Блестящая будущность

Диккенс Чарльз

— Могу ли я отвезти васъ, Эстелла?

— Значитъ, можете? — Послзавтра, прошу васъ пріхать. Вы должны платить за вс расходы изъ моего кошелька. Слышите, таковы условія нашей поздки!

— И долженъ слушаться, — отвчалъ я.

Такимъ образомъ меня всегда предувдомляли, когда надо было хать; миссъ Гавишамъ никогда не писала мн, и я даже не видывалъ въ глаза ея почерка. Мы похали черезъ день и нашли ее въ той комнат, гд я впервые ее увидлъ, и безполезно прибавлять, что никакихъ перемнъ въ дом не было.

Она еще нжне обращалась съ Эстеллой, чмъ прежде, когда я видлъ ихъ вмст. Она не спускала съ нея глазъ, впивалась въ каждое ея слово, слдила за каждымъ ея движеніемъ. Отъ Эстеллы она переводила пытливый взглядъ на меня и какъ будто стремилась заглянуть въ мое сердце и убдиться, что оно страдаетъ.

— Какъ она обращается съ вами, Пипъ; какъ она обращается съ вами? — переспрашивала она меня, даже не стсняясь присутствіемъ Эстеллы.

Я видлъ, — жестоко страдая отъ сознанія зависимости и чувства униженія, — и сознавалъ, что Эстелла должна служить орудіемъ мести миссъ Гавишамъ, и что ее не отдадутъ мн до тхъ поръ, пока она не исполнитъ то, что отъ нея требуютъ.

Въ этотъ разъ случилось, что миссъ Гавишамъ обмнялась нсколькими весьма рзкими словами съ Эстеллой. Впервые я видлъ, что он поссорились.

Мы сидли у огня, и миссъ Гавишамъ взяла Эстеллу за руку; но Эстелла постепенно стала высвобождать свою руку. Она уже и раньше выражала нетерпніе и скоре примирялась съ пламенной привязанностью къ ней миссъ Гавишамъ, чмъ радовалась ей, и едва ли отвчала ей такою же привязанностью.

— Какъ! — сказала миссъ Гавишамъ, сверкая глазами, — я теб надола?

— Скоре я сама себ надола, — отвчала Эстелла, высвобождая руку и подходя къ большому камину, гд остановилась, глядя въ огонь.

— Говори правду, неблагодарная! — закричала миссъ Гавишамъ, страстно ударяя клюкой объ полъ:- я теб надола?

Эстелла спокойно взглянула на нее и опять уставилась глазами въ огонь. Ея красивое лицо выражало спокойное равнодушіе къ дикой страстности миссъ Гавишамъ и казалось почти жестокимъ.

— Ахъ ты дерево, ахъ ты камень! — восклицала миссъ Гавишамъ:- водяное, ледяное сердце!

— Что такое? — сказала Эстелла, такъ же спокойно взглянувъ на нее:- вы упрекаете меня за то, что я холодна? вы?

— А разв это не правда?

— Вы бы должны были знать, что я такова, какою вы меня сдлали, — отвчала Эстелла. — Возьмите себ и похвалу, и порицаніе; возьмите себ весь успхъ и вс неудачи; короче сказать, возьмите меня.

— О! взгляните на нее! — горько вскрикнула миссъ Гавишамъ. — Взгляните на нее, какъ она жестка и неблагодарна къ тому очагу, гд ее выростили! Гд я укрыла ее у груди, которая сочилась кровью подъ нанесенными ей ударами, и гд я долгіе годы нжно леляла ее!

— Но вдь я не виновата, — сказала Эстелла, — я не могла валъ ничего общать потому, что едва могла ходить и лепетать, когда вы меня взяли. Чего вы хотите отъ меня? Вы были очень добры ко мн, и я вамъ всмъ обязана. — Но чего вы хотите?

— Любви, — отвчала та.

— Она ваша.

— Нтъ, — сказала миссъ Гавишамъ.

— Вы моя пріемная мать, — произнесла Эстелла, все такъ же спокойно, безъ гнва, но и безъ нжности. — И я всмъ обязана вамъ. Все, что у меня есть — ваше, все, что вы мн дали, я готова вернуть вамъ. Но, кром этого, у меня ничего нтъ. И если вы требуете отъ меня того, чего вы мн не давали, — благодарность и долгъ не могутъ сотворить невозможнаго.

— Я никогда не давала теб любви? — закричала миссъ Гавишамъ, пылко поворачиваясь ко мн. — Разв я не давала ей жгучей любви, неразлучной съ ревностью, съ жгучей болью, а какъ она со мною разговариваетъ! Пусть зоветъ меня безумной, пусть зоветъ меня безумной!..

— Зачмъ я буду звать васъ безумной? Кто лучше меня знаетъ, какія у васъ твердыя ршенія? Кто лучше меня знаетъ, какая стойкая у васъ память? Кто лучше меня можетъ это знать, когда я сиживала рядомъ съ вами на маленькомъ стул у этого самаго очага и выслушивала ваши наставленія и глядла вамъ въ лицо, когда оно казалось мн страннымъ и пугало меня!

— Скоро же ты все забыла! — простонала миссъ Гавишамъ. — Скоро забыла!

— Нтъ, я ничего не забыла, — отвчала Эстелла. — Не забыла, но сохранила бережно въ памяти. Когда вы видли, чтобы я измняла вашимъ наставленіямъ? Когда вы видли, чтобы я позабыла ваши уроки? Когда вы видли, чтобы у меня было сердце? — она дотронулась рукой до своей груди. — Когда вы запрещали мн любить? Будьте справедливы ко мн!

— Такъ горда, такъ горда! — стонала миссъ Гавишамъ, откидывая обими руками сдые волосы отъ лба.

— Кто училъ меня быть гордою? — возразила Эстелла. — Кто хвалилъ меня, когда я знала свой урокъ?

— Такъ жестокосердна, такъ жестокосердна! — стонала миссъ Гавишамъ, хватаясь за волосы.

— Кто училъ меня быть жестокосердной? — отвчала Эстелла. — Кто хвалилъ меня, когда я знала урокъ?

— Но какъ можешь ты быть гордой и жестокосердной со мною? — Миссъ Гавишамъ почти вскрикнула, протянувъ об руки. — Эстелла, Эстелла, Эстелла! какъ можешь ты быть гордой и жестокосердной со мною?

Эстелла глядла на нее съ минуту, какъ бы въ тихомъ удивленіи, но ни мало не смутилась; и затмъ снова стала смотрть въ огонь.

— Не могу представить себ,- начала Эстелла посл минутнаго молчанія, — отчего вы такъ неблагоразумны, когда я пріхала повидаться съ вами посл разлуки. Я никогда не забывала вашихъ обидъ и ихъ причины. Я никогда не была неврна вамъ или вашимъ наставленіямъ. Я никогда не выказывала слабости, и вамъ не въ чемъ обвинять меня.

— Неужели было бы слабостью отвчать на мою любовь? — вскричала миссъ Гавишамъ. — Но, да, да, она это называетъ слабостью!