Запах разума
Шрифт:
Из-за этого у биологов разделились мнения насчёт нас.
Цодинг считает, что мы - околоводный вид. Прибрежный. Спрашивал, не питаемся ли рыбой, и когда узнал, что питаемся, очень радовался, потому что свою теорию подтвердил. А Дченз, его научный оппонент, пожилой, уже седоватый по всему носу, и на голове, на гриве есть седые пряди, считает, что не похожи мы на водный вид, даже на околоводный - не очень, хоть рыбу и едим, и носы у нас какие-то особенные. Он думает, мы - вид подземный. Типа голых кротов. Он узнал у Артика, что наши предки жили в пещерах, и сильно впечатлился, потому что лицинские предки никогда в пещерах не жили.
Но больше всего их интересует, как у нас получаются дети. Мы - не сумчатые; в здешнем мире тоже есть не сумчатые животные, но они ходят на четырёх лапах, и с родами там как-то совсем иначе устроено, легче. У местных учёных, как я понял, была такая гипотеза, что разумное прямоходящее существо может быть только сумчатым.
Цодинг меня спрашивал про роды, но я ему ничего не смог объяснить. Артика они потом тоже спрашивали, но и он оказался в этом вопросе совсем не специалистом. И лицин всё никак не могли взять в толк: мы что ж, дожив до наших лет, никогда не видали, как рожают наши женщины, что ли?
А мы им никак не могли объяснить, что кто бы нас пустил смотреть, вообще-то?
А они смотрят, ушами шевелят - и никак не понимают, почему. Ну что такого-то? Дело-то житейское. У вас же мамы-сёстры были? Ну?
Чтобы объяснить, надо очень много слов. Мы ещё не знали столько.
И ещё Серёга им сказал про медузу. Цвик тоже там крутился, он повсюду ходит с нами - собственно, со мной - и Цвик меня потом спросил:
– В вашем мире - ужасно?
У нас с ним уже очень особые отношения получились, это точно. Мы друг друга теперь звали "цзитинг-до", "сводный брат"... ну, я не знаю, как объяснить! С людьми иначе. Люди друг к другу принюхиваются гораздо дольше. Я думаю, что лицин могут как-то донюхаться до сути, быстрее - или запахом вообще врать нельзя, или труднее соврать. В общем... да что говорить! Если я брал в руки его любимого паука, как котёнка! Прошёл месяц - и я брал громадного ядовитого паука в руки и давал ему каплю слюны с пальца!
Правда, не уверен, что рискнул бы взять не Цвикова, а какого-нибудь чужого, незнакомого паука, или, скажем, постороннего. Но в данном конкретном случае - страха у меня не было совсем. Я держал паука, а Цвик его гладил пальцем по спине и мне объяснял, какой паук чудесный. И, кстати, да. Чудесный. Пушистый - и глаза, как глянцевые бусинки.
Ему брат подарил. Ушедший. Ну всё ведь ясно...
В общем, отношения между нами вышли очень доверительные. И поэтому он заговорил на крыше фабрики-кухни, где никого не было, и спросил у меня, а не у всех - потому что ужасно тактичный и не знал, как остальные отреагируют.
А про меня знал, что я ему скажу правду.
Я правду и сказал:
– Я не знаю. Мы привыкли.
– Люди смотрели, как человека ест хищник, и не пришли на помощь. И даже сами выпустили хищника. Так может быть?
И вид у него был напряжённый. Он о дико ужасных вещах говорил. Тяжело показалось согласиться, но - что поделаешь!
– Бывало, - сказал я.
– Бывало и хуже.
– Как - хуже?
– и уши нацелил вместе с усами, а в глазах зрачки расширились.
Я не смог ему сказать, как - "хуже". Но я придумал, как это немного смягчить - для него и для себя.
– Слушай, Цвик, - сказал я, - давай, ты расскажешь самую ужасную историю, какую знаешь. А потом я расскажу самую ужасную историю. Ладно?
Цвик как-то нахохлился, взъерошился... но моргнул согласно.
– Останови, если не поймёшь слово.
– А ты говори медленно, - сказал я, и Цвик согласился.
Получилось, что он первый с кем-то из нас заговорил о таких вещах. О том, что мы в их мире ещё не видели и видеть не могли.
– Это было давно, - сказал Цвик, ероша шерсть на руках.
– Но не До Книг. Вы выучили названия чисел? Давно - двести лет или немного больше. Там остались развалины. Лес никак не хочет их поглотить. Место - цанджач.
– Что?
– Это делает ненависть. Помнишь это слово?
– Да.
– Тот, кто ненавидит, может цанджач. Это когда хен-кер - весь клан и вся земля вокруг. Для большинства живых существ.
– Проклятие?
– сказал я по-русски.
– Не повторяй, ты не выговоришь. Это ужас, правда. А за что их - это... цанджач?
Цвик начал рассказывать очень медленно - выбирал слова, которые я смогу понять. Иногда дорисовывал смысл запахом, как картинкой. Я расшифровывал эту историю, может, час, а может, и больше - но, в конце концов, понял примерно так.
Лет двести или больше тому назад из-за какого-то природного катаклизма случился голод. Я думаю, это была засуха, потому что запах был - сена и дыма, но по-любому - горели леса, где все лицин и живут. У них пропали их, наверное, посевы и сады... я не видел полей, но это сейчас, а тогда, может, и были поля... ну, в общем, у них стало очень худо с едой.
И они занимались поиском средства от этого бедствия. Тут я не очень понял, но, по-моему, все генные инженеры включились в работу, пытались найти, может, суррогат еды, а может, вывести что-нибудь, что быстро размножается. Но из-за природной катастрофы это было тяжело сделать.
Я понял так, что женщины и дети в кланах жили запасами - ну, у богатых кланов были запасы. Кланам победнее и поменьше приходилось туго. Цвик сказал, что женщины перестали рожать. Тут я не понял: как будто, "остановили развитие жизни внутри" - это надо будет потом прояснить. Мера отчаянная - но не так уж она сильно и помогла, я думаю.
А странствующим мужчинам, "семени мира", оказалось просто совсем фигово: у них-то не было никаких запасов, и молодые ребята, по возрасту не очень крутые профессионалы, да если ещё и без набора особо ценных генов - оказались никому особо не нужны.
Обычно, как я понимаю, только самый последний неудачник не сможет прокормить себя в мире лицин, который - сплошной лес, только кое-где переходит то в степь, то в горы, то в джунгли. Их дети учатся общаться с миром, как только выбираются из маминой сумки. К тому же любой клан готов придти на помощь бродяге: тот может сделать для клана что-нибудь хорошее - а клан за это накормит, напоит и даст семена одежды. И это даже в том случае, если гены конкретного бродяги клану не нужны.
Но в то время - Цвик назвал его "год пепла", если я правильно разобрал и слово, и запах - с запасами у всех было плоховато, к тому же никто не знал точно, как долго это бедствие продлится. И получилось, что каждый матриарх вместе со своим кланом должен был сделать выбор: либо сохранить всё для своих, либо делиться с пришлыми, настоящей пользы от которых может и не быть.