Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

Теккерей Уильям Мейкпис

Other people, finding the entertainment stupid and preferring the fun at the Stadthaus, had quitted the Palace ball earlier; but it is probable the Major and Jos had gone home and found the boy's absence, for the former instantly went up to him and, taking him by the shoulder, pulled him briskly back from the place of temptation.	Кое-кто из гостей, наскучив герцогскими развлечениями и предпочитая повеселиться в ратуше, покинул дворец еще раньше. Но майор и Джоз, очевидно, заезжали домой и узнали там об отсутствии мальчика, потому что Доббин сейчас же подошел к нему и, взяв за плечо, быстро увел подальше от соблазна.
Then, looking round the room, he saw Kirsch employed as we have said, and going up to him, asked how he dared to bring Mr. George to such a place.	Затем, оглядевшись по сторонам, он увидел Кирша, погруженного в игру, и, подойдя к нему, спросил, как он смел привести мистера Джорджа в такое место.
"Laissez-moi tranquille," said Mr. Kirsch, very much excited by play and wine.	– Laissez-moi tranquille, - отвечал мистер Кирш, сильно возбужденный игрой и вином.
"Il faut s'amuser, parbleu.	– Il faut s'amuser, parbleu!
Je ne suis pas au service de Monsieur."	Je ne suis pas au service de monsieur {Оставьте меня в покое. Надо же человеку развлечься, черт возьми! Я не у вас состою на службе (франц.).}.
Seeing his condition the Major did not choose to argue with the man, but contented himself with drawing away George and asking Jos if he would come away.	Увидев, в каком он состоянии, майор решил не вступать с ним в спор и удовольствовался тем, что увел Джорджа, спросив только у Джоза, уходит он или остается.
He was standing close by the lady in the mask, who was playing with pretty good luck now, and looking on much interested at the game.	Джоз стоял около дамы в маске, которая теперь играла довольно удачно, и с большим интересом следил за игрой.
"Hadn't you better come, Jos," the Major said, "with George and me?"	– Пойдемте-ка лучше по домам, Джоз, - сказал майор, - вместе со мной и Джорджем.
"I'll stop and go home with that rascal, Kirsch," Jos said; and for the same reason of modesty, which he thought ought to be preserved before the boy, Dobbin did not care to remonstrate with Jos, but left him and walked home with Georgy.	– Я побуду здесь и вернусь с этим негодяем Киршем, - ответил Джоз. И Доббин, считая, что при мальчике не следует говорить лишнего, оставил Джоза в покое и отправился с Джорджем домой.
"Did you play?" asked the Major when they were out and on their way home.	– Ты играл? – спросил майор, когда они вышли из ратуши.
The boy said	Мальчик ответил:
"No."	– Нет.
"Give me your word of honour as a gentleman that you never will."	– Дай мне честное слово джентльмена, что никогда не будешь играть!
"Why?" said the boy; "it seems very good fun."	– Почему? – спросил мальчик. – Это же очень весело!
And, in a very eloquent and impressive manner, the Major showed him why he shouldn't, and would have enforced his precepts by the example of Georgy's own father, had he liked to say anything that should reflect on the other's memory.	Тут майор весьма красноречиво и внушительно объяснил Джорджу, почему тот не должен играть; он мог бы подкрепить свои наставления ссылкой на отца Джорджа, но не захотел ни единым словом опорочить память покойного.
When he had housed him, he went to bed and saw his light, in the little room outside of Amelia's, presently disappear.	Отведя мальчика домой, майор отправился к себе и вскоре увидел, как погас свет в комнатке Джорджа рядом со спальней Эмилии.

Amelia's followed half an hour afterwards.	Через полчаса и Эмилия потушила у себя свет.
I don't know what made the Major note it so accurately.	Право, не знаю, почему майор отметил это с таким дотошным вниманием!
Jos, however, remained behind over the play-table; he was no gambler, but not averse to the little excitement of the sport now and then, and he had some Napoleons chinking in the embroidered pockets of his court waistcoat.	А Джоз остался у игорного стола. Он не был записным игроком, но не гнушался иной раз испытать легкое возбуждение, вызываемое игрой. Несколько наполеондоров позвякивало в карманах его вышитого жилета.
He put down one over the fair shoulder of the little gambler before him, and they won.	Протянув руку над белым плечиком дамы, сидевшей перед ним, он поставил золотой и выиграл.
She made a little movement to make room for him by her side, and just took the skirt of her gown from a vacant chair there.	Дама чуть подвинулась влево и, словно приглашая Джоза сесть, сбросила оборки своего платья со свободного стула рядом.
"Come and give me good luck," she said, still in a foreign accent, quite different from that frank and perfectly English "Thank you," with which she had saluted Georgy's coup in her favour.	– Садитесь и принесите мне счастье, -произнесла она все еще с иностранным акцентом, сильно отличавшимся от того "спасибо", которым она приветствовала удачный coup {Удар, ход (франц.).} Джорджа.
The portly gentleman, looking round to see that nobody of rank observed him, sat down; he muttered--"Ah, really, well now, God bless my soul.	Наш дородный джентльмен, посмотрев по сторонам, не наблюдает ли за ним кто-нибудь из именитых особ, опустился на стул и пробормотал: - Ну что ж, право, разрази меня господь, мне везет!
I'm very fortunate; I'm sure to give you good fortune," and other words of compliment and confusion.	Я уверен, что принесу вам счастье, - затем последовали комплименты и другие смущенно-нелепые слова.
"Do you play much?" the foreign mask said.	– Вы часто играете? – спросила незнакомка.
"I put a Nap or two down," said Jos with a superb air, flinging down a gold piece.	– Ставлю иногда один-два наполеондора, - ответил Джоз, небрежно швыряя на стол золотую монету.
"Yes; ay nap after dinner," said the mask archly.	– Ну конечно, это интереснее, чем воевать с Наполеоном! – лукаво сказала маска.
But Jos looking frightened, she continued, in her pretty French accent, "You do not play to win.	Но, заметив испуганный взгляд Джоза, продолжала со своим милым французским акцентом: - Вы играете не для того, чтобы выиграть.
No more do I.	И я также.
I play to forget, but I cannot. I cannot forget old times, monsieur.	Я играю, чтобы забыться, но не могу... не могу забыть былых времен, monsieur!
Your little nephew is the image of his father; and you--you are not changed--but yes, you are. Everybody changes, everybody forgets; nobody has any heart."	Ваш маленький племянник - вылитый отец. А вы... вы не изменились... Нет, вы изменились... все люди меняются, все забывают, ни у кого нет сердца!
"Good God, who is it?" asked Jos in a flutter.	– Господи боже, кто это? – спросил ошеломленный Джоз.

"Can't you guess, Joseph Sedley?" said the little woman in a sad voice, and undoing her mask, she looked at him.	– Не узнаете, Джозеф Седли? – сказала маленькая женщина печальным голосом и, сняв маску, взглянула на Джоза.
"You have forgotten me."	– Вы позабыли меня!
"Good heavens!	– Боже милосердный!
Mrs. Crawley!" gasped out Jos.	Миссис Кроули! – пролепетал Джоз.
"Rebecca," said the other, putting her hand on his; but she followed the game still, all the time she was looking at him.	– Ребекка, - произнесла дама, кладя свою руку на руку Джозефа, но продолжая внимательно следить за игрой.
"I am stopping at the Elephant," she continued.	– Я остановилась в гостинице "Слон", - сказала она.
"Ask for Madame de Raudon.	– Спросите мадам де Родон.
I saw my dear Amelia to-day; how pretty she looked, and how happy!	Сегодня я видела мою милочку Эмилию. Какой она мне показалась прелестной и счастливой!
So do you!	И вы тоже!
Everybody but me, who am wretched, Joseph Sedley."	Все счастливы, кроме меня, Джозеф Седли!
And she put her money over from the red to the black, as if by a chance movement of her hand, and while she was wiping her eyes with a pocket-handkerchief fringed with torn lace.	И она передвинула свою ставку с красного на черное - как бы случайным движением руки, пока вытирала слезы носовым платочком, обшитым рваным кружевом.
The red came up again, and she lost the whole of that stake.	Опять вышло красное, и она проиграла.
"Come away," she said.	– Пойдемте отсюда! – сказала она.
"Come with me a little--we are old friends, are we not, dear Mr. Sedley?"	– Пройдемтесь немного. Мы ведь старые друзья, не так ли, дорогой мистер Седли?
And Mr. Kirsch having lost all his money by this time, followed his master out into the moonlight, where the illuminations were winking out and the transparency over our mission was scarcely visible.	И мистер Кирш, проигравший тем временем все свои деньги, последовал за хозяином по озаренным луною улицам, где догорала иллюминация и едва можно было различить транспарант над помещением нашего посольства.
CHAPTER LXIV	ГЛАВА LXIV
A Vagabond Chapter	Неприкаянная глава
We must pass over a part of Mrs. Rebecca Crawley's biography with that lightness and delicacy which the world demands--the moral world, that has, perhaps, no particular objection to vice, but an insuperable repugnance to hearing vice called by its proper name.	Мы вынуждены опустить часть биографии миссис Ребекки Кроули, проявив всю деликатность и такт, каких требует от нас общество -высоконравственное общество, которое, возможно, ничего не имеет против порока, но не терпит, чтобы порок называли его настоящим именем.

There are things we do and know perfectly well in Vanity Fair, though we never speak of them: as the Ahrimanians worship the devil, but don't mention him: and a polite public will no more bear to read an authentic description of vice than a truly refined English or American female will permit the word breeches to be pronounced in her chaste hearing.	На Ярмарке Тщеславия мы много чего делаем и знаем такого, о чем никогда не говорим: так поклонники Аримана молятся дьяволу, не называя его вслух. И светские люди не станут читать достоверное описание порока, подобно тому как истинно утонченная англичанка или американка никогда не позволит, чтобы ее целомудренного слуха коснулось слово "штаны".
And yet, madam, both are walking the world before our faces every day, without much shocking us.	А между тем, сударыня, и то и другое каждодневно предстает нашим взорам, не особенно нас смущая.
If you were to blush every time they went by, what complexions you would have!	Если бы вы краснели всякий раз, как они появляются перед вами, какой был бы у вас цвет лица!
It is only when their naughty names are called out that your modesty has any occasion to show alarm or sense of outrage, and it has been the wish of the present writer, all through this story, deferentially to submit to the fashion at present prevailing, and only to hint at the existence of wickedness in a light, easy, and agreeable manner, so that nobody's fine feelings may be offended.	Лишь когда произносятся их недостойные имена, ваша скромность считает нужным чувствовать себя оскорбленной и бить тревогу; поэтому автором настоящей повести с начала до конца руководило желание строго придерживаться моды нашего века и лишь намекать иногда на существование в мире порока, намекать легко, грациозно, приятно - так, чтобы ничьи тонкие чувства не оказались задетыми.
I defy any one to say that our Becky, who has certainly some vices, has not been presented to the public in a perfectly genteel and inoffensive manner.	Пусть кто-нибудь попробует утверждать, что наша Бекки, которой, конечно, нельзя отказать в кое-каких пороках, не была выведена перед публикой в самом благородном и безобидном виде!
In describing this Siren, singing and smiling, coaxing and cajoling, the author, with modest pride, asks his readers all round, has he once forgotten the laws of politeness, and showed the monster's hideous tail above water?	Автор со скромной гордостью спрашивает у своих читателей, забывал ли он когда-нибудь законы вежливости и, описывая пение, улыбки, лесть и коварство этой сирены, позволял ли мерзкому хвосту чудовища показываться над водою?
No!	Нет!
Those who like may peep down under waves that are pretty transparent and see it writhing and twirling, diabolically hideous and slimy, flapping amongst bones, or curling round corpses; but above the waterline, I ask, has not everything been proper, agreeable, and decorous, and has any the most squeamish immoralist in Vanity Fair a right to cry fie?	Желающие могут заглянуть в волны, достаточно прозрачные, и посмотреть, как этот хвост мелькает и кружится там, отвратительный и липкий, как он хлопает по костям и обвивает трупы. Но над поверхностью воды разве не было все отменно прилично и приятно? Разве может ко мне придраться даже самый щепетильный моралист на Ярмарке Тщеславия?
When, however, the Siren disappears and dives below, down among the dead men, the water of course grows turbid over her, and it is labour lost to look into it ever so curiously.	Правда, когда сирена исчезает, ныряя в глубину, к мертвецам, вода над нею становится мутной, и потому, сколько ни вглядывайся в нее, все равно ничего не увидишь.

They look pretty enough when they sit upon a rock, twanging their harps and combing their hair, and sing, and beckon to you to come and hold the looking-glass; but when they sink into their native element, depend on it, those mermaids are about no good, and we had best not examine the fiendish marine cannibals, revelling and feasting on their wretched pickled victims.	Сирены довольно привлекательны, когда они сидят на утесе, бренчат на арфах, расчесывают себе волосы, поют и манят вас, умоляя подержать им зеркало; но когда они погружаются в свою родную стихию, то, поверьте мне, от этих морских дев нельзя ждать ничего хорошего, и лучше уж нам не видеть, как эти водяные людоедки пляшут и угощаются трупами своих несчастных засоленных жертв.
And so, when Becky is out of the way, be sure that she is not particularly well employed, and that the less that is said about her doings is in fact the better.	Итак, будьте уверены, что, когда мы не видим Бекки, она занята не особенно хорошими делами, - и чем меньше говорить об этих ее делах, тем, право же, будет лучше.
If we were to give a full account of her proceedings during a couple of years that followed after the Curzon Street catastrophe, there might be some reason for people to say this book was improper.	Если бы мы дали полный отчет о поведении Бекки за первые несколько лет после катастрофы на Керзон-стрит, то у публики, пожалуй, нашлись бы основания сказать, что наша книжка непристойна.
The actions of very vain, heartless, pleasure-seeking people are very often improper (as are many of yours, my friend with the grave face and spotless reputation--but that is merely by the way); and what are those of a woman without faith--or love--or character?	Поступки людей очень суетных, бессердечных, гоняющихся за удовольствиями, весьма часто бывают непристойными (как и многие ваши поступки, мой друг, с важной физиономией и безупречной репутацией, - но об этом я упоминаю просто к слову).
And I am inclined to think that there was a period in Mrs Becky's life when she was seized, not by remorse, but by a kind of despair, and absolutely neglected her person and did not even care for her reputation.	Каких же поступков ждать от женщины, не имеющей ни веры, ни любви, ни доброго имени! А я склонен думать, что в жизни миссис Бекки было время, когда она оказалась во власти не угрызений совести, но какого-то отчаяния, и совершенно не берегла себя, не заботясь даже о своей репутации.
This abattement and degradation did not take place all at once; it was brought about by degrees, after her calamity, and after many struggles to keep up--as a man who goes overboard hangs on to a spar whilst any hope is left, and then flings it away and goes down, when he finds that struggling is in vain.	Такое abattement {Уныние, упадок сил (франц.).} и нравственное падение наступили не сразу, они появились постепенно - после ее несчастья и после многих отчаянных попыток удержаться на поверхности. Так человек, упавший за борт, цепляется за доску, пока у него остается хоть искра надежды, а потом, убедившись, что борьба напрасна, разжимает руки и идет ко дну.
She lingered about London whilst her husband was making preparations for his departure to his seat of government, and it is believed made more than one attempt to see her brother-in-law, Sir Pitt Crawley, and to work upon his feelings, which she had almost enlisted in her favour.	Пока Родон Кроули готовился к отъезду во вверенные ему заморские владения, Бекки оставалась в Лондоне и, как полагают, не раз предпринимала попытки повидаться со своим зятем, сэром Питтом Кроули, с целью заручиться его поддержкой, которой она перед тем почти успела добиться.
As Sir Pitt and Mr. Wenham were walking down to the House of Commons, the latter spied Mrs. Rawdon in a black veil, and lurking near the palace of the legislature.	Однажды, когда сэр Питт и мистер Уэнхем направлялись в палату общин, последний заметил, что около дворца законодательной власти маячит миссис Родон в шляпке под черной вуалью.

She sneaked away when her eyes met those of Wenham, and indeed never succeeded in her designs upon the Baronet.	Встретившись глазами с Уэнхемом, она быстро скользнула прочь, да и после этого ей так и не удалось добраться до баронета.
Probably Lady Jane interposed.	Вероятно, в дело вмешалась леди Джейн.
I have heard that she quite astonished her husband by the spirit which she exhibited in this quarrel, and her determination to disown Mrs. Becky.	Я слышал, что она изумила супруга твердостью духа, проявленной ею во время ссоры, и своей решимостью не признавать миссис Бекки.
Of her own movement, she invited Rawdon to come and stop in Gaunt Street until his departure for Coventry Island, knowing that with him for a guard Mrs. Becky would not try to force her door; and she looked curiously at the superscriptions of all the letters which arrived for Sir Pitt, lest he and his sister-in-law should be corresponding.	Она по собственному почину пригласила Родона прожить у них все время до его отъезда на остров Ковентри, зная, что при такой надежной охране миссис Бекки не посмеет ворваться к ним в дом, и внимательно изучала конверты всех писем, адресованных сэру Питту, чтобы в случае чего пресечь переписку между ним и его невесткой.
Not but that Rebecca could have written had she a mind, but she did not try to see or to write to Pitt at his own house, and after one or two attempts consented to his demand that the correspondence regarding her conjugal differences should be carried on by lawyers only.	Разумеется, вздумай Ребекка ему написать, она могла бы ото сделать, но она не пыталась ни повидаться с сэром Питтом, ни писать ему на дом и после одной или двух попыток согласилась на его просьбу направлять ему всю корреспонденцию касательно своих семейных неурядиц только через посредство адвоката.
The fact was that Pitt's mind had been poisoned against her.	Дело в том, что Питта сумели восстановить против Ребекки.
A short time after Lord Steyne's accident Wenham had been with the Baronet and given him such a biography of Mrs. Becky as had astonished the member for Queen's Crawley.	Вскоре после несчастья, постигшего лорда Стайна, Уэнхем побывал у баронета и познакомил его с некоторыми подробностями биографии миссис Бекки, которые сильно удивили члена парламента от Королевского Кроули.
He knew everything regarding her: who her father was; in what year her mother danced at the opera; what had been her previous history; and what her conduct during her married life--as I have no doubt that the greater part of the story was false and dictated by interested malevolence, it shall not be repeated here.	Уэнхем знал о Бекки все: кем был ее отец, в каком году ее мать танцевала в опере, каково было ее прошлое и как она себя вела во время своего замужества. Поскольку я уверен, что большая часть этого рассказа была лжива и продиктована личным недоброжелательством, я не буду повторять его здесь.
But Becky was left with a sad sad reputation in the esteem of a country gentleman and relative who had been once rather partial to her.	Но после этого Ребекке уже нечего было надеяться обелить себя в глазах почтенного землевладельца и родственника, некогда дарившего ее своей благосклонностью.
The revenues of the Governor of Coventry Island are not large.	Доходы губернатора острова Ковентри невелики.

A part of them were set aside by his Excellency for the payment of certain outstanding debts and liabilities, the charges incident on his high situation required considerable expense; finally, it was found that he could not spare to his wife more than three hundred pounds a year, which he proposed to pay to her on an undertaking that she would never trouble him. Otherwise, scandal, separation, Doctors' Commons would ensue.	Часть их его превосходительство откладывал для оплаты кое-каких неотложных долгов и обязательств; само его высокое положение требовало значительных расходов; и в конце концов оказалось, что Родон не может выделить жене более трехсот фунтов в год, каковую сумму он и предложил платить ей, при условии, что она никогда не будет его беспокоить, - в противном случае воспоследуют скандал, развод, Докторс-коммонс.
But it was Mr. Wenham's business, Lord Steyne's business, Rawdon's, everybody's--to get her out of the country, and hush up a most disagreeable affair.	Впрочем, и мистер Уэихем, и лорд Стайн, и Родон прежде всего заботились о том, чтобы удалить Бекки из Англии и замять это крайне неприятное дело.
She was probably so much occupied in arranging these affairs of business with her husband's lawyers that she forgot to take any step whatever about her son, the little Rawdon, and did not even once propose to go and see him.	Должно быть, Бекки была так занята улаживанием деловых вопросов с поверенными мужа, что забыла предпринять какие-либо шаги относительно своего сына, маленького Родона, и даже ни разу не выразила желания повидать его.
That young gentleman was consigned to the entire guardianship of his aunt and uncle, the former of whom had always possessed a great share of the child's affection.	Юный джентльмен был оставлен на полное попечение дяди и тетки, которая всегда пользовалась большой любовью мальчика.
His mamma wrote him a neat letter from Boulogne, when she quitted England, in which she requested him to mind his book, and said she was going to take a Continental tour, during which she would have the pleasure of writing to him again.	Его мать, покинув Англию, написала ему очень милое письмо из Булони, в котором советовала ему хорошо учиться и сообщала, что уезжает в путешествие на континент и будет иметь удовольствие написать ему еще.
But she never did for a year afterwards, and not, indeed, until Sir Pitt's only boy, always sickly, died of hooping-cough and measles--then Rawdon's mamma wrote the most affectionate composition to her darling son, who was made heir of Queen's Crawley by this accident, and drawn more closely than ever to the kind lady, whose tender heart had already adopted him.	Но написала она только через год, да и то лишь потому, что единственный сын сэра Питта, болезненный ребенок, умер от коклюша и кори. Тут мамаша Родона отправила чрезвычайно нежное послание дорогому сыночку, который после смерти своего кузена оказался наследником Королевского Кроули и стал еще ближе и дороже для доброй леди Джейн, чье нежное сердце уже до того усыновило племянника.
Rawdon Crawley, then grown a tall, fine lad, blushed when he got the letter.	Родон Кроули, превратившийся теперь в высокого красивого мальчика, вспыхнул, получив это письмо.
"Oh, Aunt Jane, you are my mother!" he said; "and not--and not that one."	– Вы моя мама, тетя Джейн, - воскликнул он, - а не... а не она!
But he wrote back a kind and respectful letter to Mrs. Rebecca, then living at a boarding-house at Florence.	– Но все-таки написал ласковое и почтительное письмо миссис Ребекке, жившей тогда в дешевом пансионе во Флоренции.
But we are advancing matters.	Однако мы забегаем вперед.
Our darling Becky's first flight was not very far.	Для начала наша милочка Бекки упорхнула не очень далеко.

She perched upon the French coast at Boulogne, that refuge of so much exiled English innocence, and there lived in rather a genteel, widowed manner, with a femme de chambre and a couple of rooms, at an hotel.	Она опустилась на французском побережье в Булони, этом убежище многих невинных изгнанников из Англии, и там вела довольно скромный вдовий образ жизни, обзаведясь fortune de chambre и занимая две-три комнаты в гостинице.
She dined at the table d'hote, where people thought her very pleasant, and where she entertained her neighbours by stories of her brother, Sir Pitt, and her great London acquaintance, talking that easy, fashionable slip-slop which has so much effect upon certain folks of small breeding.	Обедала она за табльдотом, где ее считали очень приятной женщиной и где она занимала соседей рассказами о своем брате, сэре Питте, и знатных лондонских знакомых и болтала всякую светскую чепуху, производящую столь сильное впечатление на людей неискушенных.
She passed with many of them for a person of importance; she gave little tea-parties in her private room and shared in the innocent amusements of the place in sea-bathing, and in jaunts in open carriages, in strolls on the sands, and in visits to the play.	Многие из них полагали, что Бекки особа с весом; она устраивала маленькие сборища за чашкой чая у себя в комнате и принимала участие в невинных развлечениях, которым предавалась местная публика: в морских купаниях, катании в открытых колясках, в прогулках по берегу моря и в посещении театра.
Mrs. Burjoice, the printer's lady, who was boarding with her family at the hotel for the summer, and to whom her Burjoice came of a Saturday and Sunday, voted her charming, until that little rogue of a Burjoice began to pay her too much attention.	Миссис Берджойс, супруга типографа, поселившаяся со всем своим семейством на лето в гостинице, - ее Берджойс приезжал к ней на субботу и воскресенье, - называла Бекки очаровательной, пока этот негодяй Берджойс не вздумал приволокнуться за нею.
But there was nothing in the story, only that Becky was always affable, easy, and good-natured--and with men especially.	Но ничего особенного не произошло, - Бекки всегда бывала общительна, весела, добродушна, в особенности с мужчинами.
Numbers of people were going abroad as usual at the end of the season, and Becky had plenty of opportunities of finding out by the behaviour of her acquaintances of the great London world the opinion of "society" as regarded her conduct.	В конце сезона толпы англичан уезжали, как обычно, за границу, и Бекки, по поведению своих знакомых из большого лондонского света, имела полную возможность убедиться в том, какого мнения придерживается о ней "общество".
One day it was Lady Partlet and her daughters whom Becky confronted as she was walking modestly on Boulogne pier, the cliffs of Albion shining in the distance across the deep blue sea.	Однажды, скромно прогуливаясь по булонскому молу, в то время как утесы Альбиона сверкали в отдалении за полосой глубокого синего моря, Бекки встретилась лицом к лицу с леди Партлет и ее дочерьми.
Lady Partlet marshalled all her daughters round her with a sweep of her parasol and retreated from the pier, darting savage glances at poor little Becky who stood alone there.	Леди Партлет мановением зонтика собрала всех своих дочерей вокруг себя и удалилась с мола, метнув свирепый взгляд на бедную маленькую Бекки, оставшуюся стоять в одиночестве.
On another day the packet came in.	Однажды к ним прибыл пакетбот.
It had been blowing fresh, and it always suited Becky's humour to see the droll woe-begone faces of the people as they emerged from the boat.	Дул сильный ветер, а Бекки всегда доставляло удовольствие смотреть на уморительные страдальческие лица вымотанных качкой пассажиров.
Lady Slingstone happened to be on board this day.	В этот день на пароходе оказалась леди Слингстоун.

Her ladyship had been exceedingly ill in her carriage, and was greatly exhausted and scarcely fit to walk up the plank from the ship to the pier.	Ее милость весь переезд промучилась в своей коляске и едва была в состоянии пройти по сходням с корабля на пристань.
But all her energies rallied the instant she saw Becky smiling roguishly under a pink bonnet, and giving her a glance of scorn such as would have shrivelled up most women, she walked into the Custom House quite unsupported.	Но едва она увидела Бекки, лукаво улыбавшуюся из-под розовой шляпки, слабость ее как рукой сняло: бросив на Ребекку презрительный взгляд, от которого съежилась бы любая женщина, леди проследовала в здание таможни без всякой посторонней помощи.
Becky only laughed: but I don't think she liked it.	Бекки только рассмеялась, но не кажется мне, чтобы она была довольна.
She felt she was alone, quite alone, and the far-off shining cliffs of England were impassable to her.	Она почувствовала себя одинокой, очень одинокой, а сиявшие вдали утесы Англии были для нее неодолимой преградой.
The behaviour of the men had undergone too I don't know what change.	В поведении мужчин тоже произошла какая-то трудно определимая перемена.
Grinstone showed his teeth and laughed in her face with a familiarity that was not pleasant.	Как-то раз Гринстоун противно оскалил зубы и фамильярно расхохотался в лицо Бекки.
Little Bob Suckling, who was cap in hand to her three months before, and would walk a mile in the rain to see for her carriage in the line at Gaunt House, was talking to Fitzoof of the Guards (Lord Heehaw's son) one day upon the jetty, as Becky took her walk there.	Маленький Боб Сосуноук, который три месяца тому назад был ее рабом и прошел бы под дождем целую милю, чтобы отыскать ее карету в веренице экипажей, стоявших у Г онт-Хауса, разговаривал однажды на набережной с гвардейцем Фицуфом (сыном лорда Хихо), когда Бекки прогуливалась там.
Little Bobby nodded to her over his shoulder, without moving his hat, and continued his conversation with the heir of Heehaw.	Маленький Бобби кивнул ей через плечо, не снимая шляпы, и продолжал беседу с наследником Хихо.
Tom Raikes tried to walk into her sitting-room at the inn with a cigar in his mouth, but she closed the door upon him, and would have locked it, only that his fingers were inside.	Том Рейке попробовал войти в ее гостиную с сигарой в зубах, но Бекки захлопнула перед ним дверь и, наверное, заперла бы ее, если бы только пальцы гостя не попали в щель.
She began to feel that she was very lonely indeed.	Ребекка начинала чувствовать, что она в самом деле одна на свете.
"If HE'D been here," she said, "those cowards would never have dared to insult me."	"Будь он здесь, - думала она, - эти негодяи не "посмели бы оскорблять меня!"
She thought about "him" with great sadness and perhaps longing--about his honest, stupid, constant kindness and fidelity; his never-ceasing obedience; his good humour; his bravery and courage.	Она думала о "нем" с большой грустью и, может, даже тосковала об его честной, глупой, постоянной любви и верности, его неизменном послушании, его добродушии, его храбрости и отваге.
Very likely she cried, for she was particularly lively, and had put on a little extra rouge, when she came down to dinner.	Очень может быть, что Бекки плакала, потому что она была особенно оживлена, когда сошла вниз к обеду, и подрумянилась чуть больше обычного.
She rouged regularly now; and--and her maid got Cognac for her besides that which was charged in the hotel bill.	Она теперь постоянно румянилась, а... а ее горничная покупала для нее коньяк - сверх того, который ей ставили в счет в гостинице.

Perhaps the insults of the men were not, however, so intolerable to her as the sympathy of certain women.	Однако еще тягостнее, чем оскорбления мужчин, было, пожалуй, для Бекки сочувствие некоторых женщин.
Mrs. Crackenbury and Mrs. Washington White passed through Boulogne on their way to Switzerland. The party were protected by Colonel Horner, young Beaumoris, and of course old Crackenbury, and Mrs. White's little girl. THEY did not avoid her.	Миссис Кракенбери и миссис Вашингтон Уайт проезжали через Булонь по дороге в Швейцарию. (Они ехали под охраной полковника Хорнера, молодого Бомори и, конечно, старика Кракенберг и маленькой дочери миссис Уайт.) Эти дамы не избегали Бекки.
They giggled, cackled, tattled, condoled, consoled, and patronized her until they drove her almost wild with rage.	Они хихикали, кудахтали, болтали, соболезновали, утешали и покровительствовали Бекки, пока не довели ее до бешенства.
To be patronized by THEM! she thought, as they went away simpering after kissing her.	"Пользоваться их покровительством!" -подумала она, когда дамы уходили, расцеловавшись с ней и расточая улыбки.
And she heard Beaumoris's laugh ringing on the stair and knew quite well how to interpret his hilarity.	Она услышала хохот Бомори, доносившийся с лестницы, и отлично поняла, как надо объяснить это веселье.
It was after this visit that Becky, who had paid her weekly bills, Becky who had made herself agreeable to everybody in the house, who smiled at the landlady, called the waiters "monsieur," and paid the chambermaids in politeness and apologies, what far more than compensated for a little niggardliness in point of money (of which Becky never was free), that Becky, we say, received a notice to quit from the landlord, who had been told by some one that she was quite an unfit person to have at his hotel, where English ladies would not sit down with her.	А после этого визита Бекки, аккуратно, каждую недолю платившая по счетам гостиницы, Бекки, старавшаяся быть приятной всем и каждому в доме, улыбавшаяся хозяйке, называвшая лакеев monsieur и расточавшая горничным вежливые слова и извинения, чем сторицей искупалась некоторая скупость в отношении денег (от которой Бекки никогда не была свободна), -Бекки, повторяю, получила от хозяина извещение с просьбой покинуть гостиницу. Кто-то сообщил ему, что миссис Кроули совершенно неподходящая особа для проживания у него в доме; английские леди не пожелают сидеть с нею за одним столом.
And she was forced to fly into lodgings of which the dulness and solitude were most wearisome to her.	И Бекки пришлось переселиться на частную квартиру, где скука и одиночество действовали на нее удручающе.
Still she held up, in spite of these rebuffs, and tried to make a character for herself and conquer scandal.	Все же, несмотря на эти щелчки, Бекки держалась, пробовала создать себе хорошую репутацию вопреки всем сплетням.
She went to church very regularly and sang louder than anybody there. She took up the cause of the widows of the shipwrecked fishermen, and gave work and drawings for the Quashyboo Mission; she subscribed to the Assembly and WOULDN'T waltz. In a word, she did everything that was respectable, and that is why we dwell upon this part of her career with more fondness than upon subsequent parts of her history, which are not so pleasant.	Она не пропускала ни одной службы в церкви и пела там Громче всех; она заботилась о вдовах погибших рыбаков, жертвовала рукоделия и рисунки для миссии в Квошибу; она участвовала в подписках на благотворительные балы, но сама никогда не вальсировала, -словом, вела себя в высшей степени пристойно; и потому-то мы останавливаемся на этой поре ее жизни с большим удовольствием, чем на последующих, менее приятных эпизодах.