Догоняя рассвет
Шрифт:
— Умоляю, давай передохнем, — почти плаксиво протянула Амари. — Сколько можно без отдыха бродить?
Клайд и сам не заметил, что пребывал в безостановочном движении уже несколько часов. Выносливость Амари определенно заслуживала похвалы, хотя бы самой скупой и сдержанной, но с губ пастора сорвался всего-навсего тяжелый вздох.
Асиденская площадь, в шаге от которой остановились Клайд и Амари, являлась сердцем Иристэда — здесь гремели праздничные гуляния, здесь же казнили приговоренных. Порой, одно другому не мешало. К счастью, эту ночь не настигли ни торжество
Амари села на каменный бортик, и Клайд нехотя присоединился.
Ночь выдалась спокойнее, чем он ожидал: до площади доносились лишь отдаленные крики из увеселительных заведений, не имевших ни малейшего оттенка ужаса или скорби — ничего, что вызвало бы подозрений. Оставалось тешить себя тем, что несмотря на безрезультатность дозора, Клайд поступал правильно, и ни единой проведенной минуты в ночном городе он не обменял бы на сон в теплой постели.
Клайд не сразу уловил, что Амари странно притихла, и поднял на девушку насупленный взгляд, как бы невзначай. Охваченная какими-то неспешно плывущими мыслями, Амари водила пальцами по воде, рисуя вымышленные фигуры на темно-синей глади. С выражением спокойной задумчивости девушка производила совсем иное впечатление, отчего Клайд невольно загляделся.
Если отбросить темные ссадины, не добавлявших лицу красоты, Амари должна была быть привлекательна мужчинам. Ясные голубые глаза блестели живой искрой, в некрупных мягких чертах заложено что-то детское и невинное, что дополняли небольшие пухлые губы, создающие неизъяснимое ощущение чистоты и добросердечности, когда не улыбались с желчью. Темно-русые волосы заплетены в две толстые косы, — выбившиеся у лба пряди колыхались по повелению свежего ветерка.
— Я солгала, — неожиданно сообщила Амари. — У меня нет семьи. Я жила в месте, где даже друзей заводить опасно, поэтому одиночество мне не чуждо.
Клайд вздрогнул: у них было больше общего, чем он мог себе представить. Какая-то застарелая боль зашевелилась в его душе, буквально застав врасплох, и проявленное доверие со стороны Амари подкупило священника поддержать ее в этом нелегком признании.
— Иногда мне кажется, что я тоже совсем один. Отец Рю и Лироя — Дайодор Моретт взял меня в семью, когда я был мальчишкой семи лет, настоящих родителей уже и не вспомню. Меня тепло приняли в доме, но я-то знал, что являюсь посторонним человеком. Это сложно преодолеть. В любом случае я благодарен Дайодору за то, что он для меня сделал, и хочу нести в массы его идеи о доблести и благочестии. Но, похоже, город еще к этому не готов…
Клайд было одернул себя за чрезмерную откровенность, но встретил глаза Амари, в которых роилось столько мыслей и чувств, сколько нельзя ожидать от целого зала прихожан под сводами храма, и подумал, что открыл сердце не зря.
Хотя бы ради этого взгляда.
— Как вернемся, напомни дать тебе лечащую мазь.
— Волшебную? — встрепенулась Амари.
—
Амари валилась с ног. Было наивно полагать, что источником усталости стал бодрый темп дозора, куда правильнее признать, что бессилие настигло ее из-за отсутствия здорового сна, возможности для которого не представилось еще с ночи прибытия в Иристэд.
Вернувшись домой с первыми лучами багровой зари, Амари застала в обеденном зале Лироя. Он сонно потягивался, не сменив мятой сорочки, но лицо уже успел скрыть за щедрым слоем белил. В сутках много минут, но существовала ли хотя бы одна, когда Лирой Моретт не оберегал свою личность столь ревностно?
— Как погуляли? — в приподнятом настроении он расположился за столом.
— Мне нужно в храм, — Клайд спешил облачиться в сутану. — Я должен быть готов к обедне.
— Даже не вздремнешь?
— У меня нет на это времени.
Клайд покинул зал, взойдя по лестнице, ведущей, судя по всему, к хозяйским спальням, — увлеченная догадками, Амари не заметила, как за спиной выросла фигура Рю.
— Обошлось без приключений? — не сводя с Лироя неподвижного взгляда, осведомился он у Амари.
— Скука смертная, — отозвалась она, ощущая смятение между враждебно настроенных братьев. — Меня, к счастью, храм не зовет, поэтому разрешите откланяться в постель.
Проскочив мимо Рю из зала, Амари завернула в коридор, но какая-то неведомая сила, — вероятнее всего, обыкновенное человеческое любопытство, — заставила ее остановиться и навострить слух.
— Что? — начал Лирой, посчитав, что остался с Рю наедине.
— Ты нужен сейчас Иристэду.
— Прости, что не хочу следовать воле отца, — тон Лироя звучал злой иронией.
— Ты ничему не следуешь! Считаешь, у тебя собственный путь? Не обманывайся, его нет.
— Я лучше останусь вором, чем продолжу его дело!
Воцарившееся молчание насторожило Амари. Подумав о риске попасться, она собралась отправиться по коридору дальше, но тут Рю вновь заговорил:
— Мне погано на тебя смотреть, — в свои слова он вложил столько ненависти и отвращения, что аж зашипел на Лироя змеем.
— А когда было иначе? — голос дрогнул под давлением чувства, распознававшегося Амари как глубокая внутренняя боль.
Удаляющийся в конец зала тяжелый шаг Рю обозначил конец разговора. Амари подалась вперед, стремясь избежать возможного разоблачения, но была остановлена прижатым к горлу кинжалом.
— В этот раз у меня получилось застать тебя врасплох, — шепот склонившегося над ухом Лироя обдал кожу горячей волной. Обездвиженная приставленным лезвием, Амари чувствовала, как приятель улыбался за ее спиной, будучи страшно довольным собой.
— Впечатляет.
— Спасибо, — поблагодарил он и одним ловким движением убрал клинок за пояс. — Я должен быть зол на тебя, за то, что ты подслушивала, но такие, как мы, не могут иначе, верно? А теперь отправляйся к себе.