Блестящая будущность
Шрифт:
— Я какъ разъ объ этомъ самомъ хотлъ спросить васъ, потому что онъ по пятамъ ходилъ за вами весь вечеръ.
— Мотыльки и всякаго рода безобразныя созданія, — отвчала Эстелла, бросивъ взглядъ въ его сторону, — летятъ на зажженную свчу. — Разв свча можетъ этому помшать?
— Нтъ, — отвчалъ я, — но разв Эстелла не можетъ этому помшать?
— Да, вотъ что, — засмялась она, — можетъ быть. Да, пожалуй, если хотите.
— Но, Эстелла, выслушайте меня. — Я чувствую себя несчастнымъ оттого, что вы любезны съ человкомъ, котораго вс такъ презираютъ. Вы знаете, что Друмля презираютъ?
— Ну?
— Вы знаете, что онъ такъ же безобразенъ душой, какъ и наружностью. Глупый, злобный, низкій, тупой малый!
— Ну?
— Вы знаете, что ему нечмъ похвалиться, кром мошны и нелпаго свитка тупоголовыхъ предковъ, — вы вдь это знаете?
— Ну? — повторила она опять и всякій разъ все шире раскрывая свои красивые глаза.
Чтобы заставить ее дать другой отвтъ, я самъ сказалъ:
— Ну! вотъ оттого-то я и несчастенъ.
— Пипъ, — отвчала Эстелла, — не говорите глупостей. Другимъ это можетъ быть непріятно, и я, можетъ быть, длаю это нарочно. Но васъ это не касается. Не стоитъ объ этомъ и толковать.
— Нтъ, касается; я не могу перенести, чтобы люди говорили: она отличаетъ болвана, самаго недостойнаго изъ всхъ.
— А я могу это перенести, — сказала Эстелла.
— О! не будьте такъ горды, Эстелла, и такъ неумолимы.
— Зоветъ меня гордой и неумолимой, а только что упрекалъ за то, что я любезна къ болвану! — развела руками Эсгелла.
— Конечно, вы любезны съ нимъ, — проговорилъ я торопливо:- я видлъ, вы сегодня такъ глядли и такъ улыбались ему, какъ никогда не глядите и не улыбаетесь… мн.
— Вы, значитъ, желали бы, — сказала Эстелла, бросая на меня серьезный, если не сердитый взглядъ, — чтобы я обманывала и васъ?
— Значитъ, вы обманываете его, Эстелла?
— Да, и многихъ другихъ — всхъ, кром васъ. Но вотъ и м-съ Брандли. Больше я вамъ ничего не скажу.
И теперь, посл того, какъ я разсказалъ о томъ, что терзало мое сердце и часто заставляло его болть и болть, я перехожу къ тому, что готовилось для меня съ того времени, когда я еще не зналъ, что существуетъ на свт Эстелла; то было время, когда ея младенческій мозгъ подвергался первымъ искаженіямъ подъ губительными руками миссъ Гавишамъ.
ГЛАВА V
Мн исполнилось двадцать три года. Я ни слова больше не услышалъ о томъ, что могло бы просвтить меня на счетъ моей блестящей будущности. Уже больше года, какъ Гербертъ и я разстались съ гостиницей Барнарда и жили въ другомъ мст, въ Лондон; мсто это называлось Темилъ. Передъ нашими окнами протекала рка. Занятія мои съ м-ромъ Покетъ были уже покончены, но мы продолжали быть друзьями. Не смотря на мою неспособность заняться какимъ-нибудь дломъ, — которая, надюсь, происходила только отъ безпечнаго и безпорядочнаго употребленія моихъ доходовъ, — я любилъ читать и аккуратно, нсколько часовъ въ день, посвящалъ чтенію. Дла Герберта процвтали, а во всемъ остальномъ не произошло никакой особенной перемны.
Гербертъ ухалъ по длу въ Марсель во Францію. Я былъ одинъ и скучалъ. Въ уныніи и тревог, постоянно надясь, что наступающій день расчиститъ мой путь, и постоянно разочарованный, я тосковалъ по моему веселому и словоохотливому товарищу.
Погода стояла ужасная: бурная и дождливая; дождливая и бурная; а на улицахъ грязь, грязь, грязь по колно. День за днемъ обширное, густое покрывало надвигалось надъ Лондономъ съ востока, и такъ и не расходилось, точно тамъ скопилась цлая вчность облаковъ и втра. Такъ неистовы были порывы вихря, что въ город съ высокихъ зданій срывало крыши, а въ деревняхъ деревья вырывались съ корнями, и отрывались крылья втряныхъ мельницъ; съ береговъ моря доходили мрачные разсказы о кораблекрушеніяхъ и смерти. Сильные ливни сопровождали порывы втра; тотъ день, о которомъ я хочу разсказать, былъ самый плохой изъ всхъ.
Теперь то мсто, гд мы жили, гораздо лучше устроено, а тогда это была настоящая пустыня и вовсе не защищено со стороны рки. Мы жили въ верхнемъ этаж послдняго дома улицы, и втеръ, налетая съ рки, потрясалъ домъ до основанія, точно пушечные залпы или морской прибой. Когда дождь ударялъ въ окна, я взглядывалъ на нихъ и воображалъ, что нахожусь на маяк, среди бушующаго моря. По временамъ дымъ вырывался изъ печки въ комнату и обратно, точно онъ не могъ ршиться выйти на улицу въ такую ночь; и, когда я отворилъ дверь и выглянулъ на лстницу, то оказалось, что фонарь, освщавшій ее, потухъ, а когда я, прикрывъ руками глаза, выглядывалъ въ темныя окна (открыть ихъ, хотя бы на минуту нельзя было и думать въ такой втеръ и дождь), я видлъ, что лампы во двор тоже были задуты, и что фонари на мостахъ и на набережной сотрясались подъ страшнымъ напоромъ втра.
Я читалъ, положивъ передъ собою на столъ часы и ршивъ, что въ одиннадцать часовъ закрою книгу. Когда я закрылъ ее, часы собора Св. Павла, а также и многочисленные церковные часы въ город — которые раньше, которые позже — пробили одиннадцать! Втеръ перебивалъ ихъ звонъ; я прислушивался и дивился перебою втра, какъ вдругъ я услышалъ шаги на лстниц. Что-то странное творилось со мною, я вздрогнулъ, и мн представилось, что я слышу поступь моей покойной сестры. Ощущеніе это тотчасъ же исчезло, и я снова прислушался и снова заслышалъ шаги. Вспомнивъ тогда, что лампа на лстниц погасла, я взялъ свою лампу и вышелъ на лстницу. Кто бы ни шелъ, но при вид моей лампы онъ остановился, и воцарилась полная тишина.
— Тутъ кто-то есть? — спросилъ я, заглядывая внизъ.
— Да, — отвчалъ голосъ изъ мрачной глубины.
— Какой вамъ этажъ нуженъ?
— Самый верхній. М-ръ Пипъ?
— Меня такъ зовутъ. Что случилось?
— Ничего, — отвчалъ голосъ.
И человкъ сталъ подниматься.
Я стоялъ и держалъ лампу и свтилъ черезъ перила, а онъ медленно поднимался, пока попалъ въ кругъ свта, который бросала лампа. Въ это мгновеніе я увидлъ лицо, мн незнакомое, глядвшее на меня съ такимъ выраженіемъ, точно видъ мой трогалъ и утшалъ его.
Подвигая лампу но мр того, какъ человкъ подвигался, я замтилъ, что онъ тепло, хотя и просто одтъ — точно морской путешественникъ; что у него длинные, сдые волосы; что ему лтъ около шестидесяти; что онъ мускулистый человкъ, крпкій на ногахъ, и что лицо у него загорло и обвтрло отъ долгаго прерыванія на открытомъ воздух. Когда онъ поднялся на послднюю площадку, и свтъ моей лампы озарилъ насъ обоихъ, я увидлъ съ какимъ-то тупымъ удивленіемъ, что онъ протягиваетъ мн об руки.
— Скажите, пожалуйста, какое у васъ до меня дло? — спросилъ я его.