Западноевропейская поэзия XХ века. Антология

Коллектив авторов

РЕКИ

Перевод Евг. Солоновича

Я держусь за этот перебитый ствол забытый в этой рытвине мрачной словно цирк до или после представления и смотрю на проплывающие по луне облака Сегодня поутру я улегся в урну с водою и как реликвия покоился в ней Струи Изонцо [158] шлифовали меня как собственный камень Я поднял свои жалкие кости и пошел как акробат по воде Я сел на корточки рядом с моим грязным от войны обмундированьем и как бедуин подставил спину солнцу Это Изонцо и

здесь мне стало очевидней что я податливая частица мирозданья Я страдаю когда не чувствую внутреннего равновесия Но незримые руки отмывшие меня мне дарят редкое счастье Я вновь пережил эпохи моей жизни Вот они мои реки Это Серкьо из которого брали воду быть может две тысячи лет кряду мои деревенские предки мой отец и моя мать Это Нил который видел как я родился и рос и пылал от неведения на бескрайних равнинах Это Сена чья мутность все перемешала во мне и я познал себя Вот они мои реки увиденные в Изонцо Вот она моя ностальгия что светится в их глубине сейчас когда наступает ночь и жизнь моя кажется мне соцветием теней

158

Струи Изонцо… — В районе реки Изонцо в первую мировую войну происходили кровопролитные сражения с австрийцами, стоившие итальянской армии десятков тысяч жизней.

СТРАНСТВОВАНИЕ

Перевод Евг. Солоновича

В засаде в этих внутренностях развалин часами я волочил свой скелет заскорузлый от грязи как подметка или сморщенные ягоды боярышника Унгаретти бедняга тебе достаточно иллюзии чтобы воспрянуть духом Прожектор оттуда образует море в тумане

САН-МАРТИНО ДЕЛЬ КАРСО

Перевод Евг. Солоновича

От этих построек не осталось ничего кроме жалких обломков От стольких с кем я переписывался и того не осталось Но в сердце над каждым могильный крест Мое сердце самый истерзанный край ЯСНЫЙ ВОЗДУХ После такого тумана одна за другою открываются звезды Вдыхаю прохладу открывшую мне цвет неба Сознаю себя блуждающим образом Вовлеченным в бессмертный круговорот

СОЛДАТЫ

Перевод Евг. Солоновича

Чувствуешь себя как на осенних деревьях листья

СИРЕНЫ

Перевод Евг. Солоновича

Злокозненная сила, Огонь любви на свежем пепелище, Ты вновь меня выманиваешь в море И впопыхах иллюзии тасуешь И, не давая мне доплыть до места, Меня в ущерб надежде К другому сну склоняешь. Подобно морю, если бы стихия Сулила и скрывала Прекрасный с виду остров, Ты чередой обманов Того, кто чужд отчаяния, губишь.

ВЕЧЕР

Перевод Евг. Солоновича

С вечером по дороге Прозрачной влаге Оливкового цвета, Которую пламя забвенья осушит… Сквозь дым я слышу цикад и лягушек, Где трепещут нежные травы.

НЕ КРИЧИТЕ БОЛЬШЕ

Перевод Евг. Солоновича

Перестаньте убивать мертвых, Не кричите больше, молчите, — Ведь иначе их не услышать, Ведь иначе самим не выжить. Голоса их почти беззвучны, Даже первые травы громче, Зеленеющие счастливо, Где

не ступают люди.

СТУПАЮ БЕЗОТЧЕТНО

Перевод Евг. Солоновича

Исхоженные улицы — Ступаю безотчетно, словно робот, — Когда-то, как по волшебству, спешившие Навстречу бегу моему, Не могут больше наполнять блаженством, Являя постепенно, В зависимости от моих запросов, Отличия, что их живыми делают, Испытывая нас. Когда звенят, закат встречая, стекла, — Но этот звон уже домам не в радость, — Я останавливаюсь по привычке, Разочарованный, чтобы забыться В настороженном полумраке В себя ушедших комнат, Но нет среди разбросанных вещей, Которые состарились со мною Иль связаны с обломками Воспоминаний, с чем-то дорогим, — Нет ни одной Такой, чтобы могла ко мне вернуться И выжать слово — хоть одно — из сердца, Каким бы ни был нежным голос вещи. Так поняли протянутые руки — Глаза во мраке, Измученные тайными слезами, Никчемный слух, — Смиренную надежду, Которая внушала Микеланджело Презренье к незаполненным пространствам, Возможности душе не оставляя Для отступления, для раздвоенья. Надежда эта, прорастая скрытно, Давала крылья городу, неся В себе немеркнущее небо, купол, Отвергший смерть.

ВПРИПРЫЖКУ

Перевод Евг. Солоновича

Вприпрыжку лапками переступают И не умеют бодрствовать ночами. Я говорю о голубях. Лазурь (Сейчас на ней ни золота, ни сурика, Она лежит на травке Уютно, оставляет Следы под стать улитке, Из нор упорно гонит), Как ни мани она, Ни подползай, ни подбирайся ощупью, Бессильна их отвлечь От бешеных любовных излияний.

ЭУДЖЕНИО МОНТАЛЕ

Перевод Евг. Солоновича

Эудженио Монтале(род. в 1896 г.). — Поэт, критик, переводчик. Лирика Монтале отмечена печатью трагического мироощущения. Импрессионистские пейзажи поэта (в творчестве раннего Монтале — пустынные у юлки Лигурии) как бы символизируют вселенную, в которой человек чувствует себя бесконечно одиноким. Слово Монтале тяготеет к многозначности, образ часто приобретает характер символа, предмет несет в себе метафору. Строй речи может быть как разговорным, так и возвышенным, в лексику нередко вводятся термины, неожиданные архаизмы. Стих в пределах одной пьесы может колебаться от традиционного до вольного, рифма — от точной до нарочито небрежной. Метафорическая иносказательность, «зашифрованность» созерцательной лирики Монтале (в двух последних сборниках она сведена до относительного минимума) в свое время дала основание критике говорить о Монтале как о поэте-герметике.

В 1925 г. Монтале поставил свою подпись под манифестом антифашистской интеллигенции. В 1938 г. за отказ вступить в партию чернорубашечников он был уволен с должности директора флорентийской библиотеки «Вьессо». Участвовал в движении Сопротивления. С 1967 г. за заслуги перед итальянской культурой Монтале — пожизненный сенатор. В 1975 г. поэту присуждена Нобелевская премия.

Основные поэтические сборники Монтале: «Панцири каракатиц», 1925; «Обстоятельства», 1939; «Финистерре», 1943 (рукопись книги была тайно переправлена в Швейцарию и издана в Лугано); «Буря и другие стихотворения»,1956; «Сатура», 1971.

На русском языке поэзия Монтале представлена в сборниках «Из итальянских поэтов», «Итальянская лирика, XX век», «Ярость благородная». Часть переводов выполнена для настоящего издания.

ЛИМОНЫ

Послушай, именитые поэты разгуливают чинно среди растений с названиями редкостными: бирючина, самшит, акант. А я люблю дороги вдоль канав, травой поросших, где мальчишки руками ловят в обмелевших лужах худых увертливых угрей, люблю тропинки, с каменистых склонов сбегающие к тростникам вихрастым и через них ведущие в сады, под сень лимонов. Еще милей, когда задорный щебет стихает, поглощенный синевою: отчетливей тогда над головою в почти недвижном воздухе знакомый шелест веток и аромат слышнее, бессильный оторваться от земли, и грудь полна тревожною истомой. Здесь чудом, против всех законов, молчит страстей война, здесь даже нищих — даже нас — ждет наша доля богатства: благоухание лимонов. Среди безмолвий этих, где предметы впадают в транс, и кажется, вот-вот поступятся своей последней тайной, порой нам обнаружить суждено просчет Природы, мертвую точку, мира слабое звено, запутанную нить, которая в конце концов приводит нас в сердце некой истины. Еще не понимая ничего, наш разум ищет, примеряет, разобщает среди благоуханий, когда вечерний сумрак их сгущает. При этой тишине любая человеческая тень, которой смотришь вслед, воспринимается как будто побеспокоенное божество. Обман рассеивается — и время возвращает нас к шуму городов, где синева раздроблена и бесконечно далека. К тому же землю изнуряют дожди; и над домами уже витает зимняя тоска, скудеет свет — и нет в душе просвета. И вдруг однажды в приоткрытой двери среди деревьев во дворе нам предстает янтарный цвет лимонов, теплеет взгляд, и, музыкой призывной сердце тронув, фанфары солнцегласные звучат.