Чужие грехи

Шеллер-Михайлов Александр Константинович

— Жакъ — ты ангелъ! воскликнула Евгенія Александровна, цлуя его руку. — Ты возвращаешь мн спокойствіе!.. Но если она ихъ не отдастъ?..

— Ахъ, Женя, какія глупости! проговорилъ мужъ съ улыбкой. — Что за особенное благополучіе няньчиться съ чужими дтьми! Они, я думаю, княжн уже давно успли надость…

— О, ты ее не знаешь! Она изъ ненависти ко мн не отдастъ ихъ! возразила Евгенія Александровна.

— Тогда мы велимъ отдать ихъ, многозначительно отвтилъ господинъ Ивинскій. — Вообще, дитя мое, ты ужасно впечатлительна. Надо-же привыкнуть смотрть хладнокровно на вещи. Тебя волнуетъ такой пустякъ, какъ какая-то выжившая изъ ума старуха. Ну, поупрямится и покорится необходимости.

Право на твоей сторон и, надюсь, на твоей-же сторон средства заставить людей уважать это право. Надо-же, наконецъ, теб понять, что ты не какой-нибудь беззащитный ребенокъ.

— А ты мн поможешь, если это понадобится? ласковымъ тономъ спросила Евгенія Александровна, заглядывая ему въ глаза.

— Я? разсмялся господинъ Ивинскій. — Глупенькая, тутъ вовсе и не нужно моей помощи. Въ этомъ можетъ помочь теб любой изъ моихъ секретарей, изъ моихъ чиновниковъ…

Евгенія Александровна успокоилась и отдохнула отъ всхъ тревогъ этого дня вечеромъ въ театръ.

VII

«Я давно желала лично переговорить съ Вами на счетъ моихъ дтей, но, къ счастію, наши общіе друзья и родственники во время предупредили меня о Вашемъ нежеланіи принять меня… Это заставляетъ меня обратиться въ Вамъ письменно и просить Васъ прислать во мн моего сына… Какъ мать, я крайне озабочена его участью и желала бы лично заняться его окончательнымъ воспитаніемъ… Мн было бы тяжело, если бы онъ погибъ, подобно своему отцу, не будучи направленъ на хорошую дорогу… Я надюсь, что Вы поймете…»

Княжна читала и перечитывала эти отрывки полученнаго ею письма и ровно ничего не могла понять й сообразить, хотя, повидимому, въ немъ все было ясно высказано.

— Софья, Софья! позвала она свою врную подругу жизни. — Прочти, пожалуйста, что это тутъ она пишетъ мн… Я ничего сообразить не могу!..

Софья взяла письмо, прочла его до половины и раздражительно произнесла:

— Чего же не понять то тутъ! Женичку требуютъ къ матери! Этого только не доставало!.. Просили, забыли, а теперь, изволите видть, любовь восчувствовали!.. О, чтобъ ихъ не было!..

— Дура, дура! воскликнула княжна. — На что онъ ей? Что ему у нея длать!.. Вотъ глупости! это мистификація какая-то! Я ея руки не знаю, можетъ быть, это вовсе и не она пишетъ!.. Это гнусная продлка, просто! Скажите, пожалуйста, столько лтъ не думала о дтяхъ, а теперь… Да нтъ, не можетъ этого быть!

— Это ея лакей принесъ, сказала Софья.

— Да она съ ума сошла! ее въ сумашедшій домъ запрятать бы нужно! горячилась княжна, совсмъ измнившаяся въ лиц. — Такъ я ей и отдамъ Женю! Смотрть на развратъ матери, быть прихлебателемъ въ чужомъ дом! Нтъ, они тамъ просто помшались вс!

Княжна заковыляла въ волненіи по комнат, бормача что то въ полголоса.

— Но вдь она иметъ право требовать его, тихо замтила Софья.

— Право! право! воскликнула раздражительно княжна. — И ты туда же! Какія такія права могутъ быть у распутной матери, бросившей своихъ дтей? Гд это такіе законы есть?

— Но, начала Софья.

Княжна снова перебила ее въ раздраженіи.

— Пригласи сейчасъ же Петра Ивановича! проговорила она. — Надо поговорить съ нимъ. Все же мужчина!

Софья удалилась. Княжна снова взяла письмо Евгеніи Александровны. — «Наши общіе друзья и родственники во время предупредили меня о Вашемъ нежеланіи принять меня,» перечитывала снова княжна. — Скажите, пожалуйста, у насъ нашлись общіе друзья и родственники! А, это премило! Она и я связаны узами родства!.. «И я не знаю, въ сущности, за что Вы питаете ко мн ненависть, по, какъ мать, я не могу смотрть безъ тревоги на то, что мой сынъ воспитуется

подъ вліяніемъ женщины, старающейся очернить меня», читала дале княжна. — Она не знаетъ, за что ее можно презирать! Не знаетъ! Угнетенная невинность!.. Гд у этихъ женщинъ стыдъ и совсть!.. На кто же, однако, это передалъ ей въ такомъ случа, что я ненавижу ее?.. Княгиня Марья Всеволодовна? Мари?.. Ахъ, вс он способны на мелкую сплетню… вс!..

Княжна задумалась: она вспомнила все, что она говорила объ Евгеніи Александровн; она поняла, какъ должно было все это раздражить Евгенію Александровну, когда та узнала мнніе княжны; она начала смутно сознавать, что письмо вызвано желаніемъ «насолить» ей, княжн. «Мелкая душонка!» бормотала княжна въ волненіи и въ ея душ начинали уже шевелиться упреки себ за излишнюю рзкость, за высказыванье своихъ мнній о людяхъ какимъ нибудь Мари Хрюминымъ. Она уже упрекала себя за вчные промахи и ошибки, за неумнье хитрить и быть осторожной… «Старая сумасбродка! старая сумасбродка!» шептала она, сдвигая плотно свои черныя брови.

— Батюшка, тебя то мн и надо! воскликнула княжна, завидвъ входившаго въ эту минуту въ ея кабинетъ Петра Ивановича. — Что это еще стряслось надъ нами. Вонъ, читай, Евгенія мать къ себ требуетъ… Скоропостижно встревожилась объ его участи!.. Подъ дурнымъ вліяніемъ, видишь-ли, онъ воспитуется… разврата мало видитъ…

Пожавъ руку княжны, Петръ Ивановичъ наскоро просмотрлъ поданное ему письмо.

— Дло-то скверное! сказалъ онъ, качая головой.

— Да я же ей не отдамъ дтей! ршительно сказала княжна.

— Все равно, она вытребуетъ ихъ, отвтилъ онъ.

— Да я заявлю, что она такая женщина, что дти у нея не могутъ жить, волновалась княжна.

— Вы этого не можете сдлать, сказалъ Петръ Ивановичъ. — Владімиръ Аркадьевичъ принялъ при развод всю вину на себя и за нею осталось право и выйдти снова замужъ, и взять къ себ дтей.

Княжна ничего не понимала, не хотла понять.

— Да, наконецъ, что же это мы дтьми, какъ пшками, играть можемъ, что-ли? раздражительно говорила она. — Захотимъ — выбросимъ въ чужой уголъ, захотимъ — опять къ себ потребуемъ. Разв такъ можно. Вдь ты разбери сумбуръ то какой выходитъ: поссорились отецъ съ матерью и вышвырнули дтей; понадобились отцу ихъ деньги и сталъ онъ меня пугать, что снова возьметъ дтей къ себ; обозлилась на меня ихъ мать за неуваженіе къ ней и снова тащитъ ихъ къ себ. Да что же это такое? На что это похоже? Вдь не крпостные это, что-ли, холопы безправные они разв?

Петръ Ивановичъ сознавалъ, что старуху было не легко убдить въ неизбжности отдачи дтей матери.

— Это только по обоюдному соглашенію и можно уладить, попробовалъ замтить онъ. — Надо переговорить вамъ съ нею…

— Мн съ нею? Да ни за что, ни за что! воскликнула княжна. — Со всякой негодяйкой объясняться! ужь не прикажешь-ли кланяться ей, умолять ее?.. Выдумалъ тоже!.. Да я порога къ ней никогда не переступлю и ее къ себ на порогъ не пущу!.. Я, батюшка, слава Богу, не проходимка какая-нибудь, чтобы якшаться Богъ знаетъ съ кмъ… Объясняться съ такою личностью!..

— Петръ Ивановичъ, изъ этого только худо выйдетъ, осторожно вмшалась въ разговоръ Софья. — Вы знаете Олимпіаду Платоновну, чего она наговоритъ Евгеніи Александровн.

— И наговорю, и наговорю! строптиво воскликнула княжна. — Не стану же я за всякою кокоткой ухаживать и любезничать съ нею!

— И худо сдлаете, если не станете, сказалъ Петръ Ивановичъ. — Надо переломить себя!

— Ну, батюшка, стара я, чтобы себя ломать!

— А дтей отдать легче?

— Да что вы вс одно и тоже поете: дтей отдать, дтей отдать! совсмъ гнвно сказала княжна. — Я ихъ не отдамъ — вотъ и все!