Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

Теккерей Уильям Мейкпис

She saw people avoiding her, and still laboriously smiled upon them; you never could suppose from her countenance what pangs of humiliation she might be enduring inwardly.	Она видела, что люди ее избегают, и все-таки усердно улыбалась им; глядя на нее, вы никогда бы не догадались, какие муки унижения она испытывает.
Her history was after all a mystery.	Ее история так и осталась загадкой.
Parties were divided about her.	Люди отзывались о ней по-разному.
Some people who took the trouble to busy themselves in the matter said that she was the criminal, whilst others vowed that she was as innocent as a lamb and that her odious husband was in fault.	Одни, взявшие на себя труд заняться этим вопросом, говорили, что Бекки преступница; между тем как другие клялись, что она невинна, как агнец, а во всем виноват ее гнусный супруг.
She won over a good many by bursting into tears about her boy and exhibiting the most frantic grief when his name was mentioned, or she saw anybody like him.	Многих она покорила тем, что ударялась в слезы, говоря о своем сыне, и изображала бурную печаль, когда упоминалось его имя или когда она встречала кого-нибудь похожего на него.
She gained good Mrs. Alderney's heart in that way, who was rather the Queen of British Boulogne and gave the most dinners and balls of all the residents there, by weeping when Master Alderney came from Dr. Swishtail's academy to pass his holidays with his mother.	Именно так она пленила сердце доброй миссис Олдерни, которая была королевой британской Булони и чаще всех задавала обеды и балы: Ребекка расплакалась, когда маленький Олдерни приехал из учебного заведения доктора Порки провести каникулы у матери.
"He and her Rawdon were of the same age, and so like," Becky said in a voice choking with agony; whereas there was five years' difference between the boys' ages, and no more likeness between them than between my respected reader and his humble servant.	– Ведь они с Родоном одного возраста и так похожи! – произнесла Бекки голосом, прерывающимся от муки. В действительности между мальчиками была разница в пять лет и они были похожи друг на друга не больше, чем уважаемый читатель похож на вашего покорного слугу!
Wenham, when he was going abroad, on his way to Kissingen to join Lord Steyne, enlightened Mrs. Alderney on this point and told her how he was much more able to describe little Rawdon than his mamma, who notoriously hated him and never saw him; how he was thirteen years old, while little Alderney was but nine, fair, while the other darling was dark--in a word, caused the lady in question to repent of her good humour.	Уэнхем, проезжая через Францию по пути в Киссинген, где он должен был встретиться с лордом Стайном, просветил миссис Олдерни на этот счет и заверил ее, что он может описать маленького Родона гораздо лучше, чем его мамаша, которая его терпеть не может и никогда не навещает; что мальчику тринадцать лет, тогда как маленькому Олдерни только восемь; он белокур, между тем как ее милый мальчуган темноволос, - словом, заставил почтенную даму пожалеть о своей доброте.
Whenever Becky made a little circle for herself with incredible toils and labour, somebody came and swept it down rudely, and she had all her work to begin over again.	Стоило Бекки ценою невероятных трудов и усилий создать вокруг себя небольшой кружок, как кто-нибудь появлялся и грубо разрушал его, так что ей приходилось начинать все сначала.
It was very hard; very hard; lonely and disheartening.	Ей было очень тяжело... очень тяжело... одиноко и тоскливо.
There was Mrs. Newbright, who took her up for some time, attracted by the sweetness of her singing at church and by her proper views upon serious subjects, concerning which in former days, at Queen's Crawley, Mrs. Becky had had a good deal of instruction.	На некоторое время ее пригрела некая миссис Ньюбрайт, плененная сладостным пением Бекки в церкви и ее правоверными взглядами на разные серьезные вопросы, - миссис Бекки очень навострилась на них в былые дни в Королевском Кроули.

Well, she not only took tracts, but she read them. She worked flannel petticoats for the Quashyboos--cotton night-caps for the Cocoanut Indians--painted handscreens for the conversion of the Pope and the Jews--sat under Mr. Rowls on Wednesdays, Mr. Huggleton on Thursdays, attended two Sunday services at church, besides Mr. Bawler, the Darbyite, in the evening, and all in vain.	Так вот: она не только брала брошюрки, но и читала их; она шила фланелевые юбки для Квошибу и коленкоровые ночные колпаки для индейцев с Кокосовых островов; раскрашивала веера в интересах обращения в истинную веру римского папы и евреев; заседала под председательством мистера Раулса по вторникам и мистера Хаглтона по четвергам; посещала воскресные богослужения дважды в день, а, кроме того, по вечерам ходила слушать мистера Боулера, дарбиита, - и все напрасно.
Mrs. Newbright had occasion to correspond with the Countess of Southdown about the Warmingpan Fund for the Fiji Islanders (for the management of which admirable charity both these ladies formed part of a female committee), and having mentioned her "sweet friend," Mrs. Rawdon Crawley, the Dowager Countess wrote back such a letter regarding Becky, with such particulars, hints, facts, falsehoods, and general comminations, that intimacy between Mrs. Newbright and Mrs. Crawley ceased forthwith, and all the serious world of Tours, where this misfortune took place, immediately parted company with the reprobate.	Миссис Ньюбрайт пришлось как-то вступить в переписку с графиней Саутдаун по вопросу о "Фонде для покупки грелок обитателям островов Фиджи" (обе леди были членами дамского комитета, управляющего делами этого прекрасного благотворительного общества), и так как она упомянула о "милом своем друге" миссис Родон Кроули, то вдовствующая графиня написала ей такое письмо о Бекки, с такими подробностями, намеками, фактами, выдумками и пожеланиями, что с той поры всякой близости между миссис Ньюбрайт и миссис Кроули настал Конец. И все серьезные люди в Туре, где произошло это несчастье, немедленно перестали знаться с отверженной.
Those who know the English Colonies abroad know that we carry with us us our pride, pills, prejudices, Harvey-sauces, cayenne-peppers, and other Lares, making a little Britain wherever we settle down.	Те, кто знаком с колониями англичан за границей, знают, что мы возим с собой свою гордость, свои пилюли, свои предрассудки, харвейскую сою, кайенский перец и других домашних богов, создавая маленькую Британию всюду, где мы только устраиваемся на жительство.
From one colony to another Becky fled uneasily. From Boulogne to Dieppe, from Dieppe to Caen, from Caen to Tours--trying with all her might to be respectable, and alas! always found out some day or other and pecked out of the cage by the real daws.	Бекки с тяжелым сердцем кочевала из одной колонии в другую: из Булони в Дьепп, из Дьеппа в Кан, из Кана в Тур, всячески стараясь быть респектабельной, но - увы! – в один прекрасный день ее непременно узнавали какие-нибудь настоящие галки и долбили клювами, пока не выгоняли вон из клетки.
Mrs. Hook Eagles took her up at one of these places--a woman without a blemish in her character and a house in Portman Square.	Однажды в ней приняла участие миссис Хук Иглз - женщина безупречной репутации, имевшая дом на Портмен-сквер.
She was staying at the hotel at Dieppe, whither Becky fled, and they made each other's acquaintance first at sea, where they were swimming together, and subsequently at the table d'hote of the hotel.	Она проживала в гостинице в Дьеппе, куда бежала Бекки, и они познакомились сперва у моря, где вместе купались, а потом в гостинице за табльдотом.

Mrs Eagles had heard--who indeed had not?--some of the scandal of the Steyne affair; but after a conversation with Becky, she pronounced that Mrs. Crawley was an angel, her husband a ruffian, Lord Steyne an unprincipled wretch, as everybody knew, and the whole case against Mrs. Crawley an infamous and wicked conspiracy of that rascal Wenham.	Миссис Иглз слыхала - да и кто не слыхал? – кое-что о скандальной истории со Стайном, но после беседы с Бекки заявила, что миссис Кроули - ангел, супруг ее - злодей, а лорд Стайн -человек без чести и совести, что, впрочем, всем известно, и весь шум, поднятый против миссис Кроули, результат позорного злокозненного заговора, устроенного этим мерзавцем Уэнхемом.
"If you were a man of any spirit, Mr. Eagles, you would box the wretch's ears the next time you see him at the Club," she said to her husband.	– Если бы у вас, мистер Иглз, была хоть капля мужества, вы должны были бы надавать этому негодяю пощечин в первый же раз, как встретитесь с ним в клубе, - заявила она своему супругу.
But Eagles was only a quiet old gentleman, husband to Mrs. Eagles, with a taste for geology, and not tall enough to reach anybody's ears.	Но Иглз был всего лишь тихим старым джентльменом, супругом миссис Иглз, любившим геологию и не обладавшим достаточно высоким ростом, чтобы дотянуться до чьих-либо щек.
The Eagles then patronized Mrs. Rawdon, took her to live with her at her own house at Paris, quarrelled with the ambassador's wife because she would not receive her protegee, and did all that lay in woman's power to keep Becky straight in the paths of virtue and good repute.	И вот миссис Иглз стала покровительствовать миссис Родон, пригласила ее погостить в ее собственном доме в Париже, поссорилась с женой посла, не пожелавшей принимать у себя ее protegee, и делала все, что только во власти женщины, чтобы удержать Бекки на стезе добродетели и сберечь ее доброе имя.
Becky was very respectable and orderly at first, but the life of humdrum virtue grew utterly tedious to her before long.	Сперва Бекки вела себя примерно, но вскоре ей осточертела эта респектабельная жизнь.
It was the same routine every day, the same dulness and comfort, the same drive over the same stupid Bois de Boulogne, the same company of an evening, the same Blair's Sermon of a Sunday night--the same opera always being acted over and over again; Becky was dying of weariness, when, luckily for her, young Mr. Eagles came from Cambridge, and his mother, seeing the impression which her little friend made upon him, straightway gave Becky warning.	Каждый день был похож на другой - тот же опостылевший комфорт, то же катание по дурацкому Булонскому лесу, то же общество по вечерам, та же самая проповедь Блейра в воскресенье - словом, та же онера, неизменно повторявшаяся. Бекки изнывала от скуки. Но тут, к счастью для нее, приехал из Кембриджа молодой мистер Иглз, и мать, увидев, какое впечатление произвела на него ее маленькая приятельница, тотчас выставила Бекки за дверь.
Then she tried keeping house with a female friend; then the double menage began to quarrel and get into debt.	Тогда Бекки попробовала жить своим домом вместе с одной подругой, но этот двойной menage {Домашнее хозяйство (франц.).} привел к ссоре и закончился долгами.
Then she determined upon a boarding-house existence and lived for some time at that famous mansion kept by Madame de Saint Amour, in the Rue Royale, at Paris, where she began exercising her graces and fascinations upon the shabby dandies and fly-blown beauties who frequented her landlady's salons.	Тогда она решила перейти в пансион и некоторое время жила в знаменитом заведении мадам де Сент-Амур на Рю-Рояль в Париже, где и начала пробовать свои чары на потрепанных франтах и сомнительного поведения красавицах, посещавших салоны ее хозяйки.

Becky loved society and, indeed, could no more exist without it than an opium-eater without his dram, and she was happy enough at the period of her boarding-house life.	Бекки любила общество, положительно не могла без него существовать, как курильщик опиума не может обходиться без своего зелья, и в пансионе ей жилось неплохо.
"The women here are as amusing as those in May Fair," she told an old London friend who met her, "only, their dresses are not quite so fresh.	– Здешние женщины так же забавны, как и в Мэйфэре, - говорила она одному старому лондонскому знакомому, которого случайно встретила, - только платья у них не такие свежие.
The men wear cleaned gloves, and are sad rogues, certainly, but they are not worse than Jack This and Tom That.	Мужчины носят чищеные перчатки и, конечно, страшные жулики, но не хуже Джека такого-то и Тома такого-то.
The mistress of the house is a little vulgar, but I don'tthink she is so vulgar as Lady------" and here shenamed the name of a great leader of fashion that I would die rather than reveal.	Хозяйка пансиона несколько вульгарна, но не думаю, чтобы она была так вульгарна, как леди... – И тут она назвала имя одной модной львицы, но я скорее умру, чем открою его!
In fact, when you saw Madame de Saint Amour's rooms lighted up of a night, men with plaques and cordons at the ecarte tables, and the women at a little distance, you might fancy yourself for a while in good society, and that Madame was a real Countess.	Увидев как-нибудь вечером освещенные комнаты мадам де Сент-Амур, мужчин с орденами и лентами за столиками для игры в экарте и дам в некотором отдалении, вы и в самом деле могли бы на мгновение подумать, что находитесь в хорошем обществе и что мадам - настоящая графиня.
Many people did so fancy, and Becky was for a while one of the most dashing ladies of the Countess's salons.	Многие так и думали, и Бекки некоторое время была одной из самых блестящих дам в салонах графини.
But it is probable that her old creditors of 1815 found her out and caused her to leave Paris, for the poor little woman was forced to fly from the city rather suddenly, and went thence to Brussels.	Но, по всей вероятности, старые кредиторы времен 1815 года отыскали ее и заставили покинуть Париж, потому что бедной маленькой женщине пришлось неожиданно бежать из французской столицы, и тогда она переехала в Брюссель.
How well she remembered the place!	Как хорошо она помнила этот город!
She grinned as she looked up at the little entresol which she had occupied, and thought of the Bareacres family, bawling for horses and flight, as their carriage stood in the porte-cochere of the hotel.	С усмешкой взглянула она на низкие антресоли, которые когда-то занимала, и в памяти ее возникло семейство Бейракрсов, как они хотели бежать и отчаянно искали лошадей, а их карета стояла под воротами гостиницы.
She went to Waterloo and to Laeken, where George Osborne's monument much struck her.	Она побывала в Ватерлоо и в Лекене, где памятник Джорджу Осборну произвел на нее сильное впечатление.
She made a little sketch of it.	Она сделала с него набросок.
"That poor Cupid!" she said; "how dreadfully he was in love with me, and what a fool he was!	– Бедный Купидон! – сказала она. – Как сильно он был влюблен в меня и какой он был дурак!
I wonder whether little Emmy is alive.	Интересно, жива ли маленькая Эмилия?
It was a good little creature; and that fat brother of hers.	Славная была девочка. А этот толстяк, ее брат?
I have his funny fat picture still among my papers.	Изображение его жирной особы до сих пор хранится где-то у меня среди бумаг.

They were kind simple people."	Это были простые, милые люди.
At Brussels Becky arrived, recommended by Madame de Saint Amour to her friend, Madame la Comtesse de Borodino, widow of Napoleon's General, the famous Count de Borodino, who was left with no resource by the deceased hero but that of a table d'hote and an ecarte table.	В Брюссель Бекки приехала с рекомендательным письмом от мадам де Сент-Амур к ее приятельнице, мадам графине де Бородино, вдове наполеоновского генерала, знаменитого графа де Бородино, оставшейся после кончины этого героя без всяких средств, кроме тех, которые давал ей табльдот и стол для игры в экарте.
Second-rate dandies and roues, widow-ladies who always have a lawsuit, and very simple English folks, who fancy they see "Continental society" at these houses, put down their money, or ate their meals, at Madame de Borodino's tables.	Второсортные денди и roues {Плуты (франц.).}, вдовы, вечно запятые какими-то тяжбами, и простоватые англичане, воображавшие, что встречают в таких домах "континентальное общество", играли или питались за столами мадам де Бородино.
The gallant young fellows treated the company round to champagne at the table d'hote, rode out with the women, or hired horses on country excursions, clubbed money to take boxes at the play or the opera, betted over the fair shoulders of the ladies at the ecarte tables, and wrote home to their parents in Devonshire about their felicitous introduction to foreign society.	Г алантные молодые люди угощали общество шампанским, ездили кататься верхом с женщинами или нанимали лошадей для загородных экскурсий, покупали сообща ложи в театр или в оперу, делали ставки, нагибаясь через прелестные плечи дам во время игры в экарте, и писали родителям в Девоншир, что вращаются за границей в самом лучшем обществе.
Here, as at Paris, Becky was a boarding-house queen, and ruled in select pensions.	Здесь, как и в Париже, Бекки была королевой узкого пансионского мирка.
She never refused the champagne, or the bouquets, or the drives into the country, or the private boxes; but what she preferred was the ecarte at night,--and she played audaciously.	Она никогда не отказывалась ни от шампанского, ни от букетов, ни от поездки за город, ни от места в ложе, но всему предпочитала экарте по вечерам - и играла очень смело.
First she played only for a little, then for five-franc pieces, then for Napoleons, then for notes: then she would not be able to pay her month's pension: then she borrowed from the young gentlemen: then she got into cash again and bullied Madame de Borodino, whom she had coaxed and wheedled before: then she was playing for ten sous at a time, and in a dire state of poverty: then her quarter's allowance would come in, and she would pay off Madame de Borodino's score and would once more take the cards against Monsieur de Rossignol, or the Chevalier de Raff.	Сперва она играла только по маленькой, потом на пятифранковики, потом на наполеондоры, потом на кредитные билеты; потом не могла оплатить месячного счета в пансионе, потом стала занимать деньги у юных джентльменов, потом опять обзавелась деньгами и стала помыкать мадам де Бородино, перед которой раньше лебезила и угодничала, потом играла по десять су ставка и впала в жестокую нищету; потом подоспело ее содержание за четверть года, и она расплатилась по счету с мадам де Бородино и опять начала ставить против мосье де Россиньоля или шевалье де Раффа.

When Becky left Brussels, the sad truth is that she owed three months' pension to Madame de Borodino, of which fact, and of the gambling, and of the drinking, and of the going down on her knees to the Reverend Mr. Muff, Ministre Anglican, and borrowing money of him, and of her coaxing and flirting with Milor Noodle, son of Sir Noodle, pupil of the Rev. Mr. Muff, whom she used to take into her private room, and of whom she won large sums at ecarte--of which fact, I say, and of a hundred of her other knaveries, the Countess de Borodino informs every English person who stops at her establishment, and announces that Madame Rawdon was no better than a vipere.	С прискорбием нужно сознаться, что Бекки, покидая Брюссель, осталась должна мадам де Бородино за трехмесячное пребывание в пансионе. Об этом обстоятельстве, а также о том, как она играла, пила, как стояла на коленях перед преподобным мистером Маффом, англиканским священником, вымаливая у него деньги, как любезничала с милордом Нудлем, сыном сэра Нудля, учеником преподобного мистера Маффа, которого частенько приглашала к себе в комнату и у которого выигрывала крупные суммы в экарте, - об этом, как и о сотне других ее низостей, графиня де Бородино осведомляет всех англичан, останавливающихся в ее заведении, присовокупляя, что мадам Родон была просто-напросто une vipere {Гадюка (франц.).}.
So our little wanderer went about setting up her tent in various cities of Europe, as restless as Ulysses or Bampfylde Moore Carew.	Так наша маленькая скиталица раскидывала свой шатер в различных городах Европы, не ведая покоя, как Улисс или Бемфилд Мур Кэрью.
Her taste for disrespectability grew more and more remarkable.	Ее вкус к беспорядочной жизни становился все более заметным.
She became a perfect Bohemian ere long, herding with people whom it would make your hair stand on end to meet.	Скоро она превратилась в настоящую цыганку и стала знаться с людьми, при встрече с которыми у вас волосы встали бы дыбом.
There is no town of any mark in Europe but it has its little colony of English raffs--men whose names Mr. Hemp the officer reads out periodically at the Sheriffs' Court--young gentlemen of very good family often, only that the latter disowns them; frequenters of billiard-rooms and estaminets, patrons of foreign races and gaming-tables.	В Европе нет сколько-нибудь крупного города, в котором не было бы маленькой колонии английских проходимцев - людей, чьи имена мистер Хемп, судебный исполнитель, время от времени оглашает в камере шерифа, - молодых джентльменов, часто сыновей весьма почтенных родителей (только эти последние не желают их знать), завсегдатаев бильярдных зал и кофеен, покровителей скачек и игорных столов.
They people the debtors' prisons--they drink and swagger--they fight and brawl--they run away without paying--they have duels with French and German officers--they cheat Mr. Spooney at ecarte--they get the money and drive off to Baden in magnificent britzkas--they try their infallible martingale and lurk about the tables with empty pockets, shabby bullies, penniless bucks, until they can swindle a Jew banker with a sham bill of exchange, or find another Mr. Spooney to rob.	Они населяют долговые тюрьмы, они пьянствуют и шумят, они дерутся и бесчинствуют, они удирают, не заплатив по счетам, вызывают на дуэль французских и немецких офицеров, обыгрывают мистера Спуни в экарте, раздобывают деньги и уезжают в Баден в великолепных бричках, пускают в ход непогрешимую систему отыгрышей и шныряют вокруг столов с пустыми карманами -обтрепанные драчуны, нищие франты, - пока не надуют какого-нибудь еврея-банкира, выдав ему фальшивый вексель, или не найдут какого-нибудь нового мистера Спуни, чтобы ограбить его.
The alternations of splendour and misery which these people undergo are very queer to view.	Забавно наблюдать смену роскоши и нищеты, в которой проходит жизнь этих людей.
Their life must be one of great excitement.	Должно быть, она полна сильных ощущений.

Becky--must it be owned?--took to this life, and took to it not unkindly.	Бекки - признаться ли в этом? – вела такую жизнь, и вела ее не без удовольствия.
She went about from town to town among these Bohemians.	Она переезжала с этими бродягами из города в город.
The lucky Mrs. Rawdon was known at every play-table in Germany.	Удачливую миссис Родон знали за каждым игорным столом в Германии.
She and Madame de Cruchecassee kept house at Florence together.	Во Флоренции она жила на квартире вместе с мадам де Крюшкассе.
It is said she was ordered out of Munich, and my friend Mr. Frederick Pigeon avers that it was at her house at Lausanne that he was hocussed at supper and lost eight hundred pounds to Major Loder and the Honourable Mr. Deuceace.	Г оворят, ей предписано было выехать из Мюнхена. А мой друг, мистер Фредерик Пижон, утверждает, что в ее доме в Лозане его опоили за ужином и обыграли на восемьсот фунтов майор Лодер и достопочтенный мистер Дьюсэйс.
We are bound, you see, to give some account of Becky's biography, but of this part, the less, perhaps, that is said the better.	Как видите, мы вынуждены слегка коснуться биографии Бекки; но об этой поре ее жизни, пожалуй, чем меньше будет сказано, тем лучше.
They say that, when Mrs. Crawley was particularly down on her luck, she gave concerts and lessons in music here and there.	Говорят, что, когда миссис Кроули переживала полосу особого невезения, она давала кое-где концерты и уроки музыки.
There was a Madame de Raudon, who certainly had a matinee musicale at Wildbad, accompanied by Herr Spoff, premier pianist to the Hospodar of Wallachia, and my little friend Mr. Eaves, who knew everybody and had travelled everywhere, always used to declare that he was at Strasburg in the year 1830, when a certain Madame Rebecque made her appearance in the opera of the Dame Blanche, giving occasion to a furious row in the theatre there.	Какая-то мадам де Родон действительно выступала в Вильдбаде на matinee musicale {Утреннем концерте (франц.).}, причем ей аккомпанировал герр Шпоф, первый пианист господаря Валахского; а мой маленький друг, мистер Ивз, который знает всех и каждого и путешествовал повсюду, рассказывал, что в бытность его в Страсбурге в 1830 году некая madame Rebecque {Госпожа Ребекка (франц.).} пела в опере "La Dame Blanche" и вызвала ужаснейший скандал в местном театре.
She was hissed off the stage by the audience, partly from her own incompetency, but chiefly from the ill-advised sympathy of some persons in the parquet, (where the officers of the garrison had their admissions); and Eaves was certain that the unfortunate debutante in question was no other than Mrs. Rawdon Crawley.	Публика освистала ее и прогнала со сцены, отчасти за никудышное исполнение, но главным образом из-за проявлений неуместной симпатии со стороны некоторых лиц, сидевших в партере (туда допускались гарнизонные офицеры); Ивз уверяет, что эта несчастная debutante {Дебютантка; артистка, впервые выступающая перед публикой (франц.).} была не кто иная, как миссис Родон Кроули.
She was, in fact, no better than a vagabond upon this earth.	Да, она была просто бродягой, скитавшейся по лицу земли.
When she got her money she gambled; when she had gambled it she was put to shifts to live; who knows how or by what means she succeeded?	Когда она получала от мужа деньги, она играла, а проигравшись, все же не умирала с голоду. Кто скажет, как ей это удавалось?
It is said that she was once seen at St. Petersburg, but was summarily dismissed from that capital by the police, so that there cannot be any possibility of truth in the report that she was a Russian spy at Toplitz and Vienna afterwards.	Передают, что однажды ее видели в Санкт-Петербурге, но из этой столицы ее ускоренным порядком выслала полиция, так что совсем уже нельзя верить слухам, будто она потом была русской шпионкой в Теплице и в Вене.

I have even been informed that at Paris she discovered a relation of her own, no less a person than her maternal grandmother, who was not by any means a Montmorenci, but a hideous old box-opener at a theatre on the Boulevards.	Мне даже сообщали, что в Париже Бекки отыскала родственницу, не более и не менее как свою бабушку с материнской стороны, причем та оказалась вовсе не Монморанси, а безобразной старухой, капельдинершей при каком-то театре на одном из бульваров.
The meeting between them, of which other persons, as it is hinted elsewhere, seem to have been acquainted, must have been a very affecting interview.	Свидание их, о котором, как видно из дальнейшего, знали и другие лица, было, вероятно, очень трогательным.
The present historian can give no certain details regarding the event.	Автор настоящей повести не может сказать о нем ничего достоверного.
It happened at Rome once that Mrs. de Rawdon's half-year's salary had just been paid into the principal banker's there, and, as everybody who had a balance of above five hundred scudi was invited to the balls which this prince of merchants gave during the winter, Becky had the honour of a card, and appeared at one of the Prince and Princess Polonia's splendid evening entertainments.	Как-то в Риме случилось, что миссис де Родон только что перевели ее полугодовое содержание через одного из главных тамошних банкиров, а так как каждый, у кого оказывалось на счету свыше пятисот скуди, приглашался на балы, которые этот финансовый туз устраивал в течение зимнего сезона, то Бекки удостоилась пригласительного билета и появилась на одном из званых вечеров князя и княгини Полониа.
The Princess was of the family of Pompili, lineally descended from the second king of Rome, and Egeria of the house of Olympus, while the Prince's grandfather, Alessandro Polonia, sold wash-balls, essences, tobacco, and pocket-handkerchiefs, ran errands for gentlemen, and lent money in a small way.	Княгиня происходила из семьи Помпилиев, ведших свой род по прямой линии от второго царя Рима и Эгерии из дома Олимпийцев, а дедушка князя, Алессандро Полониа, торговал мылом, эссенциями, табаком и платками, был на побегушках у разных господ и помаленьку ссужал деньги под проценты.
All the great company in Rome thronged to his saloons--Princes, Dukes, Ambassadors, artists, fiddlers, monsignori, young bears with their leaders--every rank and condition of man.	Все лучшее общество Рима толпилось в гостиных банкира - князья, герцоги, послы, художники, музыканты, монсеньеры, юные путешественники со своими гувернерами - люди всех чинов и званий.
His halls blazed with light and magnificence; were resplendent with gilt frames (containing pictures), and dubious antiques; and the enormous gilt crown and arms of the princely owner, a gold mushroom on a crimson field (the colour of the pocket-handkerchiefs which he sold), and the silver fountain of the Pompili family shone all over the roof, doors, and panels of the house, and over the grand velvet baldaquins prepared to receive Popes and Emperors.	Залы были залиты светом, блистали золочеными рамами (с картинами) и сомнительными антиками. А огромный позолоченный герб хозяина - золотой гриб на пунцовом поле (цвет платков, которыми торговал его дедушка) и серебряный фонтан рода Помпилиев - сверкал на всех потолках, дверях и стенах дома и на огромных бархатных балдахинах, готовых к приему пап и императоров.

So Becky, who had arrived in the diligence from Florence, and was lodged at an inn in a very modest way, got a card for Prince Polonia's entertainment, and her maid dressed her with unusual care, and she went to this fine ball leaning on the arm of Major Loder, with whom she happened to be travelling at the time--(the same man who shot Prince Ravoli at Naples the next year, and was caned by Sir John Buckskin for carrying four kings in his hat besides those which he used in playing at ecarte )--and this pair went into the rooms together, and Becky saw a number of old faces which she remembered in happier days, when she was not innocent, but not found out.	И вот Бекки, приехавшая из Флоренции в дилижансе и остановившаяся в очень скромных номерах, получила приглашение на званый вечер у князя Полониа. Горничная нарядила ее старательнее обычного, и Ребекка отправилась на бал, опираясь на руку майора Лодера, с которым ей привелось путешествовать в то время. (Это был тот самый Лодер, который на следующий год застрелил в Неаполе князя Раволи и которого сэр Джон Бакскин избил тростью за то, что у него в шляпе оказалось еще четыре короля, кроме тех, которыми он играл в экарте.) Они вместе вошли в зал, и Бекки увидела там немало знакомых лиц, которые помнила по более счастливому времени, когда была хотя и не невинна, но еще не поймана.
Major Loder knew a great number of foreigners, keen-looking whiskered men with dirty striped ribbons in their buttonholes, and a very small display of linen; but his own countrymen, it might be remarked, eschewed the Major.	Майора Лодера приветствовали многие иностранцы - бородатые востроглазые господа с грязными полосатыми орденскими ленточками в петлицах и весьма слабыми признаками белья. Но соотечественники майора явно избегали его.
Becky, too, knew some ladies here and there--French widows, dubious Italian countesses, whose husbands had treated them ill--faugh--what shall we say, we who have moved among some of the finest company of Vanity Fair, of this refuse and sediment of rascals?	У Бекки тоже нашлись знакомые среди дам -вдовы-француженки, сомнительные итальянские графини, с которыми жестоко обращались их мужья... Фуй! стоит ли нам говорить об этих отбросах и подонках, - нам, вращавшимся на Ярмарке Тщеславия среди самого блестящего общества!
If we play, let it be with clean cards, and not with this dirty pack.	Если уж играть, так играть чистыми картами, а не этой грязной колодой.
But every man who has formed one of the innumerable army of travellers has seen these marauding irregulars hanging on, like Nym and Pistol, to the main force, wearing the king's colours and boasting of his commission, but pillaging for themselves, and occasionally gibbeted by the roadside.	Но всякий входивший в состав бесчисленной армии путешественников видал таких мародеров, которые, примазываясь, подобно Ниму и Пистолю, к главным силам, носят мундир короля, хвастаются купленными чинами, но грабят в свою пользу и иногда попадают на виселицу где-нибудь у большой дороги.
Well, she was hanging on the arm of Major Loder, and they went through the rooms together, and drank a great quantity of champagne at the buffet, where the people, and especially the Major's irregular corps, struggled furiously for refreshments, of which when the pair had had enough, they pushed on until they reached the Duchess's own pink velvet saloon, at the end of the suite of apartments (where the statue of the Venus is, and the great Venice looking-glasses, framed in silver), and where the princely family were entertaining their most distinguished guests at a round table at supper.	Итак, Бекки под руку с майором Лодером прошлась по комнатам, выпила вместе с ним большое количество шампанского у буфета, где гости, а в особенности иррегулярные войска майора, буквально дрались из-за угощения, а затем, изрядно подкрепившись, двинулась дальше и дошла до гостиной самой княгини в конце анфилады (там, где статуя Венеры и большие венецианские зеркала в серебряных рамах). В этой комнате, обтянутой розовым бархатом, стоял круглый стол, и здесь княжеское семейство угощало ужином самых именитых гостей.

It was just such a little select banquet as that of which Becky recollected that she had partaken at Lord Steyne's--and there he sat at Polonia's table, and she saw him.	Бекки вспомнилось, как она в таком же избранном обществе ужинали у лорда Стайна... И вот он сидит за столом у Полониа, и она увидела его.
The scar cut by the diamond on his white, bald, shining forehead made a burning red mark; his red whiskers were dyed of a purple hue, which made his pale face look still paler.	На его белом, лысом, блестящем лбу алел шрам от раны, нанесенной брильянтом; рыжие бакенбарды были перекрашены и отливали пурпуром, отчего его бледное лицо казалось еще бледнее.
He wore his collar and orders, his blue ribbon and garter.	На нем была цепь и ордена, среди них орден Подвязки на голубой ленте.
He was a greater Prince than any there, though there was a reigning Duke and a Royal Highness, with their princesses, and near his Lordship was seated the beautiful Countess of Belladonna, nee de Glandier, whose husband (the Count Paolo della Belladonna), so well known for his brilliant entomological collections, had been long absent on a mission to the Emperor of Morocco.	Из всех присутствовавших он был самым знатным, хотя за столом находились и владетельный герцог, и какое-то королевское высочество, - каждый со своими принцессами; рядом с милордом восседала красавица графиня Белладонна, урожденная де Гландье, супруг которой (граф Паоло делла Белладонна), известный обладатель замечательных энтомологических коллекций, уже давно находился в отсутствии, будучи послан с какой-то миссией к императору Марокко.
When Becky beheld that familiar and illustrious face, how vulgar all of a sudden did Major Loder appear to her, and how that odious Captain Rook did smell of tobacco!	Когда Бекки увидела его знакомое и столь прославленное лицо, каким вульгарным показался ей майор Лодер и как запахло табаком от противного капитана Рука!
In one instant she reassumed her fine-ladyship and tried to look and feel as if she were in May Fair once more.	Мгновенно в ней встрепенулась светская леди, и она попыталась и выглядеть и держать себя так, точно снова очутилась в Мэйфэре.
"That woman looks stupid and ill-humoured," she thought; "I am sure she can't amuse him.	"У этой женщины вид глупый и злой, - подумала она, - я уверена, что она не умеет развлечь его.
No, he must be bored by her--he never was by me."	Да, она, должно быть, ему страшно наскучила; со мной он никогда не скучал".
A hundred such touching hopes, fears, and memories palpitated in her little heart, as she looked with her brightest eyes (the rouge which she wore up to her eyelids made them twinkle) towards the great nobleman.	Много таких трогательных надежд, опасений и воспоминаний трепетало в ее сердечке, когда она смотрела на прославленного вельможу своими блестящими глазами (они блестели еще больше от румян, которыми она покрывала себе лицо до самых ресниц).
Of a Star and Garter night Lord Steyne used also to put on his grandest manner and to look and speak like a great prince, as he was.	Надевая на парадный прием орден Звезды и Подвязки, лорд Стайн принимал также особо величественный вид и смотрел на всех и говорил с важностью могущественного владыки, каковым он и был.
Becky admired him smiling sumptuously, easy, lofty, and stately.	Бекки залюбовалась его снисходительной улыбкой, его непринужденными, но утонченными манерами.