Догоняя рассвет
Шрифт:
— Уверен?
Клайд кивнул головой, не дав себе время на раздумья. Вероятно, чтобы не засомневаться.
Небо горело алым предрассветным пламенем, в еще непроснувшемся воздухе царила прохлада. Спокойная гладь воды ласкала низ отвесной скалы, Клайд примостился на краю каменного уступа, покрытого клочками травы, и обратил глаза к багровому горизонту, где над далекими сопками с пологими склонами рдела пленительная заря. Пахло горным мхом из расщелин и поднимавшейся с реки сыростью.
Амари села рядом, свесив ноги с утеса. По благоговению возникшем на лице девушки можно
Амари определенно была не глупа: обычно бойкая на язык, она чувствовала, когда следует помолчать, и Клайд искренне довольствовался ее тихим обществом, ведь признание страха требовало покоя. Но мог ли покой найти сердце того, кто не в силах был выбрать, что хорошо: оттолкнуть от себя Амари или поверить ей самые страшные тайны.
— Я — маг, — не зная с чего начать, проронил Клайд, внутренне ожидая осуждения, так как сам себя он судил за это.
— И давно оно у тебя? — спросила Амари так, будто речь шла о тяжелой болезни. Очевидно, проявление магии повергло ее в глубокий шок.
— С рождения, обнаружил в семь лет, — Клайд поник головой, приближаясь к той части истории, о которой он предпочел бы молчать, но упоминание которой было неизбежно, — когда убил свою семью.
Из глубин памяти поднялся многоголосый крик, холодя в жилах кровь. Треск пламени сильней и сильней клокотал в сердце Клайда, заковывая пастора в напряженную неподвижность. Он вспоминал детский ужас перед несущим смерть и разрушение огнем. Пожар, учиненный Клайдом без умысла, пожирал все на своем пути, но обходил стороной создателя, обдавая его только жаром. Однако, что удушало сильнее — пекло, обхватившее Клайда, или вина за свой грех, которую ему предстояло пронести через всю жизнь, — тогда еще сложно было сказать.
— Я этого не хотел, — сдавленно прошептал Клайд. — Я не умел и до сих пор не умею пользоваться магией, а доступных сведений о ней практически нет. Она пугает меня. Она вредит. Я бы все отдал ради того, чтобы узнать, кто я на самом деле, и что за сила живет внутри меня. Извини, что все произошло так внезапно.
Клайд боялся поднять голову, боялся столкнуться с порицанием в глазах Амари, ведь его преступление ничего другого не заслуживало.
— Это было действительно… феерично, — ее шутливая ирония разогнала тревогу, и Клайд заглянул в лицо Амари, лишенное ожидаемого выражения критики. — Надеюсь, ты не собираешься воспламениться рядом со мной?
— Рядом с тобой я чувствую спокойствие, — их доверительная беседа побудила обнажить сердце, — с тобой мне не страшно. Но оттого только хуже.
Чем больше Клайд привязывался к Амари, тем больнее становилось их неминуемое расставание. Без знания магии, Клайд ощущал себя снарядом с медленно горящим фитилем, и когда фитиль догорит, он унесет жизни всех, кто окажется поблизости.
Едва ли Клайд сможет перенести еще одну потерю.
Тем временем из-за горизонта протянулись первые стрелы солнечных лучей. Рассвет разогнал туман над зелеными сопками, покатыми плантациями виноградников, виднеющимися вдали; внизу заискрилась лента реки. Клайд смотрел на Амари и не верил, как столько храбрости и ума могло сочетаться с обликом молодой девушки. Его потянуло к ней неведомой силой, заставившей склониться непозволительно
— Нет, так нельзя.
Он отпрянул от нее, возвращаясь к рассудку.
— Я предан своему долгу и клятве, не стану ни мужем, ни отцом…
— Я не прошу тебя ни о том, ни о другом, — голос Амари огорченно дрогнул, чем только подстегнул подвести черту жестко и бесповоротно.
— Дело не только в этом, — возразил Клайд, набираясь все больше решимости, — во мне течет неконтролируемая сила, мне не хотелось бы навредить тебе. Я обречен на одиночество по своей природе и в силу долга. Никто из священников в этом городе не соблюдает обет, но для меня важно оставаться верным своему решению. Если я поддамся, чем буду лучше?
На том они поставили точку. Клайд надеялся больше не возвращаться к подобного рода разговорам, хоть и тяжело отпустить человека, с которым говорить было приятно так же, как и молчать.
Глава 7
Ночь греха и пламени
Храм стал ему вторым домом. Нигде душа Клайда не чувствовала себя более свободно, как под сводами, полными запаха воска и ладана. Вернувшись в храм Святого Зазриела, Клайд убедился, что здесь его место, и жизнь свою он должен посвятить праведности, не допускавшей сумасбродства.
Он был горд собой, что в чистоте мог найти удовлетворение и достоинство.
Клайд шел со стороны исповедален, погруженный в религиозные мысли, в которых привык искать утешения, и каково стало его удивление, когда в безлюдном, затянутом тишиной зале, он увидел Рю, замершего напротив витражного образа бога в алтарном окне.
— Рю Моретт посетил храм? — мягко улыбнулся Клайд, чем привлек к себе внимание брата. — Должно быть, произошло что-то серьезное?
Приблизившись к Рю, Клайд вскинул глаза на изображение, собранное из кусочков цветного стекла. Лучи полуденного солнца производили поразительный эффект присутствия Всевышнего.
— Сможет ли хотя бы он простить мне все грехи? — пребывая в угрюмой задумчивости, промолвил Рю.
«Хотя бы он?» — что-то терзало совесть Рю настолько, что он уже не надеялся на прощение от близких, существование которых не приходилось ставить под вопрос так, как ставил он под вопрос существование бога.
— Святой пророк Зазриел писал, что нет непростительного зла для того, кто пришел к раскаянью, вопрос в том, сможешь ли ты простить себя сам, — голос Клайда разливался в тишине бархатным звучанием. — Что тревожит тебя?
Рю молчаливо не сводил с витража глаз, ища в себе храбрость заговорить.
— Снова поссорился с Лироем? — предположил Клайд, подталкивая брата поделиться тем, что гнело душу.
— Я правда слишком строг к нему?
— Тебе пора отпустить его, Лирой уже давно не беззащитный маленький братик, требующий попечения. Поздно учить его морали, — проговорил Клайд и грустно вздохнул: — Вы оба одинаково важны для меня, и мне больно смотреть, как два самых родных человека не могут прийти к согласию спустя столько лет.