Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов
Шрифт:
И такъ пусть ето будетъ любовь. Но чья любовь!
Одного Ловеласа, скажешь ты мн.
Разв одинъ только находится Ловеласъ въ свт? Сколько Ловеласовъ могли чувствовать впечатлніе столь прелестнаго виду и толико удивительныхъ качествъ? Ея слава меня начала помрачать; ея красота и изящность разума наложили на меня оковы. Теперь соединясь вмст вс сіи силы составляютъ непоколебимыя узы, и принуждаютъ меня почитать ее достойною моихъ нападеній и всего моего честолюбія.
Но имла ли она ту откровенность, и ту непорочность, съ коею она должнабъ была познать сію любовь?
Нтъ.
И такъ если справедливо, что любовь въ ней дйствуетъ; то нтъ ли съ оною
Что должно изъ сего заключить? не ужели безпримрная Кларисса любитъ такого человка, котораго она не должна любить; не ужели она притворствуетъ? Не ужели ея добродтель основана на гордости? Если сіи три заключенія справедливы; то безподобная Кларисса не инное что, какъ женщина?
Какимъ образомъ можетъ она увеселить такого любовника, какъ ея: приводить его въ трепетъ, его, которой пріобыкъ торжествовать надъ прочими женщинами; приводить его въ сомнніе о томъ, къ нему ли ощущаетъ она любовь или къ кому ни есть другому, не имя надъ самой собою справедливой власти въ такихъ случаяхъ, которые она почитаетъ самыми важными для своей чести? [видишь, Белфордъ, что я о ней сужу по собственнымъ ея мнніямъ,] но она доведена несправедливостію другаго даже до того, что оставила родительской домъ, ухала съ такимъ человкомъ, коего свойства она совершенно знала, и основывала бракъ свой на многихъ отдаленныхъ и нимало невроятныхъ предложеніяхъ, когда бы причина ея соболзнованій могла оправдать всякую другую женщину; но надлежало ли Кларисс отверзать свое сердце тому негодованію, коимъ, какъ теперь себя осуждаетъ, толь сильно была тронута.
Но расмотримъ любезную сію двицу, которая вознамрилась уничтожить свое общаніе, которая нимало не расположилась придти на мсто свиданія съ своимъ любовникомъ, котораго она знала смлость и неустрашимость, коему она общаясь не однажды не сдержала даннаго своего слова, и которой пришелъ, какъ она должна уже того ожидать, въ томъ намреніи, дабы оказать свои услуги, то есть, въ твердомъ предпріятіи ее похитить. Разсмотримъ сего человка, которой дйствительно ее похитилъ, и которой учинился совершеннымъ надъ нею властелиномъ. Нтъ ли, еще я повторяю, другихъ Ловеласовъ чрезвычайно дерзкихъ и непоколебимыхъ, которые бы были ему подобны, хотя бы они и не могли совершенно произвести въ дйствіе своихъ намреиій такими же средствами?
И такъ справедливо ли, чтобъ Кларисса была слаба, слдуя собственнымъ ея правиламъ; слаба даже и въ сихъ важныхъ случаяхъ? И не можетъ ли она учиниться еще боле таковою, въ самомъ важномъ случа, къ коему вс прочія ея слабости кажется естественно ее влекли?
Не говори мн, чтобъ для насъ, равномрно и для сего пола, добродтель была небеснымъ даромъ, я говорю здсь токмо о нравственной власти, которую каждый можетъ имть надъ своими чувствами: и не спрашивай у меня для чего человкъ склоненъ къ такимъ вольностямъ, которыхъ онъ не оказываетъ женщинамъ, да также и не желаетъ, чтобъ он были подозрваемы? Тщетныя доказательства, поелику недостатки жены гораздо прискорбне бываютъ ея мужу, нежели недостатки мужа его жен. Не разумешь ли ты, колико ненавистное разстройство моглибъ произвести первыя въ наслдствахъ фамилій? Преступленіе не можетъ быть равномрно. Впрочемъ я читалъ гд то, что женщина создана для мущины: сія зависимость налагаетъ еще важнйшій долгъ добродтели.
Ты Ловеласъ! [можетъ быть сказалъ бы ты мн, если бы я тебя мене зналъ.] Ты, требуешь толико совершенствъ въ женщин!
Такъ, требую отвчалъ бы я теб. Знаешь ли ты великаго Кесаря? Знаешь ли ты, что онъ отвергъ свою жену по одному простому подозрнію. Кесарь такой же былъ своеволецъ, какъ и Ловеласъ,
Однако я признаюсь что можетъ быть не было никогда такой женщины. которая бы столько походила на Ангела, какъ моя Кларисса. Но еще повторяю, не учинила ли она такихъ поступокъ, которые сама осуждаетъ? Поступокъ, къ учиненію которыхъ публика и собственная ея фамилія не почитали ее способною, и которыхъ любезнйшіе ея родители не хотятъ ей простить? Не удивляйся, что я не признаю за справедливость, въ честь ея добродтели, извиненіе по причин истиннаго ея негодованія. Гоненія и искушенія не суть ли опытъ добродтельныхъ душъ! Нтъ никакихъ препятствій ни чувствованій, которыя бы добродтели давали право уничтожить-я самой собою.
Начнемъ опять. Думаешь ли ты, чтобъ тотъ, которой могъ отвесть ея столь далеко отъ ея пути, не былъ ободренъ успхомъ простирать дале свои замыслы? Здсь дло идетъ токмо о опыт, Белфордъ. Кто будетъ страшиться опыта въ разсужденіи толь безподобной двицы? Ты знаешь, что я нкогда любилъ производить опыты надъ молодыми женщинами весьма знатнаго достоинства и имени. Весьма удивительно, что я не находилъ еще ни одной, которая бы боле мсяца или до истощенія моихъ замысловъ оный непоколебимо выдержала. Я изъ того вывелъ весьма непріятныя заключенія, и если не найду такой, коей добродтель былабъ непоколебима; то ты увидишь, что въ состояніи буду отречься клятвою отъ всего онаго пола. И такъ вс женщины должны теперь со вниманіемъ взирать на умышляемой мною опытъ, кто есть та, которая зная Клариссу, не отдалабъ ей добровольно всей чести. Да явится та, которая въ томъ ей откажетъ, и да исполнитъ вс обяза тельства будучи на ея мст.
Я тебя увряю, дражайшей другъ, что я чрезвычайно высокія имю мысли о добродтели, равно какъ и о прелстяхъ и совершенствахъ, до которыхъ я не въ состояніи былъ достигнуть. Вс своевольцы не говорили бы о томъ съ толикимъ почтеніемъ. Онибъ страшились осуждать самихъ себя, одобряя то, что презираютъ. Но благоразуміе всегда составляло похвальную часть моего свойства.
Діаволъ имющей великое участіе, какъ ты можешь думать, въ предумышляемомъ мною намреніи, повергъ праотца нашего жесточайшимъ опытамъ; поступку своему сей мужъ обязанъ возстановленіемъ своей чести послдовавшими потомъ и наградами. Невинная особа, будучи по нещастію подозрваема, не должна ли желать, чтобъ вс такія сумннія объяснены были?
Ренольдъ, въ Аріост, не принялъ чаши Кавалера Мантуана, нимало не желая подвергать себя опыту. Сочинитель приписываетъ тому весьма хорошія причины.,,Для чего искать мн того, отъ чего пришелъ бы въ отчаяніе, нашедъ оное? Моя жена полу слабаго. Я не могу имть о ней лучшаго мннія. Еслибъ я находилъ причины почитать ее мене; то нещастіебъ относилось ко мн.,, Но Ренольдъ не отрекся подвергнуть опытамъ ту Госпожу прежде, нежели она учинилась его женою, и когда онъ могъ получить выгоды отъ ея свденій.
Что касается до меня, я бы не отвергъ той чаши, хотябъ былъ женатъ и хотябъ сіе послужило только къ утвержденію меня въ томъ добромъ мнніи, которое бы я имлъ о честности любезной моей супруги. Я весьма бы хотлъ знать, голубя или змя согрваю я въ своемъ ндр?
Словомъ, что бы должно подумать о такой добродтели, котораябъ опасалась опытовъ, и слдственно о такой женщин, котораябъ оныхъ избгала? Я заключаю, что для совершеннаго утвержденія честности столь изящной двицы, необходимо нужно ее испытать, и кому же, если не тому коего она обвиняетъ, что приводилъ ее въ слабость даже и въ мало важномъ случа? Собственная ея польза того требуетъ не токмо потому, что онъ уже учинилъ надъ нею нкое вначатлніе, но и потому, что соболзнованіе ея о томъ показываетъ, что она будетъ впредь осторожне при новыхъ нападеніяхъ.