Двуглавый орел
Шрифт:
Глава шестая
Думаю, никогда меня так не потрясала случайность человеческого существования, контраст между спокойным величием пейзажа и ничтожностью воинственных людей, как в то августовское утро. Пока мы летели на север вдоль долины Изонцо, над горными склонами внизу вспыхивали крохотные взрывы утреннего обстрела. Потом солнце наконец поднялось над вздымающимся впереди массивом Юлийских Альп и превратило клочки летнего снега на тройной
Возможно, присущее войне безумие было менее очевидным в степях Галиции, где марширующий солдат обычно возвышается надо всем, находящимся в поле зрения. Но все же, хотя для меня, удобно усевшегося наверху, в обдуваемой ветром кабине аэроплана в двух тысячах метрах над страдающим человечеством, нелепость всего этого была так очевидна, я сомневался, что эти философские размышления утешат несчастных в окопах и у батарей внизу.
Пока мы летели на север над Толмейном, я попытался определить основные ориентиры по карте. В инструкции гауптмана Краличека содержались точные приказы относительно операции. По одному ему известным причинам нам предстояло пересечь линии окопов под Монте-Саботино, на другом берегу реки у Гёрца, потом повернуть на север и лететь над удерживаемой итальянцами территорией, пока мы еще раз не пересечем линию фронта у Толмейна.
Но черта с два я собирался следовать инструкции. Одним из первых и самым главным правилом в карьере военного было научиться тому, как далеко можно зайти в игнорировании приказов, и я не принимал указания Краличека слишком серьезно.
Мы пролетели от Виппако до Гёрца, обогнули Сельва-ди-Тернова и плато Байнсидза, потом резко свернули вправо и следовали вдоль Изонцо до Толмейна, большую часть пути оставаясь в целях безопасности на нашей стороне глубокой долины. Во время той войны в Альпах одной из опасностей для аэропланов был обстрел не только снизу, но и сбоку, а и порой (хотя со мной, слава богу, такого не случалось) и сверху. В общем, "фронт"— слишком сильное слово для цепочки застав и рядов колючей проволоки, беспорядочно разбросанных на горных склонах у Толмейна. Мне удалось лишь понять, что линия фронта поднималась из долины Воллария к пику Мрзли Врх, а потом шла чуть ниже вершины Монтенеро перед нами.
Я хотел свернуть на северо-запад под Толмейном и лететь к Монтенеро, но заметил огонь зениток в нашу сторону от Мрзли и передумал, решив взять восточнее. Но как объяснить это решение Тотту? В таком свисте ветра было бессмысленно кричать ему в ухо, да и в любом случае он плохо понимал по-немецки. И тут меня осенило. Почему бы нет?
Я вытащил блокнот и карандаш и нацарапал: "Verte ad orientem XX grada, altitudiem sustine" [17] . Потом похлопал Тотта по плечу и показал записку. Он выглядел слегка удивленным, но кивнул и повернул штурвал, и как раз вовремя — слева с яркой оранжевой вспышкой и облаком черного дыма разорвался зенитный снаряд.
17
Verte ad orientem XX grada, altitudiem sustine(лат.)— поверни на 20 градусов к востоку. Сохраняй высоту.
Я обрадовался, что удалось избежать неприятностей, но еще больше был доволен, что мы с Тоттом, похоже, наконец-то нашли общий язык, хотя и таким неудобным способом. Над "Худышкой Эммой" мы оказались в восемь двадцать пять, как и планировали.
Погода была хорошей, туман в долине на противоположном склоне
Хотя по карте я и знал, где находится пушка, но никаких признаков гаубицы "Шкода", скрытой в соснах, я не заметил. Эксперты по камуфляжу отлично сделали свою работу. Я отстучал азбукой Морзе буквы ВВС, как было согласовано, и увидел взлетающую из леса белую ракету — сигнал, что они приняли сообщение.
Потом возникла какая-то заминка, и мы сделали круг. Что-то явно пошло не так. Но нет, вот взлетела зеленая ракета — сигнал, что мы можем начинать. Огромное орудие зарядили и подготовили к выстрелу. Наша задача — найти ему цель.
А это, как я понял с самого начало, будет нелегко. Итальянцы не были дураками и тоже тщательно закамуфлировали батарею гаубиц в своей горной долине, даже повесили экраны из проволочной сетки в качестве звукопрерывателя, чтобы нельзя было вычислить ее местонахождение по звуку. Я также прекрасно знал, что как только над ними появится аэроплан, они прекратят стрельбу, пока тот не скроется.
А значит, нам крупно повезло, что одна из гаубиц впервые за день выстрелила именно тогда, когда мы показались из-за хребта. Я пропустил вспышку, но разглядел через бинокль остатки коричневого дыма от кордита после выстрела.
Я наспех нащупал руками в толстых летных перчатках карандаш, чтобы пометить позицию на карте, и отбил координаты ключом рации, пока Тотт поворачивал к югу. Это даст нашим артиллеристам область примерно в квадратный километр для прицела.
Как только они нанесут удар, я буду использовать примитивный буквенно-цифровой код, чтобы откорректировать обстрел. "Д" и затем количество метров при перелете, "Б" — при недолете, "Л" — если они попали левее и "П" — правее. Целью было завершить процесс сигналом "ПП" — прямое попадание. Насколько я успел изучить гаубицу "Шкода 42см", я сомневался, что понадобится больше одного сигнала "ПП".
Она говорит мало, как я понял, но зато приводит веские аргументы. Мы успели вернуться из-за гряды обратно, когда гаубица "Шкода" выстрелила в первый раз. Даже с тысячи метров сверху взрыв был таким огромным, что до сих пор стоит перед глазами. Конечно, я уже видел работу крупнокалиберных пушек, ведь до войны служил артиллерийским офицером на линейном корабле, до сих пор в качестве доказательства у меня сохранились легкие дефекты слуха в верхних регистрах.
Но я никогда раньше не видел, как стреляет настолько большое орудие, и уж тем более в это время не заглядывал практически ему в ствол. Меня поразило, что было видно, как от огромного оранжево-коричневого пятна, внезапно вспыхнувшего в темном лесу, расходятся волны, подобно кругам на воде, заставляя деревья гнуться и качаться, будто на них налетел ураган.
Несколько секунд спустя ударная волна настигла наш хлипкий аэроплан, и он запрыгал, как горный козел. На мгновение стал виден огромный снаряд, достигший высшей точки траектории над горным хребтом и теряющий скорость, прежде чем обрушиться на цель.
Я мог представить себе — без особого удовольствия — чувства итальянских артиллеристов, когда он несся к ним с ревом курьерского поезда, но упал выше по склону горы. С моей позиции это выглядело как извержение вулкана: круг скал и леса около пятидесяти метров в диаметре внезапно поднялся в воздух, будто под ним зашевелился гигантский крот, затем изверг огромное облако желтоватого дыма, в то время как могучие сосны разлетались, как спички.