Блестящая будущность
Шрифт:
Съ теченіемъ времени я неизбжно втянулся въ долги. Гербертъ не могъ не подражать мн и вскор послдовалъ моему примру. Вруя въ неистощимость своего богатства, я бы охотно принялъ расходы Герберта на свой счетъ; но Гербертъ былъ гордъ, и я не могъ сдлать ему такого предложенія.
Я обыкновенно проводилъ половину недли въ Гаммерсмит, и когда бывалъ тамъ, то безпрестанно бгалъ въ Ричмондъ. Гербертъ часто прізжалъ въ Гаммерсмитъ, когда я тамъ находился, и я думаю, что въ этихъ случаяхъ отецъ его догадывался, что случайность, которой онъ ждалъ для начала своего дла, что-то долго не является ему на помощь. Но въ общей
По временамъ я говорилъ Герберту, словно длалъ замчательное открытіе:
— Мой милый Гербертъ, дла наши плохи.
— Мой милый Гендель, — отвчалъ Гербертъ съ полной искренностью, — хочешь врить или нтъ, но я какъ разъ собирался сказать теб то же самое.
— Если такъ, Гербертъ, займемся нашими длами.
Намъ всегда доставляло глубокое удовольствіе назначать время для приведенія въ порядокъ нашихъ длъ. Я всегда думалъ, что это и есть настоящее дло — смотрть прямо въ лицо своимъ долгамъ и справляться съ ними. И я зналъ, что такъ же думаетъ и Гербертъ.
Мы заказывали обыкновенно что-нибудь боле лакомое на обдъ, съ бутылкой чего-нибудь повкусне, съ тмъ, чтобы подкрпить свои силы и побдоносно справиться съ дломъ. Отобдавъ, мы вынимали связку перьевъ, нсколько чернильницъ и груду писчей и протекательной бумаги. Вдь очень пріятно имть большой запасъ письменныхъ принадлежностей.
Я бралъ тогда листъ бумаги и писалъ вверху, четкимъ почеркомъ, заглавіе: «Списокъ долговъ Пипа», выставлялъ тщательно число и помчалъ: Гостиница Барнарда. Гербертъ то же бралъ листъ бумаги и продлывалъ то же самое. Онъ писалъ: «Списокъ долговъ Герберта».
Посл того каждый изъ насъ принимался перебирать безпорядочную груду разныхъ счетовъ, которые мы вынимали изъ ящиковъ, изъ кармановъ, уже значительно помятыми. Скрипъ нашихъ перьевъ удивительно какъ освжалъ насъ, тмъ боле, что я иногда съ трудомъ различалъ это душеспасительное дловое занятіе отъ дйствительной уплаты денегъ. Съ точки зрнія похвальности поступка и то, и другое казалось мн одинаковымъ.
Пописавъ нкоторое время, я спрашивалъ у Герберта, — какъ идутъ его дла? Гербертъ съ удрученнымъ видомъ царапалъ голову при вид возрастающихъ цифръ.
— Растутъ, Гендель, — говорилъ онъ обыкновенно, — честное слово, — цыфры растутъ.
— Будь твердъ, Гербертъ, — говорилъ я, очень прилежно дйствуя перомъ. — Гляди вещамъ прямо въ лицо. Безстрашно вникни въ свои дла. Сбей съ нихъ спеси.
— Охотно бы сдлалъ это, Гендель, да только они сбиваютъ спесь съ меня.
Какъ бы то ни было, но мои ршительные пріемы производили свое дйствіе, — и Гербертъ снова принимался за работу. Посл нкотораго времени, онъ прекращалъ ее, ссылаясь на то, что у него нтъ счета Кобса, или Лобса, или Нобса, какъ случится.
— Въ такомъ случа, Гербертъ, прикинь на память; прикинь на круглыя цыфры и припиши къ остальнымъ.
— Какой ты находчивый! — отвчалъ мой другъ съ восхищеніемъ:- право же твоя дловитость выходитъ изъ ряду вонъ.
Моя дловитость отличалась
— Закругли цыфру и поставь двсти фунтовъ.
Или предположимъ, что мой долгъ былъ вчетверо больше, я закруглялъ цыфру и ставилъ семьсотъ фунтовъ. Я былъ очень высокаго мннія объ этой систем; но теперь, оглядываясь назадъ, долженъ сознаться, что то была разорительная система, потому что мы немедленно заключали новые долги въ размр цыфры закругленія, и такимъ образомъ, благодаря чувству свободы и состоятельности, связанной съ такой системой, создавалась необходимость новаго закругленія.
Я сидлъ разъ вечеромъ въ томъ ясномъ настроеніи духа, какое наввало на меня сознаніе моей дловитости, когда мы услышали шумъ просунутаго въ щель двери и упавшаго на полъ письма.
— Это теб, Гендель, — сказалъ Гербертъ, сходившій за письмомъ и принесшій его:- и я надюсь, что ничего дурного не случилось.
Онъ намекалъ на большую черную печать и черную рамку на бумаг. Письмо было за подписью «Траббъ и Ко», и содержаніе его гласило, что я, многоуважаемый сэръ, и что они имютъ честь извстить меня, что м-съ Д. Гарджери скончалась въ прошлый понедльникъ, въ шесть часовъ двадцать минутъ вечера, и что меня ожидаютъ на похороны, имющія быть въ слдующій понедльникъ, въ три часа пополудни,
Впервые могила раскрылась на моемъ пути, и потрясеніе, вызванное ею въ тихомъ теченіи моей жизни, было удивительно. Образъ сестры въ кресл у камина преслдовалъ меня день и ночь. Чтобы домъ нашъ остался безъ нея, этого я не могъ себ представить; и, хотя въ послдніе годы я очень рдко или и совсмъ не думалъ о ней, теперь мною овладла дикая мысль, что я встрчу ее на улиц, или же она вдругъ постучится въ мою дверь.
Какова бы ни была моя судьба, но я врядъ ли могъ вспоминать о сестр съ большою нжностью. Тмъ не мене я увренъ, что сожалніе о смерти человка можетъ явиться даже и помимо нжности. Написавъ Джо письмо съ выраженіемъ моего соболзнованія, я уврилъ его, что пріду на похороны, и провелъ остававшееся до отъзда время въ очень странномъ душевномъ состояніи, Я выхалъ рано поутру и остановился у «Синяго Вепря» съ такимъ расчетомъ, чтобы успть пшкомъ дойти до кузницы.
Былъ чудный лтній день, и, пока я шелъ одинъ, мн припомнилось то время, когда я былъ маленькимъ, безпомощнымъ существомъ, и сестра обижала меня. Но оно припомнилось въ смягченномъ свт, при которомъ даже воспоминаніе о щекотун утратило свою непріятность. И теперь ароматъ полевыхъ цвтовъ и клевера нашептывалъ моему сердцу, что хорошо будетъ и для моей памяти, если другіе, гуляя по солнцу, будутъ съ смягченнымъ сердцемъ вспоминать обо мн.
Посл похоронъ, когда вс провожавшіе гробъ сестры разошлись, Бидди, Джо и я вмст пообдали, но не въ кухн, а въ пріемной, и Джо былъ такъ необыкновенно внимателенъ къ тому, какъ держать вилку и ножикъ и обращаться съ солонкой, что это всхъ насъ очень стсняло. Но посл обда, когда я заставилъ его закурить трубку и мы вмст отправились бродить по кузниц, а затмъ услись у дверей дома на большомъ камн, дла наши пошли лучше. Я замтилъ, что посл похоронъ Джо переодлся и сталъ гораздо больше похожъ самъ на себя.