Дар Авирвэля
Шрифт:
— Сам решай, что тебе лучше, — продолжал ворчать Далий Мар, нисколько не помогая ситуации. — И определись наконец, маленькая дева: то ты хочешь остаться и кричишь о нежелании возвращаться в Йеру, то начинаешь ныть и сетовать на то, что можешь изменить в любой момент. На самом деле, врат между мирами более чем бесчисленно, и я могу показать тебе ближайшие. Они как раз по пути. Но если твоё сердце склоняется к Эвасу и его законам — что ж, просим к нашему пиру. Ты рискуешь лишь своей ничтожной жизнью. Выбирай, где готов умереть без боли и сожалений, даже пройдя через тысячи мук!
— Я просто делюсь с вами переживаниями. Зачем так напирать-то…
— Привыкай. Эту ужасную привычку имеют все разумные существа, вне зависимости от происхождения и возраста. Да, пёсик? — старик ехидно улыбнулся и потёрся о тонкий ствол дерева, ставший временной спинкой. Инглия вновь выглянула из-за облака и ущипнула светлые колдовские глаза. — А-а, поскорее бы зиму…
— Скажите честно, Далий Мар, — переменил тему Артур, глянув на любимого пса, — вы хотите, чтобы я остался, потому что уверены, что я выживу, или из-за любопытства?
— Так на так. У меня есть причины полагать, что ты вполне способен пережить завершение Авирвэля. И мне любопытно посмотреть, что же случится, если ты останешься.
— А почему вы полагаете, что я выживу?
— Сам догадайся. Я-то в твои годы…
Но продолжения не последовало. После чрезмерного увлечения колдовством и, к тому же, продолжительного пути в одинокие места изнурённого старика сморил тёплый весенний сон. И до этого его речь превращалась в набор едва уловимых мягких звуков, а теперь походила больше на мемеканье и булькающий бубнёж. Поэтому Артур, прикрыв ноги Далия Мара пледом, решил оставить его наедине со страшными (по рассказам Амико) сновидениями. А сам, достав из кармашка снятого седла букет полевых цветов, сорванный во время хода через поля, принялся вить пестрящий свежестью венок. Мерлин жевал травку, сидя рядом и грея задние лапки о ногу хозяина. И, когда небольшие яркие цветы почти превратились в самую красивую нарнийскую корону, юношу побеспокоила подруга, бесшумно подсевшая под боком. В карих глазах плясали несказанные слова, а губы разливались улыбкой. Но понять причину такого настроя, сколько Артур не пытался, ему не удалось. Он отложил венок в сторону (некоторые стебельки всё ещё выпирали наружу) и глянул на Киаму так мягко, как только мог. Однажды этот взгляд будет назван «даром весенней инглии».
Оказалось, что Киама хотела поболтать по пустякам. Они уже давно не беседовали о погоде, о простых детских вещах и своём самочувствии, поэтому сейчас разговор шёл как нельзя лучше. Благодаря этому выяснилось, что головная боль девушки только усилилась и следовало обратиться за помощью к одному из взрослых. Но не сейчас — ведь они оба прикорнули, устав от постоянной езды и только увеличивающихся проблем. И пускай дети тоже чувствовали себя несколько измотанно, их восприятие неудач всё же отличалось от взрослого. Такая твёрдая убеждённость в решаемости любых сложностей даже навевала скуку.
Уходить с этой сказочной полянки не хотелось совершенно. Мягкие травы покрывали её, как большое пушистое одеяло, и растущие по краям деревья создавали приятнейший тенёк, берегущий от неопасных лучей инглии, поэтому встать с насиженного места оказалось нечеловечески трудно. Примятое место выглядело, как уютное гнездо, спрятаться в которое было бы высшим из наслаждений, однако дорога торопила. Поныв о своём несчастье, Артур всё же смирился, а через час почти не чувствовал никакого разочарования. Хотя та милая полянка снилась ему ближайшие дни, как снится голодному его любимая еда.
Устав от бесцельного пути (все, кроме Далия Мара, забыли, куда идут), компания всё же рискнула двинуться вдоль железной дороги, снова мелькнувшей на пути. Поезда ходили редко, так как двигались не очень быстро и имелись в количестве десятка штук, поэтому никакой особой угрозы никто не чувствовал. Вода постепенно заканчивалась, а родники скрывались от путников, не журча и не блестя на свету, поэтому пить пришлось реже. Но с твёрдой пищей, к счастью, дела обстояли куда лучше, ведь Айва умел охотиться и охотно учил этому любопытного Артура. Позже к ним присоединилась и Киама, но говорила, что сделала это «просто от скуки». Однако, когда дело доходило до свежевания ещё тёплой оленины, Артур тут же бросал начатое дело, едва сдерживаясь от тошноты. Троица постоянно потешалась над этой неоднозначностью, а Киама вовсе подсовывала другу отрезанные куски, на которых ещё болталась шерсть.
Рыхлое несолёное мясо королевского розового оленя постепенно приелось, оставаясь на языке даже во сне, а немногочисленные дикие ягоды не могли скрыть надоедливый вкус. Малое количество воды всё чаще приводило к сухому причмокиванию, раздражая слух. Но деревни и города, тем не менее, всё равно приходилось объезжать стороной. Никто не хотел быть пойманным и осуждённым, а именно к этому бы привёл даже самый безобидный поход за проточной водой. Но их странствие дошло до того, что и Артур, склонный к авантюрам и приключениям более своих друзей, всё чаще настаивал на привалах. Останавливались они, вопреки ранним приказаниям, возле цивилизации, и каждый раз юноша старался подобраться как можно ближе. Трижды его вылазки принесли пользу: вода, немного морковки, зелёного лука и — слава Богу — соли, и суп с олениной приобретал новые краски! Но живот юноши, не привыкший к диким условиям жизни, в первый раз воспринял это совершенно противоположно своему хозяину, поэтому сон получился скомканный и прерывистый, а пробуждение не подарило ничего, кроме сонливости и головной боли. В остальные же разы всё окончилось гораздо приятнее.
Кстати, о головной боли. Как и люди, эльрины по большей части видят не дальше собственных проблем. Единственным, кто по-настоящему думал и заботился о страдающей Киаме, ожидаемо оказался Айва. Он постоянно напоминал спутникам, что нужно подумать об ухудшающемся состоянии подруги, а те каждый раз соглашались и делали небольшую остановку. Но головная боль только усиливалась. Под конец ещё одной недели пути, когда пугающее ущелье возникло на горизонте, Киама начала терять сознание, а до Далия Мара наконец дошло, чем же она могла отравиться. Айва и Артур ждали вердикта несколько дней.
— Конечно, вегилейский яд позволяет расправиться с эвассари быстрее и мучительнее — всего за пару дней, — как обычно, колдун начал лекцию, призванную насытить его самомнение. Остальные уже привыкли к этому и даже не пытались вставить слово. — Однако такой способ устранения банален и недостаточно жесток. С точки зрения древнего зла, конечно же. Не хмурьтесь, Айва, я говорю правду. Так, чтобы принести настоящие муки — чаще всего кому-то другому, — профессионалы наподобие вашей кошмарной сестры используют более изощрённое, экзотическое и сложно добываемое средство. Раствор из дияна.
— Диян… Что-то знакомое…
— Цветок с вашей родины, невежда.
— А-а-а, точно! То-то я думаю, слово знакомое. Это ведь… «хитрый яд». Да, я помню, что читал про это растение в книге по ботанике. Как же давно это было… Но неужели Амико всерьёз отравила им Киаму? Зачем?
— Это вопрос к вам. Я не лезу в ваши отношения. Но факт остаётся фактом: все симптомы точны, как прицелы опытного лучника.
— А где найти противоядие?
— Вы так уверены, что оно существует?
…Наступило молчание. Возможно, самое неловкое и болезненное из когда-либо наступающих в Эвасе. Но и оно вскоре оборвалось смехом недружелюбного колдуна.