Блестящая будущность
Шрифт:
Что такое пронеслось у меня въ ум въ то время, какъ она стояла и внимательно смотрла на меня? Что-нибудь, что я замтилъ въ миссъ Гавишамъ? Нтъ. Нкоторыми взглядами и жестами она напоминала миссъ Гавишамъ, какъ это часто бываетъ у дтей, которыя заимствуютъ многое у взрослыхъ, если неразлучно находятся при нихъ; впослдствіи, когда они вырастутъ, то длаются похожими на нихъ. И однако я не замчалъ сходства съ миссъ Гавишамъ. Я снова взглянулъ на нее, и хотя она тоже на меня глядла, но впечатлніе не повторилось.
Что такое это было?
— Я говорю серьезно, — сказала Эстелла, не то, чтобы нахмурившись ея лобъ былъ слишкомъ гладокъ), но какъ бы омрачившись, — если намъ суждено часто бывать другъ съ другомъ, то вамъ лучше сразу этому поврить. Нтъ! — повелительно остановила она меня, когда я собирался раскрыть ротъ, — я не отдала своего сердца кому-нибудь другому. Я не способна любить.
Мы вернулись въ домъ, и тамъ я съ удивленіемъ услышалъ, что мой опекунъ пріхалъ къ миссъ Гавишамъ по длу и вернется къ обду. Старинные подсвчники въ комнат съ заплесневлымъ столомъ были зажжены, и миссъ Гавишамъ сидла въ кресл и дожидалась меня. Я, какъ въ старину, возилъ ее вокругъ распадающагося прахомъ подвнечнаго стола. Но въ этой похоронной комнат Эстелла казалась блестяще и красиве, чмъ прежде, и я находился подъ ея очарованіемъ.
Время быстро проходило, наступилъ часъ обда, и Эстелла ушла переодться.
Когда мы остались вдвоемъ съ миссъ Гавишамъ, она шепотомъ спросила меня:
— Что, она красива, прекрасна? Вы восхищаетесь ею?
— Каждый, кто ее видитъ, долженъ восхищаться ею, миссъ Гавишамъ!
Она обвила рукой мою шею и наклонила мою голову къ себ.
— Любите ее, любите ее, любите ее! какъ она съ вами обращается?
Прежде, чмъ я усплъ отвтить (да и какъ бы я могъ отвтить на такой трудный вопросъ), она повторила:
— Любите ее, любите ее, любите ее! если она благосклонна къ вамъ, любите ее, если она оскорбляетъ васъ, любите ее. Слушайте, Пипъ! Я взяла ее въ пріемныя дочери затмъ, чтобы ее любили. Я воспитала ее такою, какою она стала, чтобы ее любили. Любите ее!
Она такъ часто повторяла это слово, что, безъ сомннія, знала, что говорила; но если бы это слово было не любовь, а ненависть, отчаяніе… отмщеніе… горькая смерть — то и тогда могло бы звучать не боле похожимъ на проклятіе.
— Я скажу вамъ, — продолжала она тмъ же страстнымъ шепотомъ, — что такое истинная любовь. Это слпая преданность, безспорное самоуничиженіе, безпрекословное подчиненіе, довріе и вра вопреки насъ самихъ и вопреки всему свту; любить — это значитъ предать себя всмъ сердцемъ и всей душой обманщику, — какъ это сдлала я сама!
Она проговорила это и дико вскрикнула; поднявшись съ кресла, она дико замахала руками въ воздух и упала бы, если бы я не подхватилъ ее на руки.
Все это произошло такъ быстро, что я не усплъ опомниться. Когда я усадилъ ее въ креслахъ, то почувствовалъ знакомый запахъ въ комнат и, оглянувшись, увидлъ своего опекуна.
Миссъ Гавишамъ увидла его въ одно время со мной: она (какъ и вс другіе) боялась его. Она постаралась успокоиться и пробормотала, что онъ такъ точенъ, какъ всегда.
— Точность прежде всего, — сказалъ онъ, подходя къ намъ. — Какъ поживаете, Пипъ? Не покатать ли мн васъ, миссъ Гавишамъ? Одинъ разокъ? Какъ вы сюда попали, Пипъ?
Я сказалъ ему, что пріхалъ, потому что миссъ Гавишамъ пожелала, чтобы я повидался съ Эстеллой. На что онъ отвчалъ:
— Ахъ! очень красивая молодая лэди!
Потомъ онъ сталъ толкать одной рукой кресло м-съ Гавишамъ передъ собой, а другую засунулъ въ карманъ панталонъ, точно карманъ былъ биткомъ набитъ тайнами.
— Ну, что, Пипъ! Какъ часто видли вы миссъ Эстеллу раньше? — спросилъ онъ, когда пересталъ возить миссъ Гавишамъ.
— Какъ часто?
— Ахъ! Сколько разъ? Десять тысячъ разъ?
— Охъ! Конечно, нтъ.
— Два раза?
— Джагерсъ, — вмшалась миссъ Гавишамъ, къ моему облегченію, — оставьте моего Пипа въ поко и ступайте вмст съ нимъ обдать.
Онъ повиновался, и мы вмст сошли по темной лстниц. Онъ спросилъ меня:- часто ли я видлъ, какъ миссъ Гавишамъ ла и пила? и предложилъ по обыкновенію мн на выборъ, сто разъ или одинъ.
Я подумалъ и отвчалъ:
— Никогда.
— И никогда не увидите, Пипъ. Она никогда не позволяла себ при комъ-нибудь сть съ тхъ поръ, какъ стала жить взаперти. Она бродитъ по ночамъ и питается тмъ, что ей попадется подъ руку.
— Извините, сэръ, могу я задать вамъ одинъ вопросъ? — сказалъ я.
— Можете, но я могу отказаться на него отвтить. Задавайте вашъ вопросъ.
— Что фамилія Эстеллы тоже Гавишамъ или?.. — мн нечего было прибавить.
— Или что? — спросилъ онъ.
— Гавишамъ?
— Да, Гавишамъ.
Мы подошли къ обденному столу, гд Сара Покетъ дожидалась насъ.
М-ръ Джагерсъ сидлъ на хозяйскомъ мст, Эстелла напротивъ него, а я напротивъ моей зелено-желтой пріятельницы.
Посл обда мы играли вчетверомъ съ миссъ Гавишмамъ въ ея комнат въ карты до девяти часовъ вечера и затмъ условились, что, когда Эстелла подетъ въ Лондонъ, я буду увдомленъ объ ея прізд и встрчу ее у почтовой кареты. Посл того я пожалъ ея руку и разстался съ ней.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА I
Однажды, когда я окруженный книгами, занимался съ м-ромъ Покетъ, мн подали записку съ почты, и уже при первомъ взгляд на нее я пришелъ въ большое волненіе: хотя почеркъ мн былъ неизвстенъ, но я догадался, кто ее писалъ, въ ней не было никакого личнаго обращенія въ род «дорогой м-ръ Пипъ», или «дорогой Пипъ», или «дорогой сэръ», или дорогой кто-нибудь, но было сказано:
«Я пріду въ Лондонъ послзавтра въ почтовой карет, которая приходитъ въ полдень. Кажется, было условлено, что вы встртите меня? во всякомъ случа миссъ Гавишамъ такъ думаетъ, и я пишу по ея порученію. Она вамъ кланяется. Ваша Эстелла».
Я, вроятно, заказалъ бы нсколько паръ платья по этому случаю, если бы имлъ время, но такъ какъ времени не было, то я долженъ былъ удовольствоваться тми, какія у меня были. Я но могъ ничего сть и не зналъ покоя, пока не наступилъ день прізда Эстелды, и я наконецъ увидлъ ея лицо въ окн почтовой кареты и ея руку, которой она махала мн.