед его же носом, то только потому, что его сдерживали строгие замечания Доббина и мольбы перепуганной Эмилии.
And the worthy civilian being haunted by a dim consciousness that the lad thought him an ass, and was inclined to turn him into ridicule, used to be extremely timorous and, of course, doubly pompous and dignified in the presence of Master Georgy.	А достойный чиновник, терзаемый смутным подозрением, что мальчуган считает его ослом и выставляет на посмешище, сильно робел в присутствии Джорджи и оттого, конечно, еще пуще важничал и пыжился.
When it was announced that the young gentleman was expected in Gillespie Street to dine with his mother, Mr. Jos commonly found that he had an engagement at the Club.	Когда становилось известно, что молодого джентльмена ожидают к обеду на Гилспай-стрит, мистер Джоз обычно вспоминал, что у него назначено свидание в клубе.
Perhaps nobody was much grieved at his absence.	Нужно думать, что никто особенно не огорчался его отсутствием.
On those days Mr. Sedley would commonly be induced to come out from his place of refuge in the upper stories, and there would be a small family party, whereof Major Dobbin pretty generally formed one.	В такие дни мистера Седли уговаривали выйти из его убежища в верхнем этаже, и в столовой устраивалось небольшое семейное сборище, участником которого по большей части бывал и майор Доббин.
He was the ami de la maison--old Sedley's friend, Emmy's friend, Georgy's friend, Jos's counsel and adviser.	Он был ami de la maison {Другом дома (франц.).} - другом старика Седли, другом Эмми, другом Джорджи, советником и помощником Джоза.
"He might almost as well be at Madras for anything WE see of him," Miss Ann Dobbin remarked at Camberwell.	– Мы так редко его видим, что для нас он все равно что в Мадрасе! – заметила как-то мисс Энн Доббин в Кемберуэле.
Ah! Miss Ann, did it not strike you that it was not YOU whom the Major wanted to marry?	Ах, мисс Энн, неужели вам не приходило в голову, что майор не на вас мечтал жениться!
Joseph Sedley then led a life of dignified otiosity such as became a person of his eminence.	Джозеф Седли проводил жизнь в полной достоинства праздности, как и подобало особе его значения.
His very first point, of course, was to become a member of the Oriental Club, where he spent his mornings in the company of his brother Indians, where he dined, or whence he brought home men to dine.	Разумеется, первым его шагом было пройти в члены "Восточного клуба", где он просиживал целые утра в компании со своими индийскими собратьями, где он обедал и откуда привозил гостей к себе обедать.
Amelia had to receive and entertain these gentlemen and their ladies.	Эмилия должна была принимать и занимать этих джентльменов и их дам.

From these she heard how soon Smith would be in Council; how many lacs Jones had brought home with him, how Thomson's House in London had refused the bills drawn by Thomson, Kibobjee, and Co., the Bombay House, and how it was thought the Calcutta House must go too; how very imprudent, to say the least of it, Mrs. Brown's conduct (wife of Brown of the Ahmednuggur Irregulars) had been with young Swankey of the Body Guard, sitting up with him on deck until all hours, and losing themselves as they were riding out at the Cape; how Mrs. Hardyman had had out her thirteen sisters, daughters of a country curate, the Rev: Felix Rabbits, and married eleven of them, seven high up in the service; how Hornby was wild because his wife would stay in Europe, and Trotter was appointed Collector at Ummerapoora.	От них она узнавала, скоро ли Смит будет советником; сколько сотен тысяч рупий увез с собою в Англию Джонс; как торговый дом Томсона в Лондоне отказался принять к оплате векселя, выданные на него бомбейской фирмой "Томсон, Кибобджи и Кo", и как все считают, что калькуттское отделение фирмы также должно прогореть; как безрассудно - если не сказать более - миссис Браун (супруга Брауна, офицера иррегулярного Ахмедиагарского полка) вела себя с юным Суонки из лейб-гвардейского: просиживала с ним на палубе до поздней ночи и заблудилась вместе с этим офицером, когда они ездили кататься верхом во время стоянки на мысе Доброй Надежды; как миссис Хардимен вывезла в Индию своих тринадцать сестер, дочерей деревенского викария, преподобного Феликса Рэбитса, и выдала замуж одиннадцать из них, причем семь сделали очень хорошую партию; как Хорнби рвет и мечет, потому что его жена пожелала остаться в Европе, а Троттер назначен коллектором в Амерапуре.
This and similar talk took place at the grand dinners all round.	Вот такие или подобные им разговоры происходили обычно на всех званых обедах.
They had the same conversation; the same silver dishes; the same saddles of mutton, boiled turkeys, and entrees.	Все беседовали об одном и том же; у всех была одинаковая серебряная посуда, подавалось одинаковое седло барашка, вареные индейки и entrees.
Politics set in a short time after dessert, when the ladies retired upstairs and talked about their complaints and their children.	Политические вопросы обсуждались после десерта, когда дамы удалялись наверх и заводили там беседу о своих недомоганиях и о своих детях.
Mutato nomine, it is all the same.	Mutato nomine {Если изменить имя (лат.).} - везде одно и то же.
Don't the barristers' wives talk about Circuit?	Разве жены стряпчих не беседуют о делах судебного округа?
Don't the soldiers' ladies gossip about the Regiment?	Разве военные дамы не сплетничают о полковых делах?
Don't the clergymen's ladies discourse about Sunday-schools and who takes whose duty?	Разве жены священников не рассуждают о воскресных школах и о том, кто кого замещает?
Don't the very greatest ladies of all talk about that small clique of persons to whom they belong?	И разве самые знатные дамы не ведут бесед о небольшой клике, к которой они принадлежат?
And why should our Indian friends not have their own conversation?--only I admit it is slow for the laymen whose fate it sometimes is to sit by and listen.	Почему бы и нашим индийским друзьям не вести своих особых разговоров? Хотя я согласен, что это малоинтересно для людей непосвященных, которым иной раз приходится сидеть молча и слушать.

Before long Emmy had a visiting-book, and was driving about regularly in a carriage, calling upon Lady Bludyer (wife of Major-General Sir Roger Bludyer, K.C.B., Bengal Army); Lady Huff, wife of Sir G. Huff, Bombay ditto; Mrs. Pice, the Lady of Pice the Director, &c.	Вскоре Эмми обзавелась книжечкой для записи визитов и регулярно выезжала в карете, навещая леди Бладайер (жену генерал-майора сэра Роджера Бладайера, кавалера ордена Бани, службы бенгальской армии); леди Хафф, жену сэра Дж. Хаффа, бомбейского генерала; миссис Пайс, супругу директора Пайса, и т. д.
We are not long in using ourselves to changes in life.	Мы быстро привыкаем к жизненным переменам.
That carriage came round to Gillespie Street every day; that buttony boy sprang up and down from the box with Emmy's and Jos's visiting-cards; at stated hours Emmy and the carriage went for Jos to the Club and took him an airing; or, putting old Sedley into the vehicle, she drove the old man round the Regent's Park.	Карету ежедневно подавали на Гилспай-стрит; мальчик с пуговицами вскакивал на козлы и соскакивал с них, разнося визитные карточки Эмми и Джоза. В определенные часы Эмми и карета появлялись у клуба, чтобы захватить Джоза и увезти его подышать воздухом; или же, усадив в экипаж старика Седли, Эмилия возила его покататься по Риджент-парку.
The lady's maid and the chariot, the visiting-book and the buttony page, became soon as familiar to Amelia as the humble routine of Brompton.	Собственная горничная, коляска, книжка для записывания визитов и паж в пуговицах - все это вскоре стало для Эмилии так же привычно, как раньше - бедность и скука бромптонской жизни.
She accommodated herself to one as to the other.	Она приспособилась ко всему этому, как приспособлялась раньше к другому.
If Fate had ordained that she should be a Duchess, she would even have done that duty too.	Если бы судьба определила ей быть герцогиней, она исполнила бы и этот долг.
She was voted, in Jos's female society, rather a pleasing young person--not much in her, but pleasing, and that sort of thing.	Дамы, составлявшие общество Джоза, единогласно постановили, что Эмилия довольно приятная молодая особа, - ничего особенного в ней нет, но она мила и все такое!
The men, as usual, liked her artless kindness and simple refined demeanour.	Мужчинам, как и всегда, нравилась бесхитростная приветливость Эмилии и ее простые, но изящные манеры.
The gallant young Indian dandies at home on furlough--immense dandies these--chained and moustached--driving in tearing cabs, the pillars of the theatres, living at West End hotels--nevertheless admired Mrs. Osborne, liked to bow to her carriage in the park, and to be admitted to have the honour of paying her a morning visit.	Г алантные индийские щеголи, проводившие в Англии отпуск, - невероятные щеголи, обвешанные цепочками, усачи, разъезжающие в бешено мчащихся кебах, завсегдатаи театров, обитатели вест-эндских отелей, - восторгались миссис Осборн, охотно отвешивали поклон ее карете в Парке и бывали рады чести нанести Эмилии утренний визит.
Swankey of the Body Guard himself, that dangerous youth, and the greatest buck of all the Indian army now on leave, was one day discovered by Major Dobbin tete-a-tete with Amelia, and describing the sport of pig-sticking to her with great humour and eloquence; and he spoke afterwards of a d--d king's officer that's always hanging about the house--a long, thin, queer-looking, oldish fellow--a dry fellow though, that took the shine out of a man in the talking line.	Сам лейб-гвардеец Суонки, этот опасный молодой человек, величайший франт во всей индийской армии, ныне пребывающий в отпуску, был однажды застигнут майором Доббином tete-a-tete с Эмилией, которой он с большим юмором и красноречием описывал охоту на кабанов. После этого он долго рассказывал об одном треклятом офицере, вечно торчащем в доме, - таком длинном, тощем, пожилом чудаке, при котором человеку просто невозможно поговорить.

Had the Major possessed a little more personal vanity he would have been jealous of so dangerous a young buck as that fascinating Bengal Captain.	Обладай майор хотя бы немного большим тщеславием, он, наверное, приревновал бы Эмилию к такому опасному молодому франту, как этот обворожительный бенгальский капитан.
But Dobbin was of too simple and generous a nature to have any doubts about Amelia.	Но Доббин был слишком прост и благороден, чтобы хоть сколько-нибудь сомневаться в Эмилии.
He was glad that the young men should pay her respect, and that others should admire her.	Он радовался, что молодые люди оказывают ей внимание, что все восхищаются ею.
Ever since her womanhood almost, had she not been persecuted and undervalued?	Ведь почти с самого ее замужества ее обижали и не умели ценить!
It pleased him to see how kindness bought out her good qualities and how her spirits gently rose with her prosperity.	Майор с удовольствием видел, как ласковое обращение выявляло все лучшее, что было в Эмилии, и как она расцвела с тех пор, как ей стало легче житься.
Any person who appreciated her paid a compliment to the Major's good judgement--that is, if a man may be said to have good judgement who is under the influence of Love's delusion.	Все, кто ценил Эмилию, отдавали должное здравому суждению майора, - если только о человеке, ослепленном любовью, вообще можно сказать, что он способен на здравые суждения!
After Jos went to Court, which we may be sure he did as a loyal subject of his Sovereign (showing himself in his full court suit at the Club, whither Dobbin came to fetch him in a very shabby old uniform) he who had always been a staunch Loyalist and admirer of George IV, became such a tremendous Tory and pillar of the State that he was for having Amelia to go to a Drawing-room, too.	После того как Джоз был представлен ко двору, куда он - можете в том не сомневаться -отправился как истый верноподданный (предварительно показавшись в полном придворном костюме в клубе, куда Доббин заехал за ним в потертом старом мундире),наш чиновник всегда-то бывший заядлым роялистом и сторонником Г еорга IV, стал таким ревностным тори и таким столпом государства, что решил обязательно взять с собою и Эмилию на один из дворцовых приемов.
He somehow had worked himself up to believe that he was implicated in the maintenance of the public welfare and that the Sovereign would not be happy unless Jos Sedley and his family appeared to rally round him at St. James's.	Джоз пришел к убеждению, что его долг -поддерживать общественное благополучие и что монарх не будет счастлив, пока Джоз Седли и его семейство не соберутся вокруг него в Сент-Джеймском дворце.
Emmy laughed.	Эмми смеялась:
"Shall I wear the family diamonds, Jos?" she said.	– Не надеть ли мне фамильные брильянты, Джоз?
"I wish you would let me buy you some," thought the Major.	"Ах, если бы вы позволили мне купить вам брильянты, - подумал майор.
"I should like to see any that were too good for you."	– Лишь бы удалось найти такие, которые достойны вас!"
CHAPTER LXI	ГЛАВА LXI,
In Which Two Lights are Put Out	в которой гаснут два светильника

There came a day when the round of decorous pleasures and solemn gaieties in which Mr. Jos Sedley's family indulged was interrupted by an event which happens in most houses.	Настал день, когда благопристойные развлечения, которым предавалось семейство мистера Джоза Седли, были прерваны событием, какие случаются в очень многих домах.
As you ascend the staircase of your house from the drawing towards the bedroom floors, you may have remarked a little arch in the wall right before you, which at once gives light to the stair which leads from the second story to the third (where the nursery and servants' chambers commonly are) and serves for another purpose of utility, of which the undertaker's men can give you a notion.	Поднимаясь по лестнице вашего дома от гостиной к спальням, вы, должно быть, обращали внимание на небольшую арку в стене прямо перед вами, которая пропускает свет на лестницу, ведущую из второго этажа в третий ( где обычно находятся детская и комнаты слуг), и вместе с тем имеет и другое полезное назначение, - о нем вам могут сообщить люди гробовщика.
They rest the coffins upon that arch, or pass them through it so as not to disturb in any unseemly manner the cold tenant slumbering within the black ark.	К этой арке они прислоняют гробы, и она же позволяет им повернуть, не потревожив холодных останков человека, мирно спящего в темном ковчеге.
That second-floor arch in a London house, looking up and down the well of the staircase and commanding the main thoroughfare by which the inhabitants are passing; by which cook lurks down before daylight to scour her pots and pans in the kitchen; by which young master stealthily ascends, having left his boots in the hall, and let himself in after dawn from a jolly night at the Club; down which miss comes rustling in fresh ribbons and spreading muslins, brilliant and beautiful, and prepared for conquest and the ball; or Master Tommy slides, preferring the banisters for a mode of conveyance, and disdaining danger and the stair; down which the mother is fondly carried smiling in her strong husband's arms, as he steps steadily step by step, and followed by the monthly nurse, on the day when the medical man has pronounced that the charming patient may go downstairs; up which John lurks to bed, yawning, with a sputtering tallow candle, and to gather up before sunrise the boots which are awaiting him in the passages--that stair, up or down which babies are carried, old people are helped, guests are marshalled to the ball, the parson walks to the christening, the doctor to the sick-room, and the undertaker's men to the upper floor--what a memento of Life, Death, and Vanity it is--that arch and stair--if you choose to consider it, and sit on the landing, looking up and down the well!	Ах, эта арка второго этажа в лондонских домах, освещающая сверху и снизу лестничный пролет, господствующая над главным путем сообщения, которым пользуются обитатели дома! Этим путем тихонько пробирается еще до зари кухарка, направляясь в кухню чистить свои горшки и кастрюли; этим путем, оставив в прихожей сапоги, крадучись, поднимается юный хозяйский сын, возвращаясь на рассвете домой с веселого вечера в клубе; по этой лестнице спускается молоденькая мисс в кружевах и лентах, шурша кисейными юбками, сияющая и красивая, приготовившаяся к победам и танцам; по ней скатывается маленький мистер Томми, предпочитающий пользоваться в качестве средства передвижения перилами и презирающий опасность: по ней супруг нежно песет вниз на своих сильных руках улыбающуюся молодую мать, твердо ступая со ступеньки на ступеньку, в сопровождении сиделки из родильного покоя, в тот день, когда врач объявляет, что прелестная пациентка может спуститься в гостиную; вверх по ней пробирается к себе Джон, зевая над брызгающей сальной свечой, чтобы потом, еще до рассвета, собрать сапоги, ожидающие его в коридорах. По этой лестнице носят вверх и вниз грудных детей, водят стариков, по ней торжественно выступают гости, приглашенные на бал, священник идет на крестины, доктор - в комнату больного, а люди гробовщика - в верхний этаж. Какое memento о жизни, смерти и суете всего земного такая лестница и арка на ней - если хорошенько вдуматься, сидя на площадке и поглядывая то вверх, то вниз!
The doctor will come up to us too for the last time there, my friend in motley.	И ко мне и к вам, о мой друг в колпаке с бубенцами, поднимется в последний раз доктор!

The nurse will look in at the curtains, and you take no notice--and then she will fling open the windows for a little and let in the air.	Сиделка, раздвинув полог, заглянет к вам, но вы уже не заметите этого, а потом она широко распахнет окна и проветрит спальню.
Then they will pull down all the front blinds of the house and live in the back rooms--then they will send for the lawyer and other men in black, &c.	Потом ваши родные опустят шторы по всему фасаду дома и перейдут жить в задние комнаты, а потом пошлют за стряпчим и другими людьми в черном и т. д.
Your comedy and mine will have been played then, and we shall be removed, oh, how far, from the trumpets, and the shouting, and the posture-making.	Ваша комедия, как и моя, будет сыграна, и нас увезут - о, как далеко! – от громких труб, и криков, и кривляния!
If we are gentlefolks they will put hatchments over our late domicile, with gilt cherubim, and mottoes stating that there is "Quiet in Heaven."	Если мы дворяне, то на стену нашего бывшего жилища прибьют траурный герб с позолоченными херувимами и девизом, гласящим, что существует "покой на небесах".
Your son will new furnish the house, or perhaps let it, and go into a more modern quarter; your name will be among the "Members Deceased" in the lists of your clubs next year.	Ваш сын обставит дом заново или, быть может, сдаст его внаем, а сам переедет в какой-нибудь более модный квартал; ваше имя на будущий год появится в списке "скончавшихся членов" вашего клуба.
However much you may be mourned, your widow will like to have her weeds neatly made--the cook will send or come up to ask about dinner--the survivor will soon bear to look at your picture over the mantelpiece, which will presently be deposed from the place of honour, to make way for the portrait of the son who reigns.	Как бы горько вас ни оплакивали, все же вашей вдове захочется, чтобы ее траурное платье было сшито красиво; кухарка пошлет узнать или сама поднимется спросить насчет обеда; оставшиеся в живых скоро смогут без слез смотреть на ваш портрет над камином, а потом его уберут с почетного места, чтобы повесить там портрет царствующего сына.
Which of the dead are most tenderly and passionately deplored?	Кого же из умерших оплакивают с наибольшей печалью?
Those who love the survivors the least, I believe.	Мне кажется, тех, кто при жизни меньше всего любил своих близких.
The death of a child occasions a passion of grief and frantic tears, such as your end, brother reader, will never inspire.	Смерть ребенка вызывает такой взрыв горя и такие отчаянные слезы, каких никому не внушит ваша кончина, брат мой читатель!
The death of an infant which scarce knew you, which a week's absence from you would have caused to forget you, will strike you down more than the loss of your closest friend, or your first-born son--a man grown like yourself, with children of his own.	Смерть малого дитяти, едва ли узнававшего вас как следует, способного забыть вас за одну неделю, поразит вас гораздо больше, чем потеря ближайшего друга или вашего старшего сына -такого же взрослого человека, как вы сами, и имевшего собственных детей.
We may be harsh and stern with Judah and Simeon--our love and pity gush out for Benjamin, the little one.	Мы строги и суровы с Иудой и Симеоном, - но наша любовь и жалость к младшему, к Вениамину, не знает границ.
And if you are old, as some reader of this may be or shall be old and rich, or old and poor--you may one day be thinking for yourself--"These people are very good round about me, but they won't grieve too much when I am gone.	Если же вы стары, мой читатель, - стары и богаты или стары и бедны, - то в один прекрасный день вы подумаете: "Все, кто меня окружает, очень добры ко мне, но они не будут горевать, когда я умру.

I am very rich, and they want my inheritance--or very poor, and they are tired of supporting me."	Я очень богат, и они ждут от меня наследства"; или: "Я очень беден, и они устали содержать меня".
The period of mourning for Mrs. Sedley's death was only just concluded, and Jos scarcely had had time to cast off his black and appear in the splendid waistcoats which he loved, when it became evident to those about Mr. Sedley that another event was at hand, and that the old man was about to go seek for his wife in the dark land whither she had preceded him.	Едва истек срок траура после смерти миссис Седли и Джоз только-только успел сбросить с себя черные одежды и облечься в свои любимые цветные жилеты, как для всех, окружавших мистера Седли, стало очевидным, что назревает еще одно событие и что старик вскоре отправится на поиски жены в ту страну мрака, куда она ушла раньше него.
"The state of my father's health," Jos Sedley solemnly remarked at the Club, "prevents me from giving any LARGE parties this season: but if you will come in quietly at half-past six, Chutney, my boy, and fake a homely dinner with one or two of the old set--I shall be always glad to see you."	– Состояние здоровья моего отца, - торжественно заявлял Джоз Седли в клубе, - не позволяет мне в этом году устраивать большие вечера. Но, может быть, вы, дружище Чатни, без особых церемоний придете ко мне как-нибудь в половине седьмого и отобедаете у меня с двумя-тремя приятелями из нашей старой компании? Я всегда буду рад вас видеть!
So Jos and his acquaintances dined and drank their claret among themselves in silence, whilst the sands of life were running out in the old man's glass upstairs.	Итак, Джоз и его друзья в молчании обедали и пили свой кларет, а тем временем в часах жизни его старика отца пересыпались уже последние песчинки.
The velvet-footed butler brought them their wine, and they composed themselves to a rubber after dinner, at which Major Dobbin would sometimes come and take a hand; and Mrs. Osborne would occasionally descend, when her patient above was settled for the night, and had commenced one of those lightly troubled slumbers which visit the pillow of old age.	Дворецкий бесшумно вносил в столовую вино; после обеда гости садились играть в карты; иногда в игре принимал участие и майор Доббин; бывали случаи, что вниз спускалась и миссис Осборн, когда ее больной, заботливо устроенный на ночь, забывался тем легким, тревожным сном, что слетает к постели стариков.
The old man clung to his daughter during this sickness.	За время своей болезни старый Седли особенно привязался к дочери.
He would take his broths and medicines from scarcely any other hand.	Он принимал лекарства и пил бульон только из рук Эмилии.
To tend him became almost the sole business of her life.	Заботы о старике сделались чуть ли не единственным занятием в ее жизни.
Her bed was placed close by the door which opened into his chamber, and she was alive at the slightest noise or disturbance from the couch of the querulous invalid.	Постель ее была поставлена у самой двери, выходившей в комнату старика, и Эмилия вскакивала при малейшем шуме или шорохе, доносившемся с ложа капризного больного.
Though, to do him justice, he lay awake many an hour, silent and without stirring, unwilling to awaken his kind and vigilant nurse.	Хотя надо отдать ему справедливость: иногда он часами лежал без сна, молча и не шевелясь, не желая будить свою заботливую сиделку.
He loved his daughter with more fondness now, perhaps, than ever he had done since the days of her childhood.	Он любил теперь свою дочь так, как, вероятно, не любил с самых ранних дней ее детства.
In the discharge of gentle offices and kind filial duties, this simple creature shone most especially.	И никогда эта кроткая женщина не была так хороша, как когда выполняла свой дочерний долг.

"She walks into the room as silently as a sunbeam," Mr. Dobbin thought as he saw her passing in and out from her father's room, a cheerful sweetness lighting up her face as she moved to and fro, graceful and noiseless.	"Она входит в комнату тихо, словно солнечный луч", - думал мистер Доббин, наблюдая за Эмилией; ласковая нежность светилась на ее лице, она двигалась бесшумно и грациозно.
When women are brooding over their children, or busied in a sick-room, who has not seen in their faces those sweet angelic beams of love and pity?	Кто не видел на лицах женщин нежного ангельского света любви и сострадания, когда они сидят у колыбели ребенка или хлопочут в комнате больного!
A secret feud of some years' standing was thus healed, and with a tacit reconciliation.	Так утихла тайная вражда, длившаяся несколько лет, и произошло молчаливое примирение.
In these last hours, and touched by her love and goodness, the old man forgot all his grief against her, and wrongs which he and his wife had many a long night debated: how she had given up everything for her boy; how she was careless of her parents in their old age and misfortune, and only thought of the child; how absurdly and foolishly, impiously indeed, she took on when George was removed from her.	В эти последние часы своей жизни старик, растроганный любовью и добротой дочери, забыл все причиненные ею огорчения, все проступки, которые они с женой обсуждали не одну долгую ночь: как Эмилия отказалась от всего ради своего мальчика; как она была невнимательна к престарелым и несчастным родителям и думала только о ребенке; как нелепо и глупо, как неприлично она горевала, когда у нее взяли Джорджи.
Old Sedley forgot these charges as he was making up his last account, and did justice to the gentle and uncomplaining little martyr.	Старый Седли забыл все эти обвинения, подводя свой последний итог, и воздал должное маленькой мученице, кроткой и безответной.
One night when she stole into his room, she found him awake, when the broken old man made his confession.	Однажды ночью, тихонько войдя в комнату больного, Эмилия застала его бодрствующим, и немощный старик сделал дочери признание.
"Oh, Emmy, I've been thinking we were very unkind and unjust to you," he said and put out his cold and feeble hand to her.	– Ох, Эмми! Я все думал, как мы были нехороши и несправедливы к тебе! – сказал он, протягивая ей холодную, слабую руку.
She knelt down and prayed by his bedside, as he did too, having still hold of her hand.	Эмилия опустилась на колени и стала молиться у постели отца, который тоже молился, не выпуская ее руки.
When our turn comes, friend, may we have such company in our prayers!	Друг мой, когда настанет наш черед, дай нам бог, чтобы кто-то так же молился рядом с нами!
Perhaps as he was lying awake then, his life may have passed before him--his early hopeful struggles, his manly successes and prosperity, his downfall in his declining years, and his present helpless condition--no chance of revenge against Fortune, which had had the better of him--neither name nor money to bequeath--a spent-out, bootless life of defeat and disappointment, and the end here!	Быть может, в эту бессонную ночь перед мысленным взором старика проходила вся его жизнь: молодость с ее борьбой и надеждами, успех и богатство в зрелом возрасте, страшная катастрофа, постигшая его на склоне лет, и нынешнее его беспомощное положение. И никаких шансов отомстить судьбе, одолевшей его; нечего завещать - ни имени, ни денег... Даром прожитая, неудавшаяся жизнь, поражения, разочарования - и вот конец!
Which, I wonder, brother reader, is the better lot, to die prosperous and famous, or poor and disappointed?	Что, по-вашему, лучше, брат мой читатель: умереть преуспевающим и знаменитым или бедным и отчаявшимся?