Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов
Шрифт:
Можетъ быть, любезная моя, онъ отчасти и искренно признавался въ своихъ извиненіяхъ. Я съ трудомъ могу поврить, чтобъ будучи въ его лтахъ могъ онъ быть столь злостенъ, какъ о немъ думаютъ. Но человкъ сего свойства, будучи начальникомъ надъ шайкою такихъ людей, каковыми описываютъ его сотоварищей, [вс богаты, неустрашимы, и способны къ такимъ предпріятіямъ, коихъ я по нещастію учинилась примромъ] кажетcя мн чрезвычайно опаснымъ.
Его равнодушіе ко всенародному мннію есть другое его извиненіе. Я нахожу оное хулы достойнымъ. Чего можетъ надяться женщина отъ такого человка, которой столь мало помышляетъ о собственной своей слав. Съ сими веселыми своевольцами съ удовольствіемъ
По симъ правиламъ, дражайшая моя, по симъ разсужденіямъ, взять верьхъ надъ такимъ человкомъ… о естьли бы Богу было угодно… Но къ чему послужатъ теперь сожалнія! Къ какому же прибгнуть покровительству, когда бы я отъ него отреклась.
ПИСЬМО CXII.
Въ пятницу 1 Апрля.
Я ничего не знаю столь безумнаго, какъ вс сіи Гарловы. Что ты хочешь, чтобъ я теб сказалъ, Белфордъ? Должно низвергнуть красавицу, хотя бы вс безсмертные духи ее охраняли; по крайней мр только чтобъ видимо окружая ее не изторгли изъ моихъ рукъ, и не унесли ее въ воздушныя селенія.
Мой страхъ, единой мой страхъ состоитъ въ томъ, чтобъ двица послдовавшая мн съ толикимъ отвращеніемъ, не предложила своему родителю такихъ договоровъ, которые могли бы быть приняты; то есть чтобъ не оставила меня, дабы предаться Сольмсу. Я стараюсь изъискать средство, дабы предостеречь себя отъ столь жестокой опасности. Но Гарловы, кажется, ршились кончить въ мою пользу то дло, которое начали.
Сколь много глупыхъ тварей находится въ свт! Уменъ ли ея братъ, не зная, что тотъ, которой даетъ себя подкупать для предпріятія худаго дла, можетъ быть равно подкупленнымъ и противъ того, которой его употребляетъ, наипаче когда ему представляется случай получить сугубую пользу отъ его вроломства? Ты самъ, Белфордъ, ты никогда не можешь проникнуть даже и въ половину моихъ намреній!
[Здсь расказываетъ онъ тотъ разговоръ, которой имлъ съ Клариссою, о крик 23; своего повреннаго, которой она слышала въ садовыхъ дверяхъ. Равномрно и т обстоятельства, которыя уже читаны были въ предшествующемъ письм. Потомъ продолжаетъ такимъ образомъ:]
Не удивляешься ли ты искуству твоего друга въ самыхъ хитрыхъ обманахъ? Видишь, сколь близко находился я отъ истинны. Я не прежде отъ оной удалился, какъ увривши, что шумъ произшелъ безъ всякаго приказанія, но отъ единаго движенія незапнаго страха. Естьлибъ я дйствительне ей признался, то она по своей гордости была бы поражена видя себя почитаемую за несмысленную, никогда бы мн въ томъ не простила.
Естьлибъ по случаю я учинился воинственнымъ Героемъ: то пушечной порохъ былъ бы мн безполезенъ. Я опровергнулъ бы всхъ моихъ враговъ одними токмо хитростями, обращая вс ихъ умыслы на ихъ самихъ.
Но что ты скажешь о сихъ отцахъ и матеряхъ?… Да сжалится надъ ними Боже! Естьлибъ провидніе учавствовало боле въ ихъ повденіи нежели въ нескромности; то не
Моя любезная вскор узнаетъ до какой степени ихъ гнвъ противъ ее простирается. Я ласкаюсь, что тогда она будетъ оказывать мн довренность. Тогда я возревную, что не былъ любимъ съ такимъ предпочтеніемъ, какого мое сердце желало, и тогда доведу я ее до познанія силы любви и признательности. Тогда, тогда то я буду воленъ похищать съ ея устъ поцлуи, и не уподоблюсь тому бдному умирающему съ голоду человку, и которой видитъ предъ собою самой сладкой кусокъ, а коснуться до него не сметъ. {Два стишка взятые изъ Англинской комедіи.}
Но помню, что прежде я былъ не смлъ съ женщинами. Я и теперь еще таковъ. Не смлъ! Однако кто лучше меня знаетъ сей полъ? Сіе безъ сомннія произходитъ отъ того, что весьма коротко оный знаю. Когда я разсуждаю о самомъ себ, сравнивая съ другимъ поломъ, то нахожу, Белфордъ, что человкъ моего свойства иметъ въ душ нчто подобнаго женщинамъ. И такъ, какъ Тирезій онъ познаетъ ихъ мысли и склонности столь же хорошо, сколь и сами они. Женщины скромны, а я почти такимъ же бываю; съ тмъ токмо различіемъ что я исполняю дломъ то, что он думаютъ. Но нескромныя женщины простираются еще въ семъ дале нежели я, какъ въ своихъ мнніяхъ такъ и въ длахъ.
Хочешь ли ты, чтобъ я теб доказалъ сіе мнніе? Оно состоитъ въ томъ, что мы своевольцы, любимъ скромность въ женщин, когда скромные женщины, [я разумю тхъ, которыя притворно оными кажутся] предпочитаютъ всегда безстыднаго человка. Откуда сіе произходитъ, какъ не отъ истиннаго сходства въ самой природы? Сіе то вроятно побудило стихотворца сказать, что всякая женщина въ сердц своемъ своевольна. Он должны доказать лживость сего ложнаго оклеветанія.
Я также помню, что читалъ въ нкоемъ Филозоф, что нтъ ни въ комъ подобной злости, какъ въ злой жен. Можешь ли ты мн сказать, Белфордъ, чье ето прекрасное изреченіе? не Сократово ли? Жена его была сущая злость. Или Соломоново. {Г. Ловеласъ не лучше отгадалъ приводя оное изъ Сократа. Сей стихъ взятъ не изъ Соломона а Екклезіаста, глава 25 я.}
Царь Соломонъ! Ты безъ сомннія, слыхалъ о семъ цар. Моя матушка, которая совершенно была простая женщина, научила меня еще въ моемъ младенчеств отвчать Соломонъ, когда меня спрашивала, кто былъ мудре изъ всхъ человковъ. Но она никогда мн не сказывала, откуда происходила его мудрость, которая не была вдохновенна.
Клянусь честію, Белфордъ, мы не такъ злы, ты и я, чтобъ не могли быть еще зле. Теперь нужно намъ сохранить то положеніе, въ коемъ мы теперь находимся.
Письмо CXIII.
Въ Пятницу 14 Апрля.
Вотъ обстоятельства разговора, которой я только кончила съ г. Ловеласомъ, и которой я должна назвать пріятнымъ.
Онъ съ начала увдомилъ меня о томъ что, по его свденіямъ, друзья мои вдругъ оставили намреніе гнаться за мною, или опять наложить на меня иго, и что ему остается только знать, что я хочу сама длать, или что бы онъ длалъ.