Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов
Шрифт:
Сія мысль принудила меня воспомнить о всемъ учиненномъ мною въ сей жизни похвалы достойномъ, или покрайней мр сносномъ. Если ты думаешь, что въ томъ есть нчто излишнее. Я весьма сомнваюсь, чтобъ ты не вспомоществовалъ мн изслдовать добрыя мои дла; ибо я не прежде учинился столь зловреднымъ человкомъ, какъ съ самаго знакомства съ тобою. Однако старайся мн помочь. Не имлъ ли я какихъ добрыхъ свойствъ, о коихъ и ты былъ извстенъ? Воспомни, Белфордъ. Мн приходитъ нчто на мысль: но ты ничего того не можешь привести себ на память, что я позабылъ.
Мн кажется я смло могу сказать, что главнйшей мой порокъ происходитъ отъ сего пола, отъ сего проклятаго пола, составляющаго пріятность и мученіе моей жизни! Не воспоминай
Признайся, виноватъ ли я въ томъ, что обожаю сей полъ; женщины вообще должны еще боле меня за оное любить. Он то исполняютъ, и я чистосердечно ихъ за оное благодарю; выключая нкоторыхъ любезнинькихъ, кои приводятъ меня въ гнвъ, то темъ, то семъ, и которыя, подъ видомъ что любятъ добродтель изъ любви токмо къ ней, желали бы изключительно видть меня въ своей власти.
До какой степени мысли мои заблуждаются! Ты мн говорилъ нсколько разъ, что любишь мои восторги. Врь, что я со временемъ удовольствую твой вкусъ; ибо я никогда столько не любилъ, какъ теперь люблю, и вроятно будетъ нужно имть великое терпніе прежде, нежели исполню то важное дло, если только ршусь оное исполнить. Прощай, дражайшей Белфордъ.
Письмо СIV.
Въ Четвертокъ въ вечеру 1 Апрля.
Теперешнее мое положеніе позволяетъ мн къ теб писать, и ты можетъ быть получишь весьма довольно моихъ писемъ. Я имла съ Г. Ловеласомъ новую ссору, въ слдствіе которой воспослдовалъ тотъ случай, котораго ты мн совтовала не пропускать, если оный предложенъ будетъ честнымъ образомъ. Здсь спрашивается, укоризнъ ли я твоихъ достойна или твоего одобренія за то, что оставила оный безъ всякаго дйствія.
Нетерпливый человкъ присылалъ ко мн нсколько разъ просить позволенія со мною свидться, въ то время когда я къ теб писала послднее мое письмо, не имя ничего особеннаго мн сказать, какъ повидимому то, дабы доставить мн удовольствіе его слушать. Кажется, что онъ самъ великое принимаетъ удовольствіе въ своей болтливости, и что когда запасется какими ни есть пріятными изрченіями, то необходимо желаетъ, чтобъ я слушала его изъясненія. Однако тщетно онъ предпринимаетъ таковое стараніе. Я не весьма часто оказывала ему такую милость, чтобъ хвалить его краснорчіе, или изъявлять къ тому столько удовольствія сколько онъ того желаетъ.
Написавши мое письмо, и отправивши человка Г. Гикмана, я хотла удалится въ свой покой, но онъ упросилъ меня остаться, и выслушать то, что хотлъ мн еще сказать. Въ разговор его ничего чрезвычайного не заключалось, какъ я то примтила; но жалобы, укоризны, видъ и голосъ съ которыми онъ говорилъ, казались мн наполненными наглостію. Онъ не можетъ жить, сказалъ онъ
Потомъ я вошла съ нимъ въ боковую горницу, будучи столь раздражена, дабы ничего отъ тебя не скрыть; а тмъ боле, что видла его спокойно расположившагося въ своемъ дом, нимало не помышляя о своемъ отъзд. Скучной нашъ разговоръ вскор начался. Онъ продолжалъ меня раздражать, и я повторила ему нкоторыя изъ тхъ откровеннйшихъ намреній, о которыхъ уже прежде упоминала Я ему особенно сказала, что часъ отъ часу я гораздо становлюсь недовольне сама собою и имъ; что онъ кажется мн изъ числа тхъ людей, которые не заслуживаютъ ни малйшей благосклонности, когда совершенне познаны бываютъ и что до того времени не могу быть спокойна, пока онъ меня не оставитъ свободною располагать самой собою по вол.
Моя вспыльчивость казалась привела его въ удивленіе: но дйствительно онъ мн казался выведеннымъ изъ терпнія, запинаяся, и не имя ничего сказать въ свое защищеніе, или чтобъ могло извинить надмнные его взоры, когда онъ зналъ что я къ теб писала, и что дожидались моего письма. На конецъ, будучи еще въ гнв, я съ торопливостію его оставила, объявивши ему, что я желаю сама разполагать моими длами и моимъ временемъ… будучи нимало не обязана отдавать въ томъ ему отчета. Онъ находился въ чрезвычайномъ безпокойствіи, пока со мною не увидлся; и когда я не могла отказать, дабы его не принять; то онъ предсталъ съ покорнйшимъ и почтительнйшимъ видомъ.
Онъ мн сказалъ, что я его принудила войти въ самаго себя, и что хотя не заслужа никакой укоризны со стороны своего намренія, онъ чувствовалъ что его нетерпливость конечно оскорбила мою разборчивость, что разсуждая о томъ довольно долгое время, онъ даже до сего дня не могъ примтить, что она не всегда согласовалась съ истинною учтивостію, которую онъ старался оказывать, желая избгнуть всякаго ласкательства и лицемрства, къ коимъ, какъ ему было не безъизвстно, я имла великое отвращеніе: что впредь я усмотрю во всемъ его поведеніи такую перемну, какой должно надяться отъ человка, признающаго себя толико моимъ сообществомъ почтеннымъ, что никто не имлъ столько удивленія, какъ онъ, относительно къ разборчивости моего разума и моихъ чувствованій.
Я отвчала на сію учтивость, что можетъ быть должна его возблагодарить за то открытіе, которое онъ учинилъ, и не мене его просила не забыть, что истинная учтивость и откровенность всегда должны быть между собою согласны; но какой бы злощастной жребій не повергъ меня въ его сообщество: однако я по справедливости соболзновала, что сіе познаніе произошло довольно поздо, потому что будучи столь знатнаго роду и воспитанія, мн весьма странно кажется, еслибъ у него не доставало онаго.
Онъ нимало не думалъ, сказалъ онъ мн, чтобъ велъ себя такъ худо, что заслужилъ толико строгой выговоръ.
Можетъ быть учинила я ему оной несправедливо, возразила я. Но если онъ въ томъ увренъ; то мои укоризны послужатъ ему къ учиненію другаго открытія, которое бы обратилось въ мою пользу; имя такую причину быть довольнымъ самимъ собою, долженъ онъ усмотрть во мн гораздо мене великодушія, не токмо тмъ что кажусь чувствительнйшею къ сему новому униженію, по коему онъ можетъ быть почитаетъ себя обиженнымъ, но что по истинн готова пристать къ каждому его слову.
А какъ онъ началъ защищать себя противъ тхъ укоризнъ, къ которымъ онъ приготовился; то его ненависть къ ласкательству не помшала ему отвчать мн, что онъ всегда удивлялся, съ неизреченнымъ удовольствіемъ, превосходнымъ моимъ дарованіямъ и благоразумію, которое ему казалось удивительнымъ въ моихъ лтахъ, что невзирая на то худое мнніе, которое я о немъ имю, онъ почиталъ все то справедливымъ, что я ни говорила, и что впредь онъ не будетъ имть никакого другаго правила кром моего примру и моихъ совтовъ.