Апраксинцы
Шрифт:
Ежели, читатель, вы желаете снова увидть эти личности, съ которыми вы сейчасъ познакомились, то часа въ два пожалуйте на Невскій: он разъ пять пройдутъ по солнечной сторон; вечеромъ он будутъ въ Александринскомъ театр. Къ чести апраксинцевъ нужно сказать, что они очень любятъ театръ, а на святкахъ и на масляной такъ онъ положительно только ими и занятъ.
III
Въ столовой купца Черноносова, — того самаго Черноносова, который изъ экономіи не иметъ приказчика. а торгуетъ съ тремя мальчиками — часы пробили пять. Еще все въ дом покоится сномъ. Спитъ Черноносовъ въ спальн рядомъ съ своей третьей подругой жизни? спитъ въ кухн кухарка на остывшей плит, спятъ и мальчики въ своей конур… именно конур: пространство въ четыре квадратныхъ аршина, отгороженное отъ кухни, иначе и назвать нельзя. Въ конур этой стоитъ кровать — общее
Крпко спятъ мальчики и снятся имъ дивные сны, такіе сны, что хоть бы и не просыпаться, не ворочаться къ жалкой дйствительности. Снятся имъ родныя села, родныя избы, видятъ они своихъ отцовъ, матерей, знакомыя поля, лса — и все, все, что такъ дорого ихъ сердцу и отчего они такъ рано оторваны и брошены между незнакомыми людьми, отъ которыхъ они не слышатъ и ласковаго слова.
Въ самомъ дл, жалкое положеніе апраксинскаго мальчика.
Лтъ тринадцати, а иногда и раньше, научившись у мстнаго дьячка кой-какъ читать и писать, отрываются они отъ семействъ и везутся въ Петербургъ въ ученье; разумется дло не обходится безъ слезъ со стороны родителей и дтей. Привезя мальчика въ Петербургъ, отецъ или родственникъ, чтобы не продаться и не тратиться, старается какъ можно скоре отдать его въ ученье, часто даже не освдомившись о характер, честности или положеніи хозяина, которому ввряетъ своего сына или родственника въ полное распоряженіе на четыре и на пять лтъ; длаетъ ему наставленія, чтобъ онъ уважалъ, во всемъ слушался и любилъ хозяина — и узжаетъ. И вотъ мальчикъ, брошенный въ чужое семейство, привыкшій къ ласкамъ матери, поступаетъ въ полное распоряженіе хозяина. Хорошо, ежели его сразу допустятъ къ торговл; но есть такіе хозяева. которые оставляютъ новичковъ на полгода, а иногда и боле, дома, употребляя ихъ для домашнихъ работъ: нарубить дровъ, принести воды, сбгать въ лавочку, убирать комнаты, чистить посуду и сапоги, надляя ихъ за малйшую неисправность треухами, подзатыльниками, тасками, выволочками и прочими удовольствіями. Но не думайте, чтобы все это длалось хозяевами такъ: это они длаютъ по убжденію; они сами начали свое торговое поприще съ треуховъ и потому думаютъ. что безъ побоевъ мальчикъ не въ состояніи постигнуть всхъ тайнъ науки торговли. Отъ кого только не достается бдному мальчику: бьетъ хозяинъ, бьютъ приказчики, бьетъ кухарка, ругаетъ дворникъ; разв иногда хозяйка сжалится, скажетъ ласковое слово; зато какъ дорого это ласковое слово!.. Наконецъ мальчика берутъ въ лавку; но и здсь далеко до торговли: вся его обязанность состоитъ — стоять на порог, выкрикивать названіе товаровъ и даже подъ-часъ, по приказанію приказчиковъ, хватать за руки покупателей; а придетъ домой — опять тоже чищенье сапоговъ и посуды и бготня въ кабакъ тайкомъ отъ хозяина, ежели молодцамъ захочется выпить. Почитать что-нибудь, пописать, хоть бы письмо въ деревню, мальчику некогда; изъ этого и вытекаетъ ихъ безграмотность, когда они сдлаются приказчиками. Въ продолженіи пятилтняго нахожденія въ наук, они иногда ни разу не брались ни за книгу, ни за перо; очень естественно, что въ продолженіи этого времени они забудутъ вс т ограниченныя познанія въ грамотности, которыя лтъ пять тому назадъ вложилъ въ ихъ головы дьячекъ или какой-нибудь учитель изъ отставныхъ семинаристовъ.
Вотъ прошло четыре года, какъ мальчикъ въ наук; всми силами старается онъ угодить хозяину, изгибается передъ покупателями, клянется, божится, — но тщетно: отъ хозяина никакого поощренія. «Выживи свои года и тогда сдлаешься приказчикомъ». И вотъ его отъ природы мягкій характеръ начинаетъ портиться: онъ по примру приказчиковъ ругаетъ при каждомъ возможномъ случа хозяина; вмст со страхомъ онъ уже питаетъ къ нему ненависть; видя, что другіе крадутъ начинаетъ и онъ утаивать забытые на прилавк гривенники и двугривенные, отыскиваетъ гд-нибудь подъ половицей или подъ плинтусомъ щель и прячетъ ихъ туда, чтобы при первомъ возможномъ случа промотать ихъ. Но вотъ наконецъ заживаетъ онъ опредленные года, хозяинъ призываетъ его къ себ, объявляетъ ему объ окончаніи курса и даруетъ степень приказчика. «Теперь я теб жалованья не могу опредлить, говоритъ онъ ему:- посмотрю, чего стоить будешь. то и положу; я тебя не обижу.» По окончаніи года оказывается, что онъ стоилъ рублей восемь въ мсяцъ. Но не такъ плохъ молодецъ: онъ уже насмотрлся, какъ то длаютъ боле опытные приказчики, оцнилъ себя гораздо дороже и кралъ изъ хозяйской выручки рублей по десяти въ мсяцъ.
Часы въ столовой показывали четверть шестаго, когда въ кухн постучался водовозъ.
— Кто тутъ? спросила его проснувшаяся кухарка, однако не поднимаясь съ плиты.
—
— Экъ его объ эту проняло! ворчала она звая и встала съ своего ложа. — Погоди, только свчу зажгу: вишь темь какая.
Она зажгла свчу и, какъ спала, во всемъ утреннемъ неглиже, отворила водовозу дверь. Быстро ворвался въ отворенную дверь холодный воздухъ и въ вид пара заклубился по комнат.
— Что это съ этой поры тащишься! проговорила она, придерживая на груди рубашку и прикрывая свои прелести:- уходи скорй, да запирай дверь плотне; окоченла совсмъ.
— Ничего, жиру поубавится; вишь, лопнуть хочешь, — любезничалъ водовозъ.
— Ну, ну, ругатель, проходи что-ли!
— Охо-хо-хо! зазвала она вслухъ. «Пора и мальчишкамъ вставать», подумала она и закричала;- Мишутка, Ванюшка, едоръ! вставайте.
Но это было напрасно; мальчики встали только тогда, когда она принялась ихъ расталкивать. Перекрестившись нсколько разъ на образъ, висвшій надъ кроватью, они вышли изъ своей конуры и звая сли на скамейку. Холодно имъ со сна и больно глядть на свтъ пылающей свчи.
— Ванюшка! чего остолбенлъ-то, что глаза выпучилъ? — принимайся за дло! обратилась кухарка къ самому меньшому изъ нихъ. — Чисти хозяйскіе сапоги; да еще вотъ ножи вычистить надо, вчера посл ужина грязные остались.
— Сейчасъ.
И мальчикъ принялся за дло.
— А ты что-жъ, Мишутка?
— Погоди, успешь!
— Чего успешь! Вотъ хозяинъ встанетъ, не будетъ все готово, такъ онъ те задастъ!
едору, какъ старшему, она ничего не сказала. Ему было уже восемнадцать лтъ, онъ пользовался ея расположеніемъ и у нихъ подъ-часъ разыгрывалась извстная сцена, гд онъ изображалъ Іосифа-прекраснаго, а она жену Пентефрія. Онъ только поставилъ самоваръ и не прикоснулся ни къ какой работ.
Половина восьмаго. Въ кухню вошелъ Черноносовъ, какъ и всегда, съ самой пасмурной и недовольной физіономіей. На немъ было какое-то подобіе халата. Онъ пришелъ за горячей водой для бритья.
— Налей вода немножки! проговорилъ онъ, по обыкновенію ломая языкъ, и подалъ едору оловянную кружку.
Вотъ уже и четверть девятаго. Время идти въ лавку. Поспшно допиваютъ мальчики свой чай изъ глиняныхъ кружекъ.
— А что, пареньки, не здсь-ли живетъ купецъ Михаила Иванычъ Черноносовъ? спрашиваетъ входящій мужичекъ въ валенкахъ и въ лисьей шуб.
— Ахъ, дядюшка Герасимъ! кричалъ Ванюшка и бросается на встрчу к. ъ пришедшему.
— Здравствуй! говоритъ тотъ, цлуя его: — мать, отецъ теб кланяются…. Вотъ теб посылка отъ нихъ; письмо тамотко есть.
— Здоровы-ли тятенька, маменька? спрашиваетъ Ванюшка, принимая небольшой пестрядинный тючекъ.
— Здоровы. Отецъ по осени въ Питеръ сбирается.
Двое другихъ мальчиковъ и кухарка были нмыми зрителями этой сцены; но сцена эта тотчасъ же была прервана: въ кухню вошелъ Черноносовъ. Онъ былъ во всхъ своихъ доспхахъ, въ хорьковой шуб и котиковой фуражк.
— Маршъ въ лавку! скомандовалъ онъ.
Мальчики засуетились. Ванюшкинъ дядя отвсилъ Черноносову поклонъ; тотъ не обратилъ никакого вниманія.
— Что стоишь-то? Кладить тамъ на кровать, ужо посмотришь. Въ лавку пора. Скорй немножки!
И брови его нахмурились еще больше прежняго.
— Пиши письмо къ матери; я зайду черезъ недлю, — оказія будетъ, проговорилъ Герасимъ уходящему племяннику. — А должно-быть крутъ у васъ хозяинъ-то? обратился онъ къ кухарк. когда они остались вдвоемъ.
— И не говори! отвчала та, обрадовавшись, что можно выругать хозяина: — аспидъ, а не человкъ.
— То-то я вижу…. Ну, прощенья просимъ.
Весь день продумалъ бдный Ванюшка о посылк и о письм. Ему очень хотлось узнать, какіе гостинцы прислали ему отецъ и мать и что они пишутъ. Радостно побжалъ онъ домой; полупудовая тяжесть — мшокъ съ шолкомъ, который онъ несъ домой для разматыванья, казалась ему самою легонькою ношею. Онъ ужъ бы давно добжалъ до дому, ежели бы не обыкновеніе идти за хозяиномъ; а Черноносовъ въ этотъ день, какъ на зло, шелъ тише обыкновеннаго. Прибжавъ домой, Ванюшка тотчасъ же бросился къ посылк и принялся распарывать пестрядину; гостинцами были сушеная малина, сдобныя лепешки и дв холстинныя рубашки. Но вотъ наконецъ и письмо. Онъ схватываетъ его, сламываетъ хлбный мякишъ, которымъ оно было запечатано, и начинаетъ читать. Смотрите, какъ углубился онъ въ чтеніе, какъ блестятъ его глаза, какая улыбка удовольствія мелькаетъ на губахъ, а между-тмъ въ письм, кром поклоновъ отъ родителей и родни, съ поименованіемъ ихъ по имени и отчеству, ничего не написано. Въ конц письма сказано: «отпиши намъ о себ, любезный сыночекъ Ванюшка, какъ ты живешь и любитъ-ли тебя хозяинъ». Онъ свертываетъ письмо и хочетъ тотчасъ же писать о себ, но вотъ бда; гд взять перо и чернилъ? Долго думаетъ онъ, наконецъ ршается попросить у xoзяйки.