Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов
Шрифт:
Не надйся примиренія, которое принуждаетъ теб пренебречь случай положиться на такого покровителя, каковъ твой Ловеласъ, въ качеств мужа. Я покрайней мр воображаю себ, что если ты тогда будешь опасаться какой ни есть обиды; то конечно сіе будетъ токмо отъ него. Какія должны быть его намренія, когда онъ упускаетъ т обстоятельства, въ коихъ не можно его подозрвать, не узнавши причины? Я тебя не хулю. Ты конечно не могла иначе изъясняться, какъ молчаніемъ и краскою, когда сей безумной отркся, даже и въ своей покорности отъ тхъ правилъ, которые ты ему предписала находясь къ другомъ положеніи. Но, какъ я уже нсколько излишне сказала; то опасаюсь, чтобъ темъ не внушить въ тебя страха… Впрочемъ, я тебя увряю,что ты его нимало не щадила.
Я теб сказала въ послднемъ моемъ письм, что роль, которую ты должна выдержать чрезвычайно
Впрочемъ я по собственной моей гордости чрезвычайно досадую, что толико презрительной человкъ сего пола могъ получить такое торжество надъ особою моего пола.
При всемъ томъ, я признаюсь, что восхищаюсь твоею бодростію. Толико кротости, когда кротость прилична, толико твердости, когда твердость необходима; какое великодушіе!
Но я разсуждаю, что въ теперешнихъ твоихъ обстоятельствахъ, не худо бы было употребить нсколько осмотрительности и учтивства. Человколюбіе, которое онъ изъявляетъ, когда видитъ тебя пришедшею противъ него въ ярость, нимало ему не сродно. Я представляю его себ колеблющагося, въ нетерпливости, такъ какъ ты его описываешь, отъ превосходства твоихъ поправленій. Но Ловеласъ есть ни что инное, какъ дуракъ. Не подвергайся нимало ни гнву ни любви.
Ты чрезвычайно глубокомысленно пишешь, любезная моя, въ первомъ изъ твоихъ двухъ писемъ, касательно Г. Гикмана и моей матушки. Въ разсужденіи моей матушки, оставь такую важность. Если мы теперь не весьма хорошо обходимся; то въ другое время не будемъ худо обходиться. До тол, пока я способна приводить ее въ улыбку, даже и въ самомъ величайшемъ ея гнв, [хотя иногда она и старается отъ того воздерживаться] то ето будетъ еще весьма добрый знакъ; знакъ изъявляющей, что ея гнвъ не чрезвычайно великъ, или что оный не можетъ долгое время продолжаться. Впрочемъ, честное слово, благосклонный взглядъ, которой покажу ея любимцу, приводитъ перваго въ восхищеніе, а другую нсколько успокоиваетъ. Но твое положеніе пронзаетъ мое сердце, и, не взирая на мое легкомысліе, они должны иногда оба принимать участіе въ моей скорьби, которая произходитъ отъ неизвстности твоего жребія, наипаче когда по нещастію не могла теб доставить такого покровительства, которое бы тебя спасло отъ пагубнаго поступка, коего необходимость я съ тобою оплакиваю.
Анна Гове.
Письмо СIX.
Ты мн повторяешь, дражайшая моя, что мои платья, и нсколько денегъ, которыя я оставила, никогда мн не пришлютъ. Однако я еще не отчаяваюсь получить оныя вщи. Рана еще не излчена. Когда ихъ страсти укротятся; то они станутъ судить о такихъ вщахъ совсемъ иначе. Чего не должна я надяться посредствомъ такой ходатайницы, какъ моя дражайшая и великодушная матушка? Плняющее снисхожденіе! увы! Колико мое сердце обливается кровію, и колико еще о ней терзается!
Ты не желаешь, чтобъ я помышляла о примиреніи! Нтъ, нтъ, сія мысль нимало меня не ласкаетъ. Я весьма знаю тому препоны. Но дражайшія мои желанія не должны ли къ тому стремиться? Въ разсужденіи сего человка, чего могу я боле надяться? Когда бы я и хотла предпочесть бракъ тмъ покушеніямъ, которыя я почитаю себя обязанною учинить для моего примиренія; но ты видишь, что бракъ не совершенно отъ меня зависитъ.
Ты говорить, что онъ гордъ и наглъ, такъ конечно. Но думаешь ли ты, чтобъ онъ когда ни есть не вознамрился привести меня въ равенство съ своею гордостію Что ты думаешь, дражайшая моя пріятельница, когда совтуешь мн вникнуть нсколько боле въ его поступки? Мн кажется, по истинн, что я никогда не имла такого намренія. Я тебя смло увряю, что если я примчу въ Г. Ловелас хотя нкій видъ, изъявляющей намреніе меня понизить;
Но поелику я не имю другаго покровителя кром его; то и не почитаю его способнымъ употребить ко зло мое состояніе. Если онъ претерплъ ради меня великія затрудненія; то конечно отъ самаго себя. Пусть онъ обвиняетъ въ томъ, если ему угодно, собственной свой нравъ, которой былъ поводомъ къ ненависти моего брата. Я, въ разсужденіи того, не скрыла отъ него моихъ чувствованій. Впрочемъ обязывалась ли я когда нибудь съ нимъ какимъ общаніемъ? Изъявляла ли я къ нему когда любовь мою? Желала ли я когда продолженія его стараній? Еслибъ наглость моего брата не разстроила съ начала всего дла; то не весьма ли вроятно, чтобъ я, по моему равнодумію, отвергнула гордаго сего человка, и принудила бы его возвратиться въ Лондонъ такъ какъ въ обыкновенное его жилище? Тогда вся бы его наджда и требованія прекратились; потому что онъ не получилъ бы отъ меня нималйшаго ободренія. День его отъзда кончилъ бы нашу переписку; и, поврь мн, что ни когда бы она и не начиналась, еслибъ не пагубное приключеніе вовлекло меня въ оную, для пользы другаго. Колико я была безразсудна не имвши въ томъ ни малйшаго участія. Думаешь ли ты, и думалъ ли онъ самъ, чтобъ та переписка, которая, по моему мннію долженствовала быть маловременною, и которую, какъ ты не безъизвстна матушка моя не считала важною, дошла до столь нещастнаго окончанія, еслибъ я не была угнтаема съ одной стороны и обманута съ другой? Хотя бы ты меня и почитала въ совершенной его зависимости; то какой предлогъ имлъ бы онъ мстить мн за проступки другаго, отъ коего какъ не безъизвстно, онъ претерплъ мене нежели я? Нтъ, дражайшая Гове, не возможно, чтобъ онъ подалъ мн причину ожидать отъ него толикаго злодянія, и толь мало великодушія.
Ты не желаешь, чтобъ я разскаявалась о небольшихъ распряхъ, востающихъ между твоею матерью и тобою. Не должна ли я быть чувствительно тмъ тронута, когда он востаютъ отъ меня! И не должна ли усугубиться скорбь, когда он возбуждаемы моимъ дядею и прочими моими родственниками? Но позволь, сказать мн можетъ быть и съ излишнею нжностію находясь въ таковыхъ обстоятельствахъ, что умренныя жалобы, чинимыя тобой въ разсужденіи твоей матушки, дйствительно обращаются противъ тебя самой. Слова, которыя приводятъ тебя въ оскорбленіе, я хочу, я приказываю, я хочу чтобъ мн повиновались, не ясно ли показываютъ, что ты поступаешь противъ ея воли?
Я еще скажу нчто относительно къ нашей переписк, которая теб кажется безопасна съ особою твоего пола. Я равномрно думала, что не боле была опасна и та переписка, которую я имла съ Г. Ловеласомъ. Но естьли повиновеніе есть долгъ; то проступокъ состоитъ въ нарушеніи онаго, какіябъ ни были обстоятельства. Никогда не будетъ похвалы достойно возставать противъ власти тхъ, коимъ мы обязаны жизнію. Напротивъ того, естьли справедливо, что оно заслуживаетъ наказаніе, то видишь, сколь строго я наказана; и сіе то хочу теб доказать собственнымъ моимъ примромъ. Однако, я прошу въ томъ у Бога прощенія; но мн весьма много стоитъ, подать теб совтъ совершенно противной моимъ пользамъ; и клянусь моею честію, что я и сама не въ состояніи тому слдовать; но естьли жребій мой не перемнится; то я учиню новыя о томъ разсужденія.
Ты подаешь мн весьма хорошій совтъ о томъ поведеніи, которое я должна имть съ моимъ хозяиномъ; и я можетъ быть постараюсь въ томъ утвердиться, выключая той учтивости, которая совершенно не прилична, дражайшая моя Гове, свойству твоей искренной и врной пріятельницы,
Кл. Гарловъ.
Письмо CX.
Ты не можешь сумнваться, дражайшая моя Гове, чтобъ обстоятельства моего побга, и притворные крики слышанные мною у садовыхъ дверей, не въ печатлли во мн жесточайшихъ безпокойствъ. Колико я трепетала отъ единой мысли впасть въ руки такого человка, которой былъ способенъ подло меня обмануть предумышленною хитростію! Какъ онъ ни предстанетъ глазамъ моимъ; мое негодованіе востаетъ противъ него отъ сей мысли, тмъ боле, что я, кажется, усматриваю на его лиц нкое торжество укоряющее меня въ моемъ легковріи и моей слабости. Можетъ быть внутренно ощущаетъ онъ равномрное веселіе и удовольствіе, какое изъявляетъ и на лиц своемъ.