Запах разума
Шрифт:
– Насчёт хорошего - пойдём в сад?
– предложил я.
– Может, надо кому-нибудь помочь?
Цвик сделал запах "хорошо", и мы вместе пошли вниз. У меня на душе стало чуть-чуть легче. Мне не надо было рассказывать, как на самом деле выглядит война. Цвик как-то представил её себе - и ладно. Пусть так - в общих чертах.
Иначе - как объяснить, что у нас вся планета могла бы быть "цанджач", если бы мы умели так вот биохимически проклинать? По части ненависти лицин до нас, землян, явно далеко.
Я шёл рядом с Цвиком и не знал, завидовать лицин с их хитрой системой или радоваться, что у нас нет
А та ненависть, которую наши СМИ поливают бензином, как костёр, - ненависть, вспыхивающая перед войнами, делёжка территорий, выяснение, кто прав, всякий нацизм и прочая дрянь, - просто сожгла бы весь наш мир к чёртовой матери. И всё.
День был очень тёплый, солнце светило - но мне было зябко от этих мыслей.
Арди
Я беседовал с Чероди о политике. И о дипломатии. Масштаб поражал воображение.
Я догадывался, но не мог себе представить до конца: нити грибницы, соединяющие поселения лицин, сплетались в глобальную информационную сеть, в живой Интернет, через который шли новости - и через который договаривались друг с другом кланы профессионалов.
Грибница соединяла жителей целого континента. Между четырьмя материками мира лицин держали связь иначе, но с имеющимся словарным запасом ни Чероди не был способен это объяснить, ни я - понять. Транспортное сообщение оказалось исключительно воздушным - лицин не доверяли кораблям и боялись их, как вообще боялись воды, зато воздух был для многих желанной и любимой стихией. Мы довольно часто видели серебряные и пёстрые аэростаты и золотистые дирижабли, даже с земли огромные, неторопливо проплывающие над землями Кэлдзи в неведомые дальние края.
Грибная связь имела много каналов. По одному каналу шло общее вещание, которое транслировали кланы, специализирующиеся на собирании новостей. По другим отправлялись сообщения коллегам, личные письма и просьбы о помощи. Торговых директорий в грибной сети не было - местные торговые сделки традиционно совершались при личных контактах.
Я выяснил, что политика в представлении Чероди - это умение договариваться с кланами других специализаций о сложных совместных делах. Дипломатия - способность составлять долгосрочные генетические прогнозы и культивировать генофонд клана, отбирая самых лучших юношей и мужчин. И политика, и дипломатия представлялись ему делом сугубо женским, требующим дружелюбия, эмпатии и материнской просветлённости. Мужик, боец и пахарь, с точки зрения лицин, должен был заниматься более рискованными вещами: ставить опасные эксперименты, осваивать новые земли, переносить гены родного клана на другой конец земли. Творчество лицин в отдельное понятие не выделяли; им казалось, что творчество - это самое естественное состояние любого живого существа.
Лицин, видите ли, всегда было не слишком много. Они жёстко контролируют рождаемость, чтобы... как бы это перевести? Скажем, чтобы не обременять собой сверх меры окружающий живой мир. Мир
Я расшифровывал реплики Чероди и думал не о лицин, а о нас. О наших взлётах, требующих гор трупов и морей крови. О цивилизации, вылепленной войнами. И о том, что бы стали делать мои соотечественники, имей они встроенное в тело универсальное химическое оружие, плюс инструмент для преобразования всего живого, плюс намертво вмонтированный в мозг моральный кодекс творца...
И наблюдательный Чероди быстро понял, что я отвлёкся. Он сделал вид, что сейчас дотронется до моего носа пальцем с запахом "улыбнись", похожим на слабый аромат яблочного мусса. Не дотронулся - это было бы грубо с их точки зрения.
– Ты сравниваешь?
– спросил он.
– Ты догадался?
– удивился я.
– Это просто, - сказал Чероди.
– И я сравниваю.
После того, как Калюжный открыл лицин глаза на то, что мы можем заподозрить их в желании убить кого-нибудь из нас, а Динька имел срывающую все покровы беседу с Цвиком, в этом "сравниваю" я не усмотрел ничего удивительного.
– Не в нашу пользу...
– сорвалось у меня.
Запах Чероди потёк, меняясь от "невозможно" к "поражён" - и дальше, в аромат, который можно обозначить, как "смешная ошибка".
– Вы - парадоксальное совершенство, - сказал Чероди вслух и подкрепил слова запахом. "Совершенство" - безошибочно: ландыш и молодая женщина. "Парадокс" - сладковатый насекомый запах, который я не могу определить и назвать.
– Ты шутишь, - сказал я. Не спросил. Я не мог представить себе контекст, в котором эти слова не звучали бы шуткой.
Чероди возразил краткой фразой, построенной как "наше вот это - таково, а ваше - таково", но уловить суть мне не удалось, и я снова принялся разгадывать ароматический ребус. Иногда в такие моменты я зверски завидовал парням, ограничивающимся в беседах простыми и конкретными словами, именами вещественного мира - им удавалось договориться легче. Я, общаясь с лицин, вечно увязал в отвлечённостях - хоть, подозреваю, эта затянувшаяся угадайка и позволяла лучше узнать и их язык, и их мировоззрение.
Чероди давно понял, что я пытаюсь докопаться до сути. Наши диалоги, переходившие то в его ароматические шоу, то в обоюдные кукольные представления, порой продолжались часами. Меня восхищали его терпение и изобретательность... впрочем, я уже успел узнать, что Чероди, как сказали бы на Земле, педагог-дефектолог, из клана, специализирующегося на обучении речи детей с физическими недостатками. Лично он работал с теми малышами, у которых либо плохо с обонянием, либо недоразвиты ароматические железы - заболевание, очевидно, встречалось не чаще врождённой слепоты у людей Земли, но случалось. Он имел, как я понял, большой опыт, обучив говорить множество больных малышей - и я привык думать, что Чероди в душе считает нас своими дефективными воспитанниками.