Блестящая будущность

Диккенс Чарльз

Родной домъ никогда не былъ для меня очень пріятнымъ мстомъ, благодаря характеру сестры. Но Джо скрашивалъ мою жизнь, и я врилъ въ него. Я врилъ въ то, что наша пріемная — самая нарядная въ мір комната; парадная дверь казалась мн таинственными вратами храма, гд торжественные выходы совпадали съ жертвоприношеніями жареныхъ куръ; кухня въ моихъ глазахъ была верхомъ чистоты, хотя и не блестла великолпіемъ; я врилъ въ кузницу, какъ въ яркій путь къ возмужалости и независимости. Въ какой-нибудь годъ все это перемнилось. Теперь все это было грубо и пошло, и я бы ни за что въ мір не хотлъ, чтобы нашъ домъ увидли миссъ

Гавишамъ и Эстелла.

Насколько я самъ виноватъ въ неблаговидномъ настроеніи моего ума, насколько въ немъ виновата миссъ Гавишамъ и моя сестра- не важно ни для меня, ни для тебя, читатель. Перемна во мн произошла; дло было сдлано. Хорошо оно было или дурно, простительно или непростительно, но дло было сдлано.

Прежде мн казалось, что въ тотъ день, когда я наконецъ засучу рукава своей рубашки и войду въ кузницу ученикомъ Джо, я буду благороденъ и счастливъ. Теперь это осуществилось, но я чувствовалъ одно, что покрытъ пылью отъ каменнаго угля, а на душ у меня лежали тяжелыя воспоминанія, передъ которыми кузнечный молотъ казался перышкомъ. Такъ какъ по годамъ я уже выросъ для школы внучатной тетушки м-ра Уопсля, то образованіе мое подъ руководствомъ этой нелпой женщины было покончено. Не прежде однако, чмъ Бидди передала мн все, что знала, начиная отъ прейскуранта и кончая комической псенкой, которую она когда-то купила за полпенни. Хотя псенка эта была довольно безсмыслена, но, въ моей жажд поумнть, я выучилъ ее наизусть самымъ серьезнымъ образомъ.

Всми своими познаніями я старался подлиться съ Джо. Мн хотлось, чтобы Джо былъ мене невжественъ и грубъ, чтобы онъ былъ достойне моего общества и мене заслуживалъ бы упреки Эстеллы.

Старая батарея на болот служила намъ классной, а разбитая грифельная доска и кусочекъ грифеля были нашими учебными пособіями; къ этому Джо всегда присоединялъ трубку табаку. Я не замтилъ, чтобы Джо могъ когда-либо что-нибудь запомнить; каждое воскресенье онъ забывалъ то, чтб заучивалъ на прошлой недл. Онъ курилъ трубку съ видомъ ученаго, точно считалъ, что шибко подвигается въ наук. Милый человкъ, надюсь, что онъ не ошибался.

На берегу было уютно и тихо, и паруса проносились по рк за насыпью; порою, казалось, что они принадлежатъ затонувшимъ кораблямъ, которые все еще плаваютъ подъ водою. Когда я слдилъ за кораблями съ распущенными парусами, то почему-то думалъ о миссъ Гавишамъ и объ Эстелл, и такъ случалось всегда, когда я видлъ что-нибудь живописное: миссъ Гавишамъ и Эстелла, и странный домъ, и странная жизнь были неизмнно связаны со всмъ, что было на свт красиваго.

Однажды въ воскресенье, когда Джо съ наслажденіемъ курилъ трубку, посл того, какъ я особенно надолъ ему своими уроками, я легъ на земляную насыпь, уткнувшись подбородкомъ въ сложенныя руки; передо мною носились образы миссъ Гавишамъ и Эстеллы, я видлъ ихъ въ природ и въ неб, и на вод; меня уже давно преслдовала одна мысль, а сегодня я ршился сообщить ее Джо.

— Джо, — сказалъ я: — какъ ты думаешь, не слдуетъ ли мн навстить миссъ Гавишамъ?

— Къ чему, Пипъ? — отвчалъ Джо, медленно соображая.

— Какъ къ чему, Джо? Разв людей не посщаютъ такъ себ, изъ вжливости?

Джо, по обыкновенію, задумался.

— Теб неловко итти къ миссъ Гавишамъ: она можетъ подумать, что ты чего-нибудь отъ нея хочешь или ждешь.

— Но разв я не могу сказать ей, что

мн ничего не надо, Джо?

— Конечно, можешь сказать. Но и она вольна теб поврить или не поврить. Когда миссъ Гавишамъ такъ щедро наградила тебя, она позвала меня назадъ и сказала, чтобы отъ нея больше ничего не ждали.

— Да, Джо, я слышалъ.

— Ну, значитъ она этимъ хотла сказать, что теперь она сама по себ, а ты самъ по себ, и чтобы ее больше не безпокоили.

Въ душ я сознавалъ, что Джо правъ, но мн было не очень пріятно, что Джо такъ думалъ; это какъ бы подтверждало мое собственное мнніе.

— Но, Джо?

— Что, дружище?

— Вотъ уже скоро годъ, какъ я у тебя подмастерьемъ, а я ничмъ до сихъ поръ не выразилъ свою благодарность миссъ Гавишамъ и ничмъ не заявилъ, что помню о ней.

— Это врно, Пипъ; но если ты полагаешь выковать для нея четыре хорошенькихъ подковы, то, мн кажется, такой подарокъ будетъ совсмъ не кстати, такъ какъ у нея вдь нтъ копытъ…

— Я вовсе и не думаю объ этомъ, Джо; я совсмъ не собираюсь что-нибудь дарить ей.

Но Джо забралъ себ въ голову мысль о подарк и уже не могъ такъ скоро съ нею разстаться.

— Если бы ты выковалъ ей новую цпь для парадной двери… или, скажемъ, напримръ, дюжину или дв хорошенькихъ винтовъ… или вообще какую-нибудь тонкую вещицу въ род вилки для поджариванія гренковъ или сковородку, если она вздумаетъ сама жарить, или что-нибудь въ этомъ род…

— Я вовсе ничего не хочу дарить ей, Джо, — перебилъ я.

— Знаешь, я бы на твоемъ мст этого не длалъ, не унимался Джо, хотя я пересталъ настаивать. — Нтъ, я бы не длалъ. Ибо зачмъ ей цпь на дверь, когда у нея она уже есть. А вилка для гренковъ будетъ вдь мдная и принесетъ теб мало чести. И самый искусный работникъ не можетъ отличиться, длая сковородки, потому что сковородка всегда останется сковородкой и…

— Дорогой Джо, — закричалъ я въ отчаяніи, хватая его за сюртукъ, — я ничего подобнаго не предполагаю. Я никогда не собирался длать миссъ Гавишамъ какого бы то ни было подарка.

— И знаешь, что я теб скажу: хорошо длаешь, Пипъ, — согласился со мною Джо.

— Да, Джо; но я хотлъ тебя просить, такъ какъ работы теперь не очень много, чтобы ты далъ мн завтра отпускъ; я пойду въ городъ и навщу миссъ Эст… Гавишамъ.

— Но вдь ее зовутъ не Эстгавишамъ, Пипъ, если только ее не перекрестили, — важно проговорилъ Джо.

— Я знаю, Джо, я знаю. Это я только такъ обмолвился.

Короче сказать, Джо далъ мн свое согласіе, но подъ однимъ условіемъ: что, если я буду принятъ не особенно ласково и меня не попросятъ повторить посщенія, то я уже никогда не стану проситься итти къ ней въ домъ. Я общался исполнить это условіе.

Нужно сказать, что Джо держалъ помощника, которому платилъ жалованье понедльно; звали его Орликъ. То былъ широкоплечій увалень, очень сильный, но медлительный и неповоротливый. Этотъ угрюмый поденщикъ не любилъ меня. Когда я былъ очень малъ и робокъ, онъ уврялъ меня, что чортъ проживаетъ въ темномъ уголку кузницы, и что онъ очень хорошо знакомъ съ врагомъ рода человческаго; онъ говорилъ еще, что разъ въ семь лтъ необходимо затоплять печь живымъ мальчикомъ, и что мн предстоитъ послужить топливомъ. Когда я поступилъ въ ученики Джо, онъ, быть можетъ, подумалъ, что мн предстоитъ замстить его, и еще пуще не взлюбилъ меня.