Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
"Женщина заперла дверь, вбжала на лстницу и нашла бездыханный трупъ старика.
"На одномъ изъ самыхъ тихихъ и уединенныхъ кладбищъ въ Кэнт, среди богатой растительности, подъ гладкимъ надгробнымъ памятникомъ, покоятся кости молодой матери и ея ребенка. Но прахъ отца не смшивается съ ихъ прахомъ. Никто не знаетъ, даже самъ стряпчій, выигравшій процессъ, послдующей исторіи его страннаго кліента."
Окончивъ свой разсказъ, старикъ Бемберъ немедленно всталъ съ своего мста, подошелъ къ вшалк, стоявшей въ углу залы, надлъ съ большою осторожностью шляпу и пальто, и, не сказавъ никому ни одного слова, медленно вышелъ изъ дверей. Такъ какъ нкоторые джентльмены покоились глубокимъ сномъ, a другіе погрузились мыслями и чувствами въ приготовленіе гоголь-моголя и глинтвейна, то м-ръ Пикквикъ, руководимый здсь, какъ и везд, глубокими философскими соображеніями,
Глава XXII. Мистеръ Пикквикъ детъ въ Ипсвичъ и встрчается въ Ипсвич съ интересной леди въ желтыхъ папильоткахъ
— Поклажа твоего старшины, Самми? — спросилъ м-ръ Уэллеръ старшій своего возлюбленнаго сына, когда тотъ явился на дворъ гостиницы "Пестраго Быка", въ Уайтчапел, съ чемоданомъ и дорожной сумкой.
— Угадалъ ты, дядюшка, спасибо на добромъ слов,- отвчалъ м-ръ Уэллеръ младшій, складывая съ плечъ свое бремя и усаживаясь на чемоданъ.
— Будетъ сейчасъ и самъ старшина.
– детъ на извозчик? — сказалъ отецъ.
— Восемь пенсовъ за дв мили кабріолетной встряски для размягченія костей и полированія крови, — отвчалъ сынъ. — Ну что, дядя, какъ мачеха сегодня?
— Рычитъ, Самми, рычитъ, — отвчалъ старикъ Уэллеръ, качая головой.
— Это что такое, куманекъ?
— Блажитъ твоя мачеха, Самми, блажитъ, провалъ ее возьми. Недавно приписалась она къ методистской сходк. Я недостоинъ ея, другъ мой Самми, чувствую, что недостоинъ.
— Право? Этакой смиренности за тобою не водилось, старичина.
— Да, любезный, послушливъ я, смиренъ сталъ и кротокъ, какъ ягненокъ. Это, говоритъ твоя мачеха, длаетъ мн честь. Ты вдь, я полагаю, не знаешь, въ чемъ состоитъ вра этихъ методистовъ? Стоитъ посмотрть, какъ они тамъ куралесятъ: потха да и только. Ханжи, провалъ ихъ возьми, лицеди; и народъ вообще демонски буйный.
— Запрети мачех ходить на такія сборища.
— Втренная голова ты, Самми, вихровая башка, — возразилъ Уэллеръ, почесывая переносье большимъ пальцемъ.- A что, думаешь ты, — продолжалъ онъ посл короткой паузы, — что они подлываютъ тамъ на этихъ методистскихъ сходкахъ?
— Не знаю, — сказалъ Самуэль.- A что?
— Пьютъ чай, видишь ты, и поклоняются какому-то проныр, который называется y нихъ пастыремъ, — сказалъ м-ръ Уэллеръ. — Разъ какъ-то я стоялъ, выпуча глаза, подл картинной лавки на нашемъ двор, и вдругъ увидлъ выставленное въ окн объявленіе, гд было крупными буквами написано: "Билеты по полкрон. Обращаться съ требованіями въ комитетъ, къ секретарю, м-съ Уэллеръ". — Пошелъ я домой, Самми, и увидлъ въ нашей гостиной четырнадцать женщинъ, молодыхъ и старыхъ. Это и есть комитетъ. Какъ он говорили, Самми, провалъ ихъ возьми, какъ он говорили! Дло шло о какихъ-то резолюціяхъ, прожектахъ, вотахъ, и все это было крайне забавно. Меня сначала хотли выгнать: но я низенько поклонился, вынулъ кошелекъ и учтиво потребовалъ билетъ на запись въ ихъ компанію по методистской части. Вечеромъ въ пятницу я умылся, причесался, надлъ новое платье и отправился съ своей старухой. Мы пришли въ первый этажъ довольно невзрачнаго дома, и, когда кухарка отворила дверь я увидлъ чайные приборы на тридцать персонъ. Женщины, можно сказать, переполошились вс, когда взглянули на меня, и между ними поднялся такой дружный шепотъ, какъ будто никогда не приходилось имъ видть плотнаго джентльмена пятидесяти восьми лтъ. Вдругъ поднялся внезапный шумъ, какой-то долговязый парень съ краснымъ носомъ и въ бломъ галстук, вставая съ своего мста, затянулъ пискливымъ визгомъ: "идетъ пастырь, постить свое врное стадо". И вслдъ за тмъ въ комнату вошелъ жирный прежирный толстякъ съ блыми широкими щеками и открытымъ ртомъ. Мы вс встали. Женщины отвсили низкій поклонъ и продолжали стоять съ опущенными руками и понурыми головами. Жирный толстякъ перецловалъ всхъ до одной молоденькихъ и старыхъ женщинъ. То же самое посл него учинилъ и долговязый парень съ краснымъ носомъ. Я думалъ, что теперь моя очередь для цлованія и уже собирался чмокнуть въ алыя уста свою хорошенькую сосдку, какъ вдругъ вошла твоя мачеха, и съ нею — огромные подносы съ хлбомъ, масломъ, яйцами, ветчиной и сливками. Подали чай, сначала пропли гимнъ, a потомъ вс принялись закусывать и пить съ методистскимъ аппетитомъ. Я тоже навострилъ зубы и выпилъ стаканъ чаю. Жирный толстякъ тоже величественно выпилъ стаканъ чаю, закусывая въ то же время колбасой и ветчиной. Сказать правду, Самми, такого питуха и обжоры не видалъ я никогда. Красноносый парень тоже лъ за четверыхъ, но былъ онъ, можно сказать, младенецъ въ сравненіи съ этимъ жирнымъ толстякомъ. Очень хорошо. Посл закуски тмъ же порядкомъ пропли гимнъ. Затмъ жирный толстякъ, взъерошивъ свои волосы, сказалъ проповдь, которая произвела сильное впечатлніе на слушателей. Посл проповди онъ, махнувъ рукой, пробасилъ съ какимъ-то голодно-дикимъ остервенніемъ: — "Гд есть гршникъ? Гд оный несчастный гршникъ?" — При этомъ вс женщины обратили на меня свои глаза и начали стонать общимъ хоромъ, точно пришелъ ихъ послдній часъ. Мн это показалось довольно страннымъ, но изъ приличія я не сказалъ ничего. Вдругъ онъ всполошился опять и, взглянувъ на меня сердитыми глазами, проревлъ: — "Гд есть гршникъ? Гд оный оканнный гршникъ?" — И вс женщины заревли опять, вдесятеро громче, чмъ прежде. Это ужъ меня совсмъ сбило съ панталыку. Я сдлалъ два шага впередъ и сказалъ: "Мой другъ, не на меня ли вы намекаете?" — Но вмсто того, чтобы извиниться, какъ честному человку, онъ взбленился, какъ помшанный, и началъ гвоздить съ плеча, называя меня сыномъ гнва, чадомъ ярости и другими раздирательными именами. Я не выдержалъ, другъ мой Самми, и кровь, что называется, хлынула y меня подъ самый затылокъ. Три тумака закатилъ я ему въ брюхо, създилъ по башк красноносаго дтину, да и поминай какъ звали. Только меня и видли. О, если бы ты слышалъ, Самми, какъ взвизгнули и завыли вс эти бабы, когда пастырь ихъ опрокинулся навзничь и сдлалъ кувырколтіе черезъ краснаго дтину! Это былъ демонскій шабашъ, гд твоя мачеха отличалась пуще всхъ. — Однакожъ вотъ и твой старшина, если не ошибаюсь.
Еще м-ръ Уэллеръ не кончилъ своей рчи, какъ м-ръ Пикквикъ вышелъ изъ кабріолета и вступилъ на широкій дворъ.
— Прекрасное утро, сэръ, — сказалъ м-ръ Уэллеръ старшій.
— Прекрасное, — подтвердилъ м-ръ Пикквикъ.
— Безподобное, — подхватилъ какой-то рыжеватый джентльменъ съ инквизиторскимъ носомъ и голубыми очками. Онъ вышелъ изъ кабріолета въ ту же минуту, какъ м-ръ Пикквикъ. — Изволите, сэръ, отправляться въ Ипсвичъ?
— Да! — сказалъ м-ръ Пикквикъ.
— Какое необыкновенное стеченіе обстоятельствъ. Вдь и я тоже въ Ипсвичъ.
М-ръ Пикквикъ поклонился.
— На имперіал? — сказалъ рыжеватый джентльменъ.
М-ръ Пикквикъ поклонился опять.
— Скажите, пожалуйста, это просто удивительно — и я вдь тоже на имперіал,- проговорилъ рыжеватый джентльменъ, — мы ршительно демъ вмст.
И рыжеватый джентльменъ, надленный отъ природы важною осанкой и заостреннымъ носомъ, который, по птичьему манеру, вздергивался y него кверху всякій разъ, какъ онъ говорилъ что-нибудь, — улыбнулся такимъ образомъ, какъ будто онъ сдлалъ въ эту минуту одно изъ самыхъ удивительныхъ открытій, какія когда-либо выпадали на жребій человческой премудрости.
— Мн будетъ очень пріятно пользоваться вашимъ обществомъ, сэръ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ
— И мн. Это, можно сказать, находка для насъ обоихъ. Общество, видите ли, есть… не иное что есть, какъ… какъ… то есть, общество совсмъ не то, что уединеніе: какъ вы думаете?
— Истинно такъ, и никто не будетъ спорить, — сказалъ м-ръ Уэллеръ, вступая, съ обязательной улыбкой въ разговоръ. — Это сэръ, что называется: правда-матка, какъ говаривалъ одинъ собачей, когда горничная, подавая ему баранью кость, замтила, что онъ не джентльменъ.
— А! — воскликнулъ съ надменной улыбкой рыжеватый незнакомецъ, обозрвая м-ра Уэллера съ ногъ до головы. — Вашъ пріятель, сэръ?
— Не совсмъ, — сказалъ вполголоса м-ръ Пикквикъ. — Онъ, собственно говоря, мой слуга; но я охотно позволяю ему нкоторыя вольности, потому что, между нами, онъ большой чудакъ, и я отчасти горжусь имъ.
— Вотъ что! — сказалъ рыжеватый джентльменъ.
— На вкусы, видите ли, нтъ закона; Что-жъ касается до меня, я вообще терпть не могу чудаковъ — все, что иметъ нкоторымъ образомъ притязаніе на оригинальность, производитъ во мн корчи. — Какъ ваша фамилія, сэръ?
— Вотъ моя карточка, сэръ, — отвчалъ м-ръ Пикквикъ, забавляясь странными манерами забавнаго незнакомца.
— Вотъ что! — сказалъ рыжеватый джентльменъ, укладывая карточку въ свой бумажникъ. — Пикквикъ, м-ръ Пикквикъ — очень хорошо, можно сказать, прекрасно. Я вообще люблю узнавать чужія фамиліи: это нкоторымъ образомъ выручаетъ изъ большихъ затрудненій. Вотъ вамъ и моя карточка, сэръ. Магнусъ, моя фамилія, сэръ, прошу обратить вниманіе на это обстоятельство; Magnus, то есть великій, — какъ вамъ это нравится?