Жизнь Николая Клюева
Шрифт:
В июне – июле 1916 года, побыв недолго в гостях у Есенина в Константинове, Клюев возвращается к себе под Вытегру. Из его писем к издателю М.В. Аверьянову известно, что поэт вступил с ним в 1916 году в переговоры относительно издания двухтомника своих произведений. Первоначально он хотел продать Аверьянову «в неограниченное пользование» четыре своих книги сроком на десять лет; 26 июля он уже ведет речь об издании первого тома своих сочинений тиражом в три тысячи экземпляров. Так начиналась работа над «Песнословом», завершившаяся в 1919 году.
1916 год оказался для Клюева плодотворным. Отойдя от подчеркнутого стилизаторства, он пишет ряд превосходных стихотворений. Некоторые из них войдут чуть позже в цикл «Избяные песни» (памяти матери); в других – углубляется тема Избы, оказавшейся в конце концов стержнем клюевской
В печурке созвездья встают,
Поет Вифлеемское небо.
………………….
За прялкой Предвечность сидела,
Вселенскую душу и мозг
В певучую нить выпрядая.
………………………….
То было сегодня... Вчера...
Назад миллионы столетий.
………………………….
В избу Бледный Конь прискакал,
И свежестью горной вершины
Пахнуло от гривы на печь.
Изба как Вселенная: она вмещает в себя все мировые эпохи и культурные пласты – этим видением окрашены клюевские стихотворения 1916-1917 годов. Очевидно, не без влияния Иванова-Разумника, его статей и разговоров с ним (Есенин и Клюев не раз навещали критика в Царском Селе, где он жил), проникает в поэзию Клюева и тема Востока. Сказочная, многоцветная, яркая русская деревня, какой Клюев хотел ее видеть, окрашивается у него в экзотические «восточные» цвета. Свое «избяное царство» Клюев в духе народных легенд и поверий уподобляет Белой Индии – мистической, призрачной стране духа:
Кто несказанное чает,
Веря в тулупную мглу,
Тот наяву обретает
Индию в красном углу.
Клюеву было созвучно и рожденное народной фантазией сказанье об Опоньском (то есть Японском) царстве, распространенное в старообрядческой среде. Считалось, что где-то на Востоке, на море-океане, называемом Беловодье, на семидесяти островах, раскинулись грады и обители, где по сей день нерушимо и твердо соблюдается «древлее благочестие». «Тоска моя об Опоньском царстве, что на Белых Водах...», – признавался Клюев В.С. Миролюбову в начале 1918 года. Образ этого легендарного царства не воплотился в поэзии Клюева, но, как видно, притягивал и волновал его, служил олицетворением его поэтической мечты о древней, «богоспасаемой», «потаенной» Руси.
В сентябре 1916 года Клюев вновь в Петрограде. Издательские дела, стремление продолжать борьбу за «крестьянскую» поэзию, литературные знакомства и, наконец, потребность быть возле Есенина – все это неудержимо влекло Клюева из деревни в столицу. Правда, его совместные выступления с рязанским поэтом уже к весне 1916 года стали более редкими, но дружба их еще не утратила своей изначальной крепости. До весны 1917 года оба поэта выступают как ближайшие друзья и единомышленники.
Клюев, однако, не упускал и других возможностей заявить о себе публично. Так, 10 июня 1916 года (Есенина не было тогда в Царском: он выезжал в санитарном поезде к линии фронта) Клюев читал свои стихи на вечере поэтов в литературно-художественном кабаре «Привал комедиантов», продолжавшем традиции «Бродячей собаки». Одновременно с ним в тот вечер читал и Бальмонт. Литератор М.Г. Берлацкий так описал это выступление Клюева:
«На эстраде кабаре то и дело появлялись разные дилетанты-певцы, поэты, футуристы и прочие коптители петербургского туманного неба. Было невыносимо скучно и тоскливо. Как вдруг на эстраде появился белобрысый парень, в поддевке, в домотканой рубашке с вышивками, открыл рот с двумя рядами ровных белоснежных зубов, и заговорил сначала тихо, потом все громче, на каком-то новом непонятном языке – все о той же деревне, о ее житейских невзгодах и войне. Были такие слова: бажоная, смеретушка, мостовичина, неуедные и много других провинциализмов.
Мужчины пожимали плечами. Дамы были шокированы и надували губки. Fi donc, какой-то moujik, без университетского значка, даже без гимназического образования, в таком туалете, и вдруг тоже туда!..
Я был поражен и смелостью, и свежестью, и простотой, и музыкальностью клюевских стихов; как-то сразу померкли все эти вялые, тусклые произведения косноязычных питерских пиитов, и я бросился за кулисы к Клюеву! Мне сильно понравилось его стихотворение «Небесный вратарь». <...>
На мой вопрос, почему автор не устраивается окончательно в Петрограде, он мне ответил: «Да ни за что на свете, чего я тут не видел, нет, лучше, чем в родной деревне, быть не может нигде...».
Затем он стал рассказывать о своих мытарствах в столице, о равнодушии, которое он встречал среди писателей...».
Тогда же, весной 1916 года, Клюев сближается с известной певицей Н.В. Плевицкой, исполнительницей русских народных песен. Знакомство их, возможно, состоялось и раньше: Плевицкой посвящена одна из песен Клюева («Ах вы цветики, цветы лазоревы...»), опубликованная в февральском номере «Ежемесячного журнала» за 1914 год. В своих воспоминаниях Плевицкая рассказывает, что познакомилась с Клюевым на концерте – он вошел к ней за кулисы «тихой, вкрадчивой поступью». «Я пригласила его к себе, и Н. Клюев бывал у меня. Он нуждался и жил вместе с Сергеем Есениным, о котором всегда говорил с большой нежностью <...>. Оба поэта были в поддевках. <...>.
Что-то затаенное и хлыстовское было в нем, но был он умен и беседой не утомлял, а увлекал, и сам до того увлекался, что плакал и по-детски вытирал глаза радужным фуляровым платочком. <...> Иногда он сидел тихо, засунув руки в рукава поддевки, и молчал. Он всегда молчал кстати, точно узнавал каким-то чутьем, что его молчание мне нужнее беседы».
В 1910-1917 годах Плевицкая постоянно ездила с концертами по городам России; ее слава была поистине всероссийской. Крестьянка по происхождению, родом из Курской губернии, она пользовалась в ту пору и благосклонностью царской семьи. В годы войны Плевицкая пополнила свой репертуар песнями патриотического содержания и гастролировала по стране с благотворительными концертами – в пользу русских воинов и их семейств. К этим поездкам Плевицкая в 1916 году привлекла и Клюева.
Весной 1916 года Клюев и Плевицкая вместе выступали в Витебске, Орле, Пензе, Оренбурге и других городах. В афишах говорилось, что «в концерте участвует крестьянин-поэт, сказатель былин далекого русского Севера». В июне 1916 года Клюев просил Ясинского поместить в «Биржевых ведомостях» заметку о его «крестьянских» вечерах с Плевицкой, «пользовавшихся большим успехом в весеннюю поездку». (Его просьба, однако, осталась невыполненной).
Осенью 1916 года Клюев и Есенин по-прежнему вместе: широко публикуются, публично читают свои стихи, участвуют в поэтических вечерах и концертах. Один из концертов состоялся в особняке сенатора А.А. Половцева на Большой Морской по инициативе его нового владельца (с 1916 года) К. И. Ярошинского, крупного киевского промышленника. Ярошинский состоял в «Обществе возрождения художественной Руси» и давал средства на поддержание царскосельского лазарета. 21 октября 1916 года Ярошинский устроил благотворительный концерт, поручив вести его В. В. Сладкопевцеву (1876-1957), известному в свое время прозаику и чтецу-импровизатору (подобно Есенину, Сладкопевцев служил санитаром в лазарете Феодоровского городка* [Дочь Сладкопевцева, Ирина Владимировна, сообщила нам в 1985 г., что Клюев поддерживал с их семьей достаточно близкие отношения. Покинув Петроград в 1918 г., Сладкопевцевы вернулись на берега Невы лишь спустя десятилетие. Клюев посещал их на Кирочной. Вере Владимировне (сестре И.В. Сладкопевцевой) и ее мужу Анатолию Перову он подарил свой сборник «Земля и поле». Читал стихи – «с говорком»; рассказывал «северные сказки». «Он производил неприятное, «сектантское» впечатление, в отличие от Есенина, обаяние которого не поддается описанию»]. В Бронзовом зале знаменитого особняка (ныне – Дом архитектора) выступили с чтением своих стихов Есенин и Клюев, облаченные в русские кафтаны по рисункам В.М. Васнецова. Участвовала в концерте и сказочница В.К. Устругова, участница «Страды», которую в течение нескольких лет соединяла с Есениным и Клюевым творческая дружба.