Запах разума
Шрифт:
Что это доказывает? Что они разбирают, кому влепить со всей дури, а кого пожалеть, только предупредить. И деток наверняка с размаху не бьют, жалеют.
Другое дело - чужого. Пришёл в чужой монастырь, там, может, и "хен" по другим поводам... И я ещё подумал, как провентилировать всю эту байду с Родиной. У них что, стран нет? И границ нет? А что, так можно?
Ну да ладно. Не об этом речь пока что.
Мне надо было поговорить с Лангри. Вот что.
Лангри шарил во многих вещах - и он был пришлый. И, я так замечаю, не особо-то и боялся вмазать кому-нибудь от души - никаких тебе политкорректностей и деликатностей. То есть, наш человек, без притворства.
На следующий день я с утра пошёл Лангри искать. Боялся, что он смотался в лес, с телефонистами - но нашёл в саду. И тормознул.
– Приветик, Лангри. Есть разговор, - всё простые слова.
Он меня нюхнул в нос, как у них тут положено по вежливости - и мазнул запахом "тепло и хорошо". И остановился в пределах запаха.
– Ну так вот, - говорю.
– Скажи мне, будь добр, вот что: "хен-кер" соблюдают все всегда? Вообще, в принципе, без исключений? Везде?
Он себе кончик носа облизнул, как пёс. И ухмыльнулся:
– Люди - не цветки-розанчики, - ну, я так понял, если по схеме "слово-запах".
– Всё пахнет по-разному. И все.
– Но если нарушишь - окочуришься?
Он фыркнул. Имел такую манеру - не по-кошачьи, а по-собачьи фыркнул. И сказал:
– Можно уйти.
Ага, думаю себе.
– Я понял уже, понял. Но - куда?
Он ответил уклончиво:
– Смотря что "хен-кер".
– А не одно везде?
Не ответил, но всем телом и запахом изобразил "нет".
– А что бывает?
– говорю.
– Перечислить можешь?
И он смерил меня взглядом. Испытывающе.
– Могу. Не поймёшь.
– Попробуй.
– Долго. Главное - вот, - и, чтоб мне сгореть, выдал то самое, самое то! Железо-кровь-кишки. Наверное, что-то ещё, но я не понял, там были нюансы. А суть - смерть. Вот что. Насильственная смерть. Убийство. Или даже не смерть, но рана, боль, насилие - всё вот это вот.
– И куда можно уйти?
– спрашиваю тогда.
– Если вот так?
Он промолчал, только изобразил. Характерный такой запах. Могила.
– Без вариантов?
– уточнил я.
– Только кирдык?
– С вариантами, - сказал он явно нехотя.
– Можно жить одному. В глуши, где нет людей. Близко не подпустит никто.
– Ну ладно, - сказал я.
– Допустим. Понял. А ещё что "хен-кер"?
Он опять фыркнул. И сказал:
– Спроси Чероди. Мне не объяснить. Спроси завтра, на празднике.
Ново дело. И я спросил, не Чероди, его:
– А что празднуем?
Тогда Лангри сунул мне ладонь под самый нос, с запахом "младенчик" и ухмыльнулся весело:
– Ребёнка Чероди. Родит Нганизо. Придёшь?
Я офигел и кивнул. И Лангри ушёл с видом абсолютно исполненного долга, а я остался стоять с отвешенным хлебалом.
Он так круто заложил, что я даже забыл про "хен-кер".
Нет, ну они простые такие! Нганизо я, положим, не помнил в лицо... в мордочку. Но Чероди приехал, вроде, меньше месяца назад! И уже.
Говорят, скоро кошки родятся - ни фига! Скоро родятся чебурашки! И если у меня были какие-то проблески насчёт их семейных дел - то все они совсем накрылись медным тазом.
Вроде Чероди не собирался оставаться тут жить.
Я что-то не заметил, чтобы он особо крутил с кем-нибудь любовь.
Никаких там свадеб-несвадеб за это время точно не было. Нет, девицы вокруг него вились, ночевать он чаще уходил куда-то, чем оставался в нашем гетто для сексуально негодных - но когда успел, я всё равно не понял. И сам факт...
И тут в сад прискакал Динька с довольной мордой. И с разбегу высказался:
– Вить, а я тебя ищу везде! Знаешь, Нганизо завтра собирается рожать, будет праздник - и мы все приглашены. В общем, нас звали прям присутствовать при родах. Артик сказал - это веха.
– Итить-колотить, - говорю.
– Веха... Ладно.
Пойду, конечно. Куда я денусь. Но - вот никогда не мечтал смотреть на все эти роды и прочий мрак. Праздник нашли. Младенец - это хорошо, кто спорит, но, японский-то бог, роды им что, театр?
Только, как говорится, пригорюнился заяц, да делать нечего.
Дзениз
Конечно, Цвик пришёл ко мне разговаривать! Ещё бы он не пришёл...
А я именно тогда и задумался, как мы за это время изменились. И даже не заметили - я бы и сам не заметил, если бы разговор не зашёл.
Вот посмотреть на нас... Форму целиком носит только Калюжный, да и тот по дому ходит босиком, потому что по мху, который на полу растёт, приятно босиком ходить. Остальные - в чём попало: мы с Артиком - в лицинских пончо, Витя - в шёлковой распашонке, трусах и гетрах, которые на нём выросли. И босые. И волосы у нас начали отрастать. Совсем мы на испытателей не похожи, а на солдат - и тем более. Но это - внешнее.
А внутреннее - мы как-то успокоились, что ли. Даже Серёга, в общем и целом, успокоился. Грызться мы перестали, орать друг на друга, раздражаться... То ли тут такой воздух, то ли лицин на нас так действуют.
Воздух, кстати, действительно прекрасный. Лето в разгаре; о чём я жалею - так это что купаться нельзя. А купаться тут нельзя категорически: в воде ци-гзонг живут, твари, которые личинок откладывают под кожу. Местные, если уж очень надо идти по воде без защиты, выделяют секрет, который тварей отпугивает - а мы ничего выделить не можем. И Серёге ещё повезло, что тварь рано захватили. Нгилан объяснял, как бывает, если не лечить сразу - и заражение крови может получиться, и язва, которая будет очень долго заживать, и ещё хуже. А лицин не купаются, они после воды очень зябнут, даже заболеть могут, поэтому им активная борьба с этим гадством ни к чему. И мы приспособились, когда стояла жара, набирать воды в таз, из водосбора, и в саду обливались - лицинская детвора прямо визжала от восторга, но не участвовала.