Дверь в лето (сборник)
Шрифт:
— 4,563.
— Логарифм?
— Что, сэр?
— Разве ты не слышал об этом в школе?
Юноша в смущении повернулся к нему.
— Я не особенно долго ходил в школу, сэр. Наши люди не признавали Конституцию и меня взяли в школу только после смерти отца.
— Ага. Логарифм — это степень, в которую возводится определенное число, называемое основанием, а число степени называется логарифмом. Тебе это ясно?
Либби напряженно задумался.
— В школе я не всегда успевал, сэр.
— Будьте внимательны. Если вы десять возведете во вторую степень, в квадрат, вы получите сто. Следовательно, логарифм ста при основании десять — два. Итак, чему равен логарифм девяноста двух?
Либби на мгновение задумался.
— Я не могу получить целого числа, это дробь.
— Очень хорошо.
— Тогда это приблизительно 1,978.
Роудес повернулся к капитану.
— Мне этого достаточно.
Дойль задумчиво кивнул.
— Да, этот юноша, кажется, производит арифметические расчеты чисто интуитивно. Но установим, что он может.
— Я боюсь, что для этого его придется отправить на Землю.
— Вы не отправите меня домой? — спросил Либби. — Мать будет очень недовольна.
— Нет, нет, не бойтесь. Я же не могу заплатить вам жалование за полгода. Когда вы сменитесь с вахты, я исследую вас в психометрической лаборатории. Нам хочется узнать, что вы еще можете.
В следующие часы капитан и навигатор дали уроки, на которых были рассмотрены: во-первых, теорема Пифагора, во-вторых, закон движения Ньютона и закон баллистики Кеплера, в третьих, объяснено, как без ошибки на глаз определять длину, площадь и объем. Ему объяснили теорию относительности, и он захотел кое-что добавить от себя, но когда юноша хотел заговорить, капитан Дойль поднял руку.
— Этого достаточно. Вы же загоните себя до упаду! Идите в постель, а завтра снова придете ко мне. Я забираю вас из рабочей группы.
— Так точно, сэр.
— Впрочем, как ваше полное имя?
— Эндрю Джексон Либби, сэр.
— Ну, мне кажется, ваша семья напрасно имела что-то против Конституции. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, сэр.
После того, как он ушел, офицеры обсудили свое открытие.
— Что вы об этом скажете, капитан?
— Ну, он, конечно, гений — один из несостоявшихся гениев, которые появляются время от времени. Я засажу его за книги, потом он покажет, что может. Меня не удивит, если на некоторые вещи у него появится собственный взгляд.
— С трудом можно поверить, что зачастую получается из этих парней — а на Земле они ни к чему не пригодны.
Дойль кивнул.
— В этом и заключается их проблема. У них тоже появляется чувство, что они никому не. нужны.
С помощью камер сгорания и дюз астероид был выведен на новый курс. Через несколько недель Восемьдесят восьмой мчался по проложенной для него траектории к Солнцу.
Как только он достигнет нужной точки, двигатели выведут его на новую орбиту. Потом он получит новое имя: “З — М–3” — станция “Земля — Марс — три”.
В сотнях миллионов километров от них другие экспедиции выводили на ту же орбиту между Марсом и Землей два других астероида. Как только З — М–1, З — М–2 и З-М–3 займут свои места, ни один космический корабль, следующий с Земли на Марс и обратно, не будет слишком далеко от твердой поверхности небесного тела, от спасения.
На три недели, пока Восемьдесят восьмой мчался в свободном полете к Солнцу, капитан Дойль сократил рабочее время для своих людей. Они построили отель и превратили маленькую долину под крышей в сад. Камни были измельчены, смешаны с удобрениями и засеяны культурами анаэробных [55] бактерий. Потом высадили растения, которые уже в течение тридцати поколений культивировались в Луна-Сити и были вполне приспособлены к таким условиям. И Восемьдесят восьмой стал похож на родной дом, если не считать низкого тяготения.
55
Способных жить в бескислородной среде.
Но когда они по касательной достигли предполагаемой орбиты, снова был введен строгий распорядок дня; Дойль держался на черном кофе и только изредка ему удавалось перехватить пару часов сна.
Либби поручили баллистический калькулятор, который корректировал курс — три тонны думающего металла. Ему нравились большие машины.
В последний день перед выходом на орбиту удары дюз стали чаще. Либби сидел в правом кресле у пульта компьютера и монотонно бормотал расчеты следующего включения дюз, а Дойль, нервничая, стоял около него и временами поглядывал через плечо согнувшегося навигатора. Конечно, расчеты сходились, но вдруг возникнут какие-нибудь неполадки? Еще никто и никогда не перемещал такую массу. Предположим, она улетит слишком далеко…? Бессмыслица! Исключено! Несмотря на это, он был очень рад, когда критическая точка ускорения осталась позади.
Связист коснулся его локтя.
— Сообщение с флагманского корабля, сэр.
— Прочитайте.
— Флагман — Восемьдесят восьмому. Личное сообщение капитану Дойлю. Будем поблизости и наблюдаем за маневром. Кирни.
Дойль улыбнулся. Симпатичный старик. Как только все это будет позади, он пригласит адмирала к себе на обед.
Дюзы снова заработали. Помещение задрожало. Сразу же после этого было получено сообщение наблюдателя.
— Дюза девять в норме, дюза десять в норме, — но тут Либби внезапно замолк.
— Что случилось, Либби? — спросил Дойль. — Вы заснули? Свяжитесь с Полярной станцией, мне нужен параллакс.
— Капитан… — голос юноши дрожал.
— Ну что, да говорите же!
— Капитан, прибор вышел из строя.
— Скайерс! — седая голова главного механика появилась из-за калькулятора.
— Я уже здесь, сэр. Мы получили такое же сообщение.
Он вновь исчез, но через пару минут появился снова.
— Дефект гироскопа. Ремонт займет не меньше двадцати часов, сэр.
Капитан отвернулся. Навигатор взглядом проследил за ним. Дойль снова повернулся, бросил взгляд на хронометр, потом обратился к навигатору:
— Роудес, если в ближайшие семь минут я не получу данных, нам конец. У вас есть какие-нибудь предложения?
Роудес тупо покачал головой.
Либби резко вмешался.
— Капитан…
Дойль повернулся.
— Да?
— Данные таковы — дюза тринадцать: — семь — запятая — шесть — три. Дюза двенадцать: шесть — запятая — девять — ноль. Дюза четырнадцать: шесть — восемь — девять.