Центральная Азия и Южный Кавказ: Насущные проблемы, 2007
Шрифт:
Диаграмма 8.
Туркменистан: сравнительная наделенность углеводородами на душу населения (тонн нефтяного эквивалента на душу населения, среднее за 2000–2005 гг.)
Туркменистан – текущий уровень добычи; Туркменистан-2 – удвоение текущего уровня добычи.
Аграрно-индустриальные Кыргызстан, Таджикистан и Узбекистан
В отличие от сравнительно богатых природными ресурсами Казахстана и Туркменистана тройка Кыргызстан, Таджикистан и Узбекистан типологически относится к аграрным и аграрно-индустриальным экономикам. Так как значительная или даже подавляющая часть рабочей силы сосредоточена здесь в аграрном секторе, экономический рост в этой тройке стран во многом определяется ситуацией в сельском хозяйстве.
Особый интерес представляет сравнение результатов развития Кыргызстана и Узбекистана, придерживающихся во многом противоположных экономических курсов. Кыргызстан с самого начала независимого развития достаточно последовательно реализовывал неолиберальную программу, проведя всеобъемлющую приватизацию, ценовую либерализацию и открыв национальную экономику глобальной конкуренции. Узбекистан, напротив, опирался на всеохватное государственное вмешательство в экономическую жизнь, сохраняет административно регулируемые цены и в рамках курса на импортозамещение пытается защищать национальных производителей
При столь разных подходах к экономическому росту самые общие его итоги в Кыргызстане и Узбекистане на середину первого десятилетия
XXI века оказались удивительно одинаковы. Во всяком случае, среднедушевой ВВП в обеих странах на протяжении последних десяти лет находится фактически на одном уровне, что особенно справедливо для периода 2002–2005 гг. (см. диаграмму 9).
В то же время одинаковый среднедушевой ВВП в рассматриваемой паре стран достигнут при разной сбалансированности экономики. Для подтверждения этого тезиса обратимся к структуре ВВП по конечному использованию (см. табл. 6 ). Оказывается, что в Кыргызстане чистый экспорт составляет минус 10 % ВВП. Иначе говоря, импорт на десять процентных пунктов валового внутреннего продукта превышает экспорт. В то же время конечное потребление по объему приближается к ВВП, а валовые инвестиции в основной капитал колеблются около отметки 15 %. Очевидно, что подобная экономическая структура не может существовать на протяжении сколько-нибудь длительного отрезка времени. Макроэкономическая коррекция через девальвацию национальной валюты должна подавить импорт, а значит в существенной мере и конечное потребление, и способствовать перетоку растущей прибыли от экспорта в инвестиции в те же экспортные отрасли.
Как следует из материалов таблицы 6, в 1998–2001 гг. под давлением международных организаций структура кыргызской экономики эволюционировала именно в этом направлении. С минус 22 % ВВП в 1998 г. чистый экспорт к 2001 г. был снижен до нулевой отметки. Подавление импорта сопровождалось снижением доли конечного потребления в ВВП.Диаграмма 9. Кыргызстан и Узбекистан: ВВП на душу населения (US$)
Однако с 2002 г. ситуация начала быстро разворачиваться в обратном направлении. Соответственно, в нынешнем своем состоянии экономика Кыргызстана остается остро несбалансированной, и любые новые попытки привести ее в состояние макроэкономического равновесия потребуют глубокой девальвации национальной валюты, что в конечном счете приведет к снижению абсолютного и среднедушевого ВВП.
Таблица 6. Кыргызстан и Узбекистан: структура ВВП по конечному использованию
Экспортно-импортные потоки в узбекской экономике сбалансированы. Более того, начиная с 2004 г. вклад экспорта в формирование ВВП Узбекистана растет опережающими темпами. В результате доля чистого экспорта в валовом внутреннем продукте в 2005–2006 гг. достигла отметки в 10 %. Это значит, что, вопреки господствующим мифологемам, узбекская экономика в значительно большей степени развернута на экспорт, чем кыргызская.
Другое важнейшее различие экономик Кыргызстана и Узбекистана, которое наглядно проявляется в структуре ВВП по использованию, заключается в норме накопления. Если в Кыргызстане в 1998–2004 гг. валовые вложения в основной капитал составляли в среднем 15 %, то в Узбекистане аналогичный показатель в указанный период достигал 25 %. Далеко не все инвестиции в узбекской экономике являются, мягко говоря, эффективными. Тем не менее уровень инвестиций, поддерживаемый в кыргызской экономике, недостаточен даже для сохранения накопленных основных производственных фондов, не говоря уж об их преумножении и модернизации. Следовательно, и с точки зрения особенностей инвестиционного процесса говорить о каких-либо среднесрочных перспективах экономического роста в Кыргызстане не приходится. Страна продолжает «проедать» основной капитал, унаследованный от советского прошлого.
При крайне низкой доле государственного сектора в конечном потреблении и накоплении трудно ожидать увеличения капиталовложений в Кыргызстане. По замыслу авторов кыргызских реформ инвестиции должны стимулироваться через банковское кредитование. Однако, несмотря на очень низкий уровень инфляции и поразительную стабильность официального обменного курса сома на протяжении последних пяти лет, уровень процентной ставки по кредитам банков остается для инвестиционных проектов запретительным (см. табл. 7).Таблица 7.
Кыргызстан: ставки по кредитам коммерческих банков
Закономерно возникает вопрос: за счет каких факторов столь остро несбалансированная кыргызская экономика не только остается на плаву, но и демонстрирует положительные темпы роста? К главным факторам роста экономики современного Кыргызстана относятся следующие. Во-первых, переводы трудовых мигрантов из России и Казахстана. По грубым оценкам, в 2005 г. примерно 450–500 тыс. граждан Кыргызстана, что составляет около одной трети официальной занятости, перевели в страну ресурсы в размере 12 % ВВП (см. табл. 8). Кстати, для Таджикистана переводы трудовых мигрантов играют даже большую роль в поддержании экономической динамики в сравнении с Кыргызстаном.
Таблица 8. Консервативные оценки значимости трудовой миграции (2005 г.)
Во-вторых, важным фактором роста кыргызской экономики, особенно для периода до 2002 г. включительно, является официальная помощь развитию со стороны международных финансово-экономических организаций и двусторонних доноров. Относительно ВВП Кыргызстан получил самый большой объем помощи в Центральной Азии и в СНГ в целом (см. табл. 2)6.
В-третьих, возрастающую роль в поддержании положительной динамики кыргызской экономики играет реэкспорт китайских товаров в Россию и Казахстан7. По мере того как Кыргызстан был снят с помочей внешней помощи – по причине как исчерпания кредитных лимитов у Международного валютного фонда и Мирового банка, так и превышения внешнего долга стандартных потолков безопасности, – реэкспорт товаров из КНР в Россию, Казахстан и Узбекистан становится все более важным фактором роста.
Таким образом, экономический рост в Кыргызстане является не продуктом глубоких структурных и институциональных реформ, проведенных под патронажем Бреттонвудских институтов, но наведен факторами несистематического, в чем-то случайного характера.
В стандартных классификациях Международного валютного фонда, Мирового банка, Европейского банка реконструкции и развития и множестве глобальных рэнкингов Узбекистан традиционно попадает в группу нереформированных или слабо реформированных экономик, в то время как Кыргызстан, как правило, по рыночному реформированию уверенно попадает в группу лидеров постсоветского пространства. Интересно – в каком бы положении оказался Узбекистан, если бы 1990-е гг. он провел реформы по кыргызскому образцу. В материалах, представленных ниже в отдельном боксе, суммированы
Сюрреалистический сценарий: если бы Узбекистан провел шоковую терапию по образцу Кыргызстана
Дополнительные расходы для доноров: US$ 9,62 млрд. (27 % от совокупной помощи странам СНГ за 1992–2002 гг.)
Дополнительный долг: US$ 4,49 млрд. (80 % от фактического ВВП на 2002 г.)
Дополнительный чистый приток прямых иностранных инвестиций в 1992–2002 гг. – US$ 0,86 млрд.
Кумулятивные экспортные потери в 1995–2002 гг. – US$ 4,6 млрд.
Дополнительные трудовые мигранты в 2003 г. – 1,4–2,2 млн.Стоит ли говорить, что ни тандем МВФ/Мировой банк, ни двусторонние доноры такими ресурсами в 1990-е гг. не располагали. Значит, в действительности Узбекистан получил бы от внешних доноров существенно меньшие финансовые ресурсы, а узбекская экономика к 2002 г. оказалась бы в существенно более драматичном положении в сравнении с кыргызской.
Дальше – больше. Внешний долг Узбекистана в случае «терапии по-кыргызски» оказался бы больше на US$ 4,5 млрд., что составляет 80 % узбекского ВВП за 2002 г. Кумулятивные экспортные потери Узбекистана за 1995–2002 гг. могли бы достигнуть US$ 4,6 млрд., а дополнительный чистый приток прямых иностранных инвестиций оказался бы всего на US$ 0,86 млрд. больше фактического притока. Наконец, дополнительный поток трудовых мигрантов из Узбекистана оказался бы больше фактического на 1,4–2,2 млн. человек.
Все вышесказанное не преследует цель доказать преимущество узбекского пути развития над кыргызским. Изъяны и встроенные недостатки модели экономического роста Узбекистана неоднократно подробно анализировались нами в целом ряде работ8. Единственная цель проведенного гипотетического эксперимента заключается в том, чтобы показать, что в случае выбора «шоковой терапии» узбекская экономика в настоящий момент лежала бы в руинах. Социально-политические же последствия гипотетической «узбекской шоковой терапии» оказались бы крайне тяжелыми. По-видимому, не только Узбекистан, но и Центральная Азия в целом не избежала бы тогда катастрофы государственных институтов, и регион надолго бы превратился в зону перманентной нестабильности.
Рассмотрим более подробно положение дел в сельском хозяйстве центральноазиатской аграрной тройки. Ситуация в Узбекистане заметно отличается в лучшую сторону. Производство зерновых здесь в 2005 г. достигло 6,518 млн. тонн. За последние двадцать лет Узбекистан сумел многократно нарастить производство зерна (правда, при заметном снижении его качества). Если в 1986–1990 гг. среднегодовое производство зерновых составляло 1,7 млн. тонн, то в 1996–2000 гг. этот показатель увеличился до 3,8 млн. тонн и в 2001–2005 гг. – до 5,7 млн. тонн. В 2005 г. Узбекистан производил в 4,4 раза больше зерновых, чем в 1986 г. (см. диаграмму 10).
Успехи в зерновом производстве во многом объясняются тем, что Узбекистан резко сократил посевные площади под хлопком. Если в 1986–1990 гг. среднегодовое производство хлопка сырца в стране достигало 5,1 млн. тонн, то в 1991–1996 гг. этот показатель снизился до 4,2 млн. тонн, в 1996–2000 гг. – до 3,4 млн. тонн, а в 2001–2005 гг. – до 3,3 млн. тонн.Диаграмма 10. Производство зерновых в аграрных экономиках Центральной Азии (млн. тонн)
В целом за период 1986–2005 гг. производство хлопка сырца сократилось на 25 %, однако в последние годы оно начало вновь расти (см. диаграмму 11). В 2005 г. производство хлопка-сырца на 5,9 % превысило уровень предыдущего года и достигло 3749 тыс. тонн. Судя по динамике производства хлопка, Кыргызстан не демонстрирует каких-либо заметных преимуществ перед Узбекистаном. Следует отметить, что с точки зрения создания валовой добавленной стоимости на единицу площади хлопок является более выгодной культурой в сравнении с зерновыми.
Диаграмма 11.
Производство хлопка-сырца в аграрных экономиках Центральной Азии (тыс. тонн)
Исходя из этого, в течение многих лет Мировой банк и Международный валютный фонд критиковали узбекскую политику замены хлопка зерновыми как неэффективную. Однако, расширяя посевы под зерновыми за счет сокращения посевов хлопка, Узбекистан преследовал цель сократить импорт зерновых и муки, что в конечном счете позволило ему несколько улучшить торговый и платежный баланс. Показательно, что в настоящее время аналогичную политику перевода земель под выращивание зерновых проводит находящийся в сходной ситуации Таджикистан. При этом международные экономические организации всемерно поощряют эту политику таджикского руководства, не считая ее ущербной.
Ситуация в животноводстве Узбекистана также смотрится существенно более благоприятно в сравнении с Кыргызстаном. Если судить по динамике поголовья овец и коз, то с 1998 г. в Узбекистане наблюдается увеличение численности этого традиционного для региона скота (см. диаграмму 12). Кыргызстан вступил в рыночный транзит в несравнимо лучших по сравнению с Узбекистаном условиях, однако в 1991–1998 гг. поголовье овец и коз сократилось здесь в 2,6 раза. В 1999–2006 гг. численность поголовья практически стабилизировалась на невысоком уровне.
Детальный анализ положения в растениеводстве и животноводстве подтверждает, что узбекский вариант развития в целом имеет несомненные преимущества над кыргызским. Еще раз подчеркнем, что средне-и долговременные перспективы экономического роста этих стран критически зависят от динамики аграрного сектора.Диаграмма 12.
Поголовье овец и коз в аграрных экономиках Центральной Азии на начало года (млн.)
Суммируя сказанное, на наш взгляд, нельзя не прийти к выводу, что промежуточная по отношению к глобализации узбекская модель, с ее медленными и непоследовательными реформами, регулярными ситуативными зигзагами в экономической политике и, с точки зрения абстрактного рынка, неэффективностью, в большей степени соответствует объективным возможностям ресурснобедных стран Центрально-Азиатского региона. Более того, такая модель позволяет хотя бы теоретически рассчитывать на то, что страна сохраняет шансы методом проб и ошибок перемещаться вверх по условной шкале экономического развития. Осуществивший неолиберальные реформы Кыргызстан в настоящий момент полностью разрушен не только экономически, но и политически. Стихийный массовый протест населения, приобретший известность в виде яркой мифологемы «маковая революция», привел исключительно к смене некоторых политических персоналий. Как и прежнее политическое руководство, последние не в состоянии предложить выход из сложившегося социально-экономического тупика.