Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

Теккерей Уильям Мейкпис

Mr. Bluck, sir, we will resume, if you please, that passage of Eutropis, which was interrupted by the late arrival of Master Osborne."	А теперь, мистер Блак, я попрошу вас продолжать чтение отрывка из Евтропия, которое было прервано поздним прибытием мистера Осборна.
To this great man George's education was for some time entrusted.	Вот этому-то великому человеку и было доверено на некоторое время воспитание Джорджа.
Amelia was bewildered by his phrases, but thought him a prodigy of learning.	Эмилию ошеломляли его высокопарные фразы, но она считала его чудом учености.
That poor widow made friends of Mrs. Veal, for reasons of her own.	Бедная вдова подружилась с миссис Вил, - на то у нее были свои причины.
She liked to be in the house and see Georgy coming to school there.	Она любила бывать в этом доме и видеть, как Джордж приезжает туда учиться.
She liked to be asked to Mrs. Veal's conversazioni, which took place once a month (as you were informed on pink cards, with AOHNH [_Transcriber's Note: The name of the Greek goddess Athene; the "O" represents a capital theta._] engraved on them), and where the professor welcomed his pupils and their friends to weak tea and scientific conversation.	Она любила получать приглашения к миссис Вил на conversazioni {Вечера (итал.).}, которые устраивались раз в месяц (как сообщала вам розовая карточка с выгравированным на ней словом AФHNH {Афина (греч.).}) и на которых профессор угощал своих учеников и их друзей жидким чаем и ученой беседой.
Poor little Amelia never missed one of these entertainments and thought them delicious so long as she might have Georgy sitting by her.	Бедная Эмилия никогда не пропускала ни одного такого собрания и считала их восхитительными, раз с нею рядом сидел Джорджи.
And she would walk from Brompton in any weather, and embrace Mrs. Veal with tearful gratitude for the delightful evening she had passed, when, the company having retired and Georgy gone off with Mr. Rowson, his attendant, poor Mrs. Osborne put on her cloaks and her shawls preparatory to walking home.	Она приходила пешком из Бромптона в любую погоду, а когда гости расходились и Джорджи уезжал со своим слугой мистером Роусоном, бедная миссис Осборн надевала накидку, закутывалась в шали, готовясь к обратному путешествию домой, и целовала миссис Вил со слезами благодарности за чудесно проведенный вечер.
As for the learning which Georgy imbibed under this valuable master of a hundred sciences, to judge from the weekly reports which the lad took home to his grandfather, his progress was remarkable.	Если говорить о знаниях, которые впитывал в себя Джорджи под руководством этого ценного и разностороннего наставника, то, судя по еженедельным отчетам, которые мальчик привозил деду, успехи его были замечательны.
The names of a score or more of desirable branches of knowledge were printed in a table, and the pupil's progress in each was marked by the professor.	На особой карточке были напечатаны одно под другим названия, по крайней мере, двух десятков полезных наук, и успех ученика в каждой из них отмечался учителем в особой графе.
In Greek Georgy was pronounced aristos, in Latin optimus, in French tres bien, and so forth; and everybody had prizes for everything at the end of the year.	По греческому языку у Джорджи значилось aristos {Отличный, хороший (греч.).}, по латинскому - optimus {Наилучший (лат.).}, по французскому - tres bien {Очень хорошо (франц.).} и т. д., а в конце года все ученики по всем предметам получали награды.

Even Mr. Swartz, the wooly-headed young gentleman, and half-brother to the Honourable Mrs. Mac Mull, and Mr. Bluck, the neglected young pupil of three-and-twenty from the agricultural district, and that idle young scapegrace of a Master Todd before mentioned, received little eighteen-penny books, with "Athene" engraved on them, and a pompous Latin inscription from the professor to his young friends.	Даже мистер Суорц, курчавый молодой джентльмен, сводный брат почтенной миссис Мак-Мул, и мистер Блак, двадцатитрехлетний недоросль из сельского округа, и этот ленивый юный повеса - уже упоминавшийся выше мистер Тодд - получали восемнадцатипенсовые книжечки с напечатанным на них словом AФHNH и пышной латинской надписью от учителя его юным друзьям.
The family of this Master Todd were hangers-on of the house of Osborne.	Все члены семьи мистера Тодда состояли прихлебателями в доме Осборна.
The old gentleman had advanced Todd from being a clerk to be a junior partner in his establishment.	Старый джентльмен возвысил Тодда с должности клерка до младшего совладельца своей фирмы.
Mr. Osborne was the godfather of young Master Todd (who in subsequent life wrote Mr. Osborne Todd on his cards and became a man of decided fashion), while Miss Osborne had accompanied Miss Maria Todd to the font, and gave her protegee a prayer-book, a collection of tracts, a volume of very low church poetry, or some such memento of her goodness every year.	Мистер Осборн был крестным отцом юного мистера Тодда (который в последующей своей жизни печатал на визитных карточках "мистер Осборн Тодд" и сделался весьма светским человеком), а мисс Осборн воспринимала от купели мисс Марию Тодд и ежегодно, в знак своего расположения, дарила крестнице молитвенник, коллекцию назидательных брошюр, томик духовных стихов или еще какую-нибудь памятку в этом роде.
Miss O. drove the Todds out in her carriage now and then; when they were ill, her footman, in large plush smalls and waistcoat, brought jellies and delicacies from Russell Square to Coram Street.	Мисс Осборн иногда вывозила Тоддов на прогулку в своем экипаже; когда они болели, ее лакей, в коротких плюшевых штанах и жилете, приносил с Рассел-сквер на Корем-стрит варенье и разные лакомства.
Coram Street trembled and looked up to Russell Square indeed, and Mrs. Todd, who had a pretty hand at cutting out paper trimmings for haunches of mutton, and could make flowers, ducks, &c., out of turnips and carrots in a very creditable manner, would go to "the Square," as it was called, and assist in the preparations incident to a great dinner, without even so much as thinking of sitting down to the banquet.	Корем-стрит, разумеется, трепетала и взирала на Рассел-сквер снизу вверх. Миссис Тодд, большая искусница по части вырезывания из бумаги украшений для бараньих окороков и умевшая также делать отличные цветы, уточек и т. д. из репы и моркови, частенько ходила на "Сквер", как она говорила, и принимала участие в приготовлениях к званому обеду, не допуская даже мысли о своем присутствии на самом обеде.
If any guest failed at the eleventh hour, Todd was asked to dine.	Если в последнюю минуту какой-нибудь гость не являлся, тогда приглашали обедать Тодда.
Mrs. Todd and Maria came across in the evening, slipped in with a muffled knock, and were in the drawing-room by the time Miss Osborne and the ladies under her convoy reached that apartment--and ready to fire off duets and sing until the gentlemen came up.	Миссис же Тодд приходила с Марией вечерком, робко стучалась у подъезда, и к тому времени, когда мисс Осборн и находившиеся под ее конвоем дамы входили в гостиную, мать и дочь оказывались там, готовые петь дуэты, пока не появятся джентльмены.
Poor Maria Todd; poor young lady!	Бедная Мария Тодд, бедная девушка!
How she had to work and thrum at these duets and sonatas in the Street, before they appeared in public in the Square!	Сколько ей приходилось работать и пыхтеть над этими дуэтами и сонатами у себя дома, прежде чем они исполнялись публично на Рассел-сквер!

Thus it seemed to be decreed by fate that Georgy was to domineer over everybody with whom he came in contact, and that friends, relatives, and domestics were all to bow the knee before the little fellow.	Таким образом, словно самой судьбой было предназначено, чтобы Джорджи владычествовал над каждым, с кем он соприкасался, а все друзья, родственники и слуги преклоняли бы перед ним колени.
It must be owned that he accommodated himself very willingly to this arrangement.	Нужно признаться, что он весьма охотно мирился с подобным положением.
Most people do so.	Мало кто с этим не мирится.
And Georgy liked to play the part of master and perhaps had a natural aptitude for it.	И Джорджи нравилось играть роль властелина, к которой у него, возможно, была врожденная склонность.
In Russell Square everybody was afraid of Mr. Osborne, and Mr. Osborne was afraid of Georgy.	В доме на Рассел-сквер все трепетали перед мистером Осборном, а мистер Осборн трепетал перед Джорджи.
The boy's dashing manners, and offhand rattle about books and learning, his likeness to his father (dead unreconciled in Brussels yonder) awed the old gentleman and gave the young boy the mastery.	Бойкие манеры мальчика, его развязная болтовня о книгах и учении, его сходство с отцом (что лежал мертвый и непрощенный в далеком Брюсселе) пугали старика и отдавали его во власть мальчику.
The old man would start at some hereditary feature or tone unconsciously used by the little lad, and fancy that George's father was again before him.	Старик вздрагивал при каком-нибудь передавшемся по наследству жесте или интонации мальчугана, и ему мерещилось, что перед ним снова отец Джорджи.
He tried by indulgence to the grandson to make up for harshness to the elder George.	Он старался снисходительностью к внуку загладить свою жестокость но отношению к старшему Джорджу.
People were surprised at his gentleness to the boy.	Все удивлялись его ласковому обращению с ребенком.
He growled and swore at Miss Osborne as usual, and would smile when George came down late for breakfast.	Он, как и прежде, ворчал и кричал на мисс Осборн, но улыбался, когда Джорджи опаздывал к завтраку.
Miss Osborne, George's aunt, was a faded old spinster, broken down by more than forty years of dulness and coarse usage.	Мисс Осборн, тетушка Джорджа, была увядшей старой девой, сильно сдавшей под бременем более чем сорокалетней скуки и грубого обращения.
It was easy for a lad of spirit to master her.	Смышленому мальчику ничего не стоило поработить ее.
And whenever George wanted anything from her, from the jam-pots in her cupboards to the cracked and dry old colours in her paint-box (the old paint-box which she had had when she was a pupil of Mr. Smee and was still almost young and blooming), Georgy took possession of the object of his desire, which obtained, he took no further notice of his aunt.	И когда Джорджу что-нибудь было от нее нужно, - от банки варенья в буфете до потрескавшихся и высохших красок в плоском ящичке (старом ящичке, который сохранился у нее с той поры, когда она училась у мистера Сми и была еще почти молодой и цветущей), -он завладевал предметом своих желаний, а добившись своего, попросту переставал замечать тетку.

For his friends and cronies, he had a pompous old schoolmaster, who flattered him, and a toady, his senior, whom he could thrash.	Его друзьями и наперсниками были напыщенный старый школьный учитель, льстивший мальчику, и подлиза, который был несколько его старше и которого он мог колотить.
It was dear Mrs. Todd's delight to leave him with her youngest daughter, Rosa Jemima, a darling child of eight years old.	Славная миссис Тодд с восторгом позволяла Джорджу играть со своей младшей дочерью, Розой Джемаймой, очаровательной восьмилетней девочкой.
The little pair looked so well together, she would say (but not to the folks in "the Square," we may be sure) "who knows what might happen?	"Малышам так хорошо вместе", - говаривала миссис Тодд (разумеется, не обитателям "Сквера"!). "Кто знает, что может случиться!
Don't they make a pretty little couple?" the fond mother thought.	Ну, не чудесная ли парочка!" - думала про себя любящая мать.
The broken-spirited, old, maternal grandfather was likewise subject to the little tyrant.	Дед с материнской стороны, дряхлый, упавший духом старик, тоже был в подчинении у маленького тирана.
He could not help respecting a lad who had such fine clothes and rode with a groom behind him.	Он не мог не чувствовать почтения к мальчику, у которого такое красивое платье, который ездит верхом в сопровождении грума.
Georgy, on his side, was in the constant habit of hearing coarse abuse and vulgar satire levelled at John Sedley by his pitiless old enemy, Mr. Osborne.	С другой стороны, Джорджи постоянно слышал грубую брань и насмешки, расточаемые по адресу Джона Седли его безжалостным старым врагом, мистером Осборном.
Osborne used to call the other the old pauper, the old coal-man, the old bankrupt, and by many other such names of brutal contumely.	Осборн иначе не называл его, как старым нищим, старым угольщиком, старым банкротом и многими другими подобными же грубо-презрительными наименованиями.
How was little George to respect a man so prostrate?	Как же было маленькому Джорджу уважать столь низко павшего человека?
A few months after he was with his paternal grandfather, Mrs. Sedley died.	Через несколько месяцев после переселения мальчика на Рассел-сквер умерла миссис Седли.
There had been little love between her and the child.	Между нею и ребенком никогда не было близости.
He did not care to show much grief.	Он не постарался хотя бы притвориться огорченным.
He came down to visit his mother in a fine new suit of mourning, and was very angry that he could not go to a play upon which he had set his heart.	Он приехал в красивом новом траурном костюмчике навестить мать и был очень недоволен, что ему не позволили пойти в театр на представление, о котором он давно мечтал.
The illness of that old lady had been the occupation and perhaps the safeguard of Amelia.	Болезнь старой леди поглощала все время Эмилии и, пожалуй, послужила ей во спасение.
What do men know about women's martyrdoms?	Что знают мужчины о мученичестве женщин?
We should go mad had we to endure the hundredth part of those daily pains which are meekly borne by many women.	Мы сошли бы с ума, если бы нам пришлось претерпевать сотую долю тех ежедневных мучений, которые многие женщины переносят так смиренно.

Ceaseless slavery meeting with no reward; constant gentleness and kindness met by cruelty as constant; love, labour, patience, watchfulness, without even so much as the acknowledgement of a good word; all this, how many of them have to bear in quiet, and appear abroad with cheerful faces as if they felt nothing.	Нескончаемое рабство, не получающее никакой награды; неизменная кротость и ласка, встречаемая столь же неизменной жестокостью; любовь, труд, терпение, заботы -и ни единого доброго слова в награду. Сколько их, что должны переносить все это спокойно и появляться на людях с ясным лицом, словно они ничего не чувствуют!
Tender slaves that they are, they must needs be hypocrites and weak.	Нежно любящие рабыни, как им приходится лицемерить!
From her chair Amelia's mother had taken to her bed, which she had never left, and from which Mrs. Osborne herself was never absent except when she ran to see George.	Мать Эмилии в один прекрасный день слегла и уже больше не вставала. Миссис Осборн не отходила от ее постели, кроме тех случаев, когда спешила на свидание с сыном.
The old lady grudged her even those rare visits; she, who had been a kind, smiling, good-natured mother once, in the days of her prosperity, but whom poverty and infirmities had broken down.	Старуха ворчала на нее даже за эти редкие отлучки; когда-то, в дни своего благополучия, она была доброй, ласковой матерью, - бедность и болезни сломили ее.
Her illness or estrangement did not affect Amelia.	Но холодность матери и уход за нею не тяготили Эмилию.
They rather enabled her to support the other calamity under which she was suffering, and from the thoughts of which she was kept by the ceaseless calls of the invalid.	Скорее они помогали ей переносить другое, неотступное горе, от мысли о котором ее отвлекали нескончаемые призывы больной.
Amelia bore her harshness quite gently; smoothed the uneasy pillow; was always ready with a soft answer to the watchful, querulous voice; soothed the sufferer with words of hope, such as her pious simple heart could best feel and utter, and closed the eyes that had once looked so tenderly upon her.	Эмилия терпела ее капризы с полнейшей кротостью; поправляла подушку, всегда имела наготове ласковый ответ на беспокойную воркотню и упреки, утешала страдалицу словами надежды, какие могла найти в своем простом благочестивом сердце; и сама закрыла глаза, когда-то глядевшие на нее с такой нежностью.
Then all her time and tenderness were devoted to the consolation and comfort of the bereaved old father, who was stunned by the blow which had befallen him, and stood utterly alone in the world.	А затем она все свое время и заботы посвятила осиротевшему старику отцу, который был сражен обрушившимся на него ударом и остался совершенно один на белом свете.
His wife, his honour, his fortune, everything he loved best had fallen away from him.	Его жена, его честь, его богатство - все, что он любил больше всего, было отнято навсегда.
There was only Amelia to stand by and support with her gentle arms the tottering, heart-broken old man.	У него осталась только Эмилия, - она одна могла теперь поддерживать своими нежными руками немощного старика с разбитым сердцем.
We are not going to write the history: it would be too dreary and stupid.	Мы не будем писать об этом подробно - слишком это грустная и неинтересная повесть.
I can see Vanity Fair yawning over it d'avance.	Я уже вижу, как Ярмарка Тщеславия зевает, читая ее.

One day as the young gentlemen were assembled in the study at the Rev. Mr. Veal's, and the domestic chaplain to the Right Honourable the Earl of Bareacres was spouting away as usual, a smart carriage drove up to the door decorated with the statue of Athene, and two gentlemen stepped out.	Однажды, когда молодые джентльмены собрались в кабинете преподобного мистера Вила и капеллан высокопочтенного графа Бейракрса, по обыкновению, разглагольствовал перед ними, к "подъезду, украшенному статуей Афины, подкатил изящный экипаж, и из него вышли два джентльмена.
The young Masters Bangles rushed to the window with a vague notion that their father might have arrived from Bombay.	Молодые Бенглсы кинулись к окну со смутной мыслью, не приехал ли из Бомбея их отец.
The great hulking scholar of three-and-twenty, who was crying secretly over a passage of Eutropius, flattened his neglected nose against the panes and looked at the drag, as the laquais de place sprang from the box and let out the persons in the carriage.	Двадцатитрехлетний верзила, плакавший тайком над отрывком из Евтропия, прижался своим грязным носом к окопному стеклу и глядел на запряжку, пока ливрейный лакей спрыгивал с козел и помогал седокам выйти из экипажа.
"It's a fat one and a thin one," Mr. Bluck said as a thundering knock came to the door.	– Один толстый, а другой худой, - сказал мистер Блак, и в эту минуту раздался громкий стук в дверь.
Everybody was interested, from the domestic chaplain himself, who hoped he saw the fathers of some future pupils, down to Master Georgy, glad of any pretext for laying his book down.	Все оживились, начиная с самого капеллана, который уже возымел надежду, что перед ним отцы его будущих учеников, и кончая мистером Джорджем, который рад был любому предлогу, чтобы отложить книгу.
The boy in the shabby livery with the faded copper buttons, who always thrust himself into the tight coat to open the door, came into the study and said,	Мальчик в тесной потертой ливрее с потускневшими медными пуговицами, которую он напяливал на себя, когда приходилось открывать дверь, вошел в кабинет и доложил:
"Two gentlemen want to see Master Osborne."	– Два джентльмена желают видеть мистера Осборна.
The professor had had a trifling altercation in the morning with that young gentleman, owing to a difference about the introduction of crackers in school-time; but his face resumed its habitual expression of bland courtesy as he said,	У наставника в то утро был с этим юным джентльменом не совсем приятный разговор, вызванный несходством мнений об уместности в школьном помещении хлопушек, но лицо его приняло обычное выражение кроткой вежливости, и он сказал:
"Master Osborne, I give you full permission to go and see your carriage friends--to whom I beg you to convey the respectful compliments of myself and Mrs. Veal."	– Мистер Осборн, я даю вам разрешение повидаться с вашими друзьями, прибывшими в коляске, коим прошу вас передать почтительный привет как от меня лично, так и от миссис Вил.
Georgy went into the reception-room and saw two strangers, whom he looked at with his head up, in his usual haughty manner.	Джорджи вышел в приемную и, увидев там двух незнакомцев, стал рассматривать их, задрав голову, со своей обычной надменной манерой.
One was fat, with mustachios, and the other was lean and long, in a blue frock-coat, with a brown face and a grizzled head.	Один был толстяк с усами, а другой - тощий и длинный, в синем сюртуке, загорелый, с сильной проседью.
"My God, how like he is!" said the long gentleman with a start.	– Боже мой, как похож! – сказал длинный джентльмен.
"Can you guess who we are, George?"	– Ты догадываешься, кто мы такие, Джордж?

The boy's face flushed up, as it did usually when he was moved, and his eyes brightened.	Лицо мальчика вспыхнуло, как всегда бывало, когда он волновался, и глаза заблестели.
"I don't know the other," he said, "but I should think you must be Major Dobbin."	– Того джентльмена я не знаю, - сказал он, - а вы, должно быть, майор Доббин.
Indeed it was our old friend.	И правда, это был наш старый друг.
His voice trembled with pleasure as he greeted the boy, and taking both the other's hands in his own, drew the lad to him.	Его голос дрожал от радости, когда он здоровался с мальчиком, и, взяв его за обе руки, он притянул юнца к себе.
"Your mother has talked to you about me--has she?" he said.	– Значит, мама тебе рассказывала обо мне, да? – спросил он.
"That she has," Georgy answered, "hundreds and hundreds of times."	– Еще бы, - отвечал Джордж, - сколько раз!
CHAPTER LVII	ГЛАВА LVII
Eothen	Эотен
It was one of the many causes for personal pride with which old Osborne chose to recreate himself that Sedley, his ancient rival, enemy, and benefactor, was in his last days so utterly defeated and humiliated as to be forced to accept pecuniary obligations at the hands of the man who had most injured and insulted him.	Одной из многих причин для чувства гордости, которым тешил себя старик Осборн, было сознание, что Седли, старинный его соперник, враг и благодетель, в конце своей жизни дошел до такого унижения, что вынужден принимать денежные подачки из рук человека, который больше всех преследовал и оскорблял его.
The successful man of the world cursed the old pauper and relieved him from time to time.	Процветающий делец ругательски ругал старого нищего, но время от времени оказывал ему помощь.
As he furnished George with money for his mother, he gave the boy to understand by hints, delivered in his brutal, coarse way, that George's maternal grandfather was but a wretched old bankrupt and dependant, and that John Sedley might thank the man to whom he already owed ever so much money for the aid which his generosity now chose to administer.	Снабжая Джорджи деньгами для его матери, он грубыми и неуклюжими намеками давал мальчику понять, что его другой дед - жалкий старый банкрот и приживальщик и что Джон Седли обязан благодарить человека, - которому он уже и без того должен столько денег, - за помощь, ныне великодушно ему оказываемую.
George carried the pompous supplies to his mother and the shattered old widower whom it was now the main business of her life to tend and comfort.	Джорджи вместе с деньгами передавал эти самодовольные заявления своей матери и сломленному горем старику вдовцу, заботиться и ухаживать за которым стало теперь главным занятием в жизни Эмилии.
The little fellow patronized the feeble and disappointed old man.	Мальчуган оказывал покровительство слабому, отчаявшемуся старику.
It may have shown a want of "proper pride" in Amelia that she chose to accept these money benefits at the hands of her father's enemy.	Быть может, Эмилия обнаруживала недостаток "надлежащей гордости", принимая помощь от врага своего отца.
But proper pride and this poor lady had never had much acquaintance together.	Но "надлежащая гордость" никогда не была свойственна этой страдалице.

A disposition naturally simple and demanding protection; a long course of poverty and humility, of daily privations, and hard words, of kind offices and no returns, had been her lot ever since womanhood almost, or since her luckless marriage with George Osborne.	С тех пор как кончилось ее детство - со времени ее несчастного брака с Джорджем Осборном, -уделом этой простой и слабой женщины была смиренная бедность, ежедневные лишения, грубые слова и неблагодарность в ответ на ее любовь и услуги.
You who see your betters bearing up under this shame every day, meekly suffering under the slights of fortune, gentle and unpitied, poor, and rather despised for their poverty, do you ever step down from your prosperity and wash the feet of these poor wearied beggars?	О вы, взирающие на то, как ваши ближние изо дня в день несут такой позор, безропотно страдают под ударами судьбы, ни в ком не встречая сочувствия и только презираемые за свою бедность, - разве вы когда-нибудь снисходите к ним с высоты своего благополучия и обмываете ноги этим бедным усталым нищим?
The very thought of them is odious and low.	Одна мысль о них вам противна и унизительна.
"There must be classes--there must be rich and poor," Dives says, smacking his claret (it is well if he even sends the broken meat out to Lazarus sitting under the window).	"Классы должны существовать, должны быть и богатые и бедные", - говорит богач, смакуя красное винцо (хорошо еще, если он посылает крохи со стола своего бедному Лазарю, сидящему под окном).
Very true; but think how mysterious and often unaccountable it is--that lottery of life which gives to this man the purple and fine linen and sends to the other rags for garments and dogs for comforters.	Совершенно верно! Но подумайте только, как таинственна и часто непостижима бывает жизненная лотерея, которая одному дает порфиру и виссон, а другому посылает лохмотья вместо одежды и псов вместо утешителей.
So I must own that, without much repining, on the contrary with something akin to gratitude, Amelia took the crumbs that her father-in-law let drop now and then, and with them fed her own parent.	Итак, я должен признать, что Эмилия без особых терзаний - наоборот, с чувством, близким к благодарности, - принимала крохи, которые свекор время от времени бросал ей, и кормила ими своего родителя.
Directly she understood it to be her duty, it was this young woman's nature (ladies, she is but thirty still, and we choose to call her a young woman even at that age) it was, I say, her nature to sacrifice herself and to fling all that she had at the feet of the beloved object.	Таков был характер это молодой женщины (милые дамы, Эмилии сейчас всего лишь тридцать лет, и мы позволяем себе называть ее молодой женщиной), - так вот, говорю я, таков был характер Эмилии, что она всю себя приносила в жертву и повергала все, что имела, к ногам любимого существа.
During what long thankless nights had she worked out her fingers for little Georgy whilst at home with her; what buffets, scorns, privations, poverties had she endured for father and mother!	Сколько долгих безотрадных ночей она трудилась для маленького Джорджи, когда тот жил дома с нею; какие удары, упреки, лишения, нужду выносила ради отца и матери!
And in the midst of all these solitary resignations and unseen sacrifices, she did not respect herself any more than the world respected her, but I believe thought in her heart that she was a poor-spirited, despicable little creature, whose luck in life was only too good for her merits.	И в этой жизни, полной незаметных жертв и отречений, она уважала себя ничуть не больше, чем уважал ее свет, - в глубине сердца она, вероятно, считала себя ничтожной, заурядной женщиной, которой повезло больше, чем она того заслуживала.
O you poor women!	Бедные женщины!

O you poor secret martyrs and victims, whose life is a torture, who are stretched on racks in your bedrooms, and who lay your heads down on the block daily at the drawing-room table; every man who watches your pains, or peers into those dark places where the torture is administered to you, must pity you--and--and thank God that he has a beard.	Бедные мученицы и жертвы, чья жизнь -сплошная пытка, каждую ночь вы терпите муки на своем ложе, каждый день кладете голову на плаху в гостиных. Всякий мужчина, взирающий на ваши мучения или заглядывающий в те мрачные места, где вас пытают, должен пожалеть вас и... и возблагодарить господа бога за свою бороду!
I recollect seeing, years ago, at the prisons for idiots and madmen at Bicetre, near Paris, a poor wretch bent down under the bondage of his imprisonment and his personal infirmity, to whom one of our party gave a halfpenny worth of snuff in a cornet or "screw" of paper.	Помню, много лет тому назад я видел в тюрьме для слабоумных и сумасшедших в Бисетре, вблизи Парижа, несчастное существо, согбенное под игом заточения и болезни. Кто-то из нас дал ему щепотку грошового табаку в бумажном фунтике.
The kindness was too much for the poor epileptic creature. He cried in an anguish of delight and gratitude: if anybody gave you and me a thousand a year, or saved our lives, we could not be so affected.	Такая милость была слишком велика для бедного идиота: он заплакал от восторга и благодарности; мы с вами не были бы так тронуты, если бы кто подарил нам тысячу фунтов годового дохода или спас нам жизнь.
And so, if you properly tyrannize over a woman, you will find a ha'p'orth of kindness act upon her and bring tears into her eyes, as though you were an angel benefiting her.	И вот, если должным образом тиранить женщину, можно увидеть, как грошовый знак внимания трогает ее, вызывает слезы на ее глазах, словно вы ангел, оказывающий ей благодеяние!
Some such boons as these were the best which Fortune allotted to poor little Amelia.	Вот такие-то благодеяния и были самым отрадным, что фортуна посылала в дар бедной маленькой Эмилии.
Her life, begun not unprosperously, had come down to this--to a mean prison and a long, ignoble bondage.	Жизнь ее, начавшаяся так счастливо, свелась к тюремному существованию, к долгому унизительному рабству.
Little George visited her captivity sometimes and consoled it with feeble gleams of encouragement.	Маленький Джордж иногда навещал мать, освещая ее тюрьму слабыми вспышками радости.
Russell Square was the boundary of her prison: she might walk thither occasionally, but was always back to sleep in her cell at night; to perform cheerless duties; to watch by thankless sick-beds; to suffer the harassment and tyranny of querulous disappointed old age.	А границей ее тюрьмы был Рассел-сквер: она могла время от времени ходить туда, но на ночь всегда должна была возвращаться в свою камеру, чтобы выполнять унылые обязанности, бодрствовать у постели больных, переносить придирки и тиранство ворчливых, во всем отчаявшихся стариков.
How many thousands of people are there, women for the most part, who are doomed to endure this long slavery?--who are hospital nurses without wages--sisters of Charity, if you like, without the romance and the sentiment of sacrifice--who strive, fast, watch, and suffer, unpitied, and fade away ignobly and unknown.	Сколько тысяч людей, главным образом женщин, осуждено влачить такое долгое рабство! Это больничные сиделки, не получающие жалованья, - сестры милосердия, если вы предпочтете их так называть, но без романтических мыслей о самоотверженном служении людям; они терпят нужду и голод, не спят ночей, выбиваются из сил и увядают в жалкой безвестности.

The hidden and awful Wisdom which apportions the destinies of mankind is pleased so to humiliate and cast down the tender, good, and wise, and to set up the selfish, the foolish, or the wicked.	Непостижимой и грозной силе, определяющей человеческие судьбы, угодно принижать и повергать в прах нежных, добрых и умных и возносить себялюбцев, глупцов и негодяев!
Oh, be humble, my brother, in your prosperity!	О брат мой, будь смиренен в своем благополучии!
Be gentle with those who are less lucky, if not more deserving.	Будь ласков с темп, кто менее счастлив, хотя и более заслуживает счастья.
Think, what right have you to be scornful, whose virtue is a deficiency of temptation, whose success may be a chance, whose rank may be an ancestor's accident, whose prosperity is very likely a satire.	Подумай, какое ты имеешь право презирать, -ты, чья добродетель - лишь отсутствие искушений, чей успех, возможно, - дело случая, чье высокое положение - заслуга далекого предка, чье благополучие, по всей вероятности, - злая шутка судьбы.
They buried Amelia's mother in the churchyard at Brompton, upon just such a rainy, dark day as Amelia recollected when first she had been there to marry George.	Мать Эмилии похоронили на бромптонском кладбище, в такой же дождливый, пасмурный день - вспомнилось Эмилии, - как когда она впервые приезжала сюда, чтобы обвенчаться с Джорджем.
Her little boy sat by her side in pompous new sables.	Сынишка, в новом пышном траурном платье, сидел рядом с нею.
She remembered the old pew-woman and clerk.	Она вспомнила старую сторожиху и причетника.
Her thoughts were away in other times as the parson read.	Пока священник читал, она жила мыслями в прошедшем.
But that she held George's hand in her own, perhaps she would have liked to change places with....	Не будь сейчас в ее руке руки Джорджи, она, пожалуй, не прочь была бы поменяться местами с...
Then, as usual, she felt ashamed of her selfish thoughts and prayed inwardly to be strengthened to do her duty.	Но тут, как обычно, она устыдилась своих себялюбивых дум и вознесла молитву о ниспослании ей сил для исполнения своего долга.
So she determined with all her might and strength to try and make her old father happy.	И вот Эмилия решила приложить все силы и старания, чтобы скрасить жизнь старика отца.
She slaved, toiled, patched, and mended, sang and played backgammon, read out the newspaper, cooked dishes for old Sedley, walked him out sedulously into Kensington Gardens or the Brompton Lanes, listened to his stories with untiring smiles and affectionate hypocrisy, or sat musing by his side and communing with her own thoughts and reminiscences, as the old man, feeble and querulous, sunned himself on the garden benches and prattled about his wrongs or his sorrows.	Она работала не покладая рук, штопала, чинила и стряпала, пела старику Седли и играла с ним в триктрак, читала ему вслух газеты, водила его гулять в Кенспнгтонский сад или на Бромптонский бульвар, слушала его рассказы, не уставая улыбаться и ласково лицемерить, или же сидела, задумавшись, рядом с ним, предаваясь своим мыслям и воспоминаниям, пока слабый и ворчливый старик грелся на солнышке и болтал о своих горестях и невзгодах.
What sad, unsatisfactory thoughts those of the widow were!	Как печальны, как безотрадны были думы вдовы!