Единоборец
Шрифт:
– Если ты собираешься ее оживить, мы тебе не позволим, – говорит андроид. – У нас есть задание, и мы его выполним. Ты не можешь нам помешать.
– Кто вас прислал?
– Я тебе этого не скажу. Нам нужно было убить женщину, и мы ее убили. Ты можешь уйти. Я тебе все сказал. Если ты не уйдешь через минуту, ты уже не уйдешь никогда.
– Приятно было поговорить, – отвечаю я. – Впервые вижу устрицу с таким сильным интеллектом, как у тебя.
– Ты уходишь? – спрашивает он.
– Нет. Я тоже не хочу вас убивать, но у меня нет другого выхода.
Робот улыбается почти человеческой улыбкой. Интересно, это только внешняя имитация, или он действительно умеет испытывать простые эмоции?
В этот момент снова слышится шум, теперь гораздо ближе. Робот поднимается, и я отпрыгиваю от него. Его огромная рука не успевает меня достать. Он начинает снимать плащ. Он делает это не спеша, чтобы дать возможность проснуться остальным членам своей команды. Роботы поднимают головы, встают, сбрасывают плащи. Они готовятся к схватке. Готовятся все семнадцать, несмотря на то, что перед ними всего лишь человек, один человек. Практически безоружный. Они окружают меня со всех сторон. Некоторые из них еще подергивают плечами, это значит, что переключение на спинной мозг еще не завершилось. Вожак продолжает смотреть на меня вполне осмысленным взглядом. Возможно, он умеет использовать оба мозга одновременно.
– Твоя минута прошла, – говорит он. – Прошла, но ты остался. Ты еще можешь уйти.
– А как насчет острова скелетов? – спрашиваю я.
Функция «остров скелетов», встроенная в мой мозг, означает, что мой мозг может руководить боевыми роботами безо всяких соединительных шнуров.
Комната имеет четыре двери, которые связывают ее с другими помещениями первого этажа. Плюс входная дверь, плюс лестница, ведущая на второй этаж. Вожак резко оборачивается, и одновременно с ним оборачиваются все устрицы. Теперь им не до меня. В каждом из дверных проходов появился робот-партнер. Еще двое спрыгивают с лестницы. Они действительно напоминают скелетов, с одним только отличием: у них слишком маленькие головы, величиной с кулак ребенка. В головах размещены два десятка глаз, глядящих сразу во все стороны, вот и все. Внутренностей практически нет, есть лишь тонкие силовые тяжи. Я управляю всеми ими так же, как в свое время управлял партнером.
Вожак бросается на меня, но я успеваю увернуться, прыгнув в сторону. Большая масса подводит эту гориллу: он не может быстро развернуться. Его расчет точен: все роботы-партнеры используют мой мозг, значит, не обязательно драться с ними, достаточно просто побыстрее расколоть мою голову, и на этом схватка закончится. Но устрицы настолько глупы, что не могут понять даже это. Вожак умнее их, но одного ума на всех явно недостаточно.
Шестнадцать роботов-партнеров уже в комнате, двое из них стали слева и справа от меня, остальные дерутся с разных сторон. Я впервые управляю таким количеством партнеров, но у меня неплохо получается. Они очень хорошо слушаются команд, особенно если работают в четверках. Я убираю еще двоих на собственную защиту, они становятся со всех сторон от меня. Теперь я неуязвим. Вожак снова пытается пробить мою оборону, я бросаю на него еще двух партнеров сзади. Они вцепляются и висят на нем, как собаки на медведе. Вожак пытается их сбросить, но его верхние конечности уже неработоспособны: партнеры повредили плечевые суставы. Они сбивают его с ног и приканчивают уже на полу. Их движения мощны и точны. Это очень хорошие машины, только сейчас я вижу, насколько хорошие.
Вдруг я чувствую, что один из партнеров отключается. Это меня сразу сбивает, потому что я не могу руководить нечетным количеством этих машин. Вожак снова поднимается, сбросив нападавших. Теперь у него нет одной из рук и головы. Очевидно, он сейчас полностью переключился на управление с помощью спинного мозга. Голова, лежащая на полу, продолжает смотреть и видеть, а тело продолжает драться.
Он опять бросается на меня и в этот раз одна из его поврежденных лап все-таки успевает меня схватить. Компенсация давления срабатывает, но эта тяжеленная туша падает на меня сверху и начинает откручивать мне голову. Я держусь изо всех сил, но долго ведь я не выдержу. Не больше двух с половиной оборотов, после полутора уже начнут рваться связки и мышцы. Отключаю всех партнеров, кроме ближайшей ко мне восьмерки. Все восемь сразу же прыгают на нас сверху. Отличная куча-мала: сейчас на мне как минимум полторы тонны металла. Мое тело едва выдерживает этот вес.
Хватка вожака ослабевает. Я чувствую, как слабеют стальные пальцы. Наконец, мне становится легче. Я поднимаюсь и оцениваю происходящее. У меня осталось лишь восемь партнеров. Остальные уничтожены: они стали совершенно беспомощны, как только я перестал ими руководить. Итого нас девять. Против нас – четырнадцать устриц, причем некоторые из них уже повреждены. Нормальный расклад, учитывая то, что партнеры сильнее. Я снова бросаю их в бой. Мне лично уже ничего не грозит. Я могу сосредоточится на битве и веду ее со спокойствием стратега, сидящего в отдельном шатре и передвигающего по карте условные фигурки. Устрицы отступают. Вот уже уничтожены еще двое, еще один. Это уже не схватка, а избиение.
Я подхожу к оторванной голове вожака, которая до сих пор лежит на полу, среди осколков разбитой посуды. Поднимаю ее за волосы. Она тяжелая, весит килограмм тридцать, не меньше. В ней много металла.
– Может быть, мы прекратим это? – спрашиваю я. – Еще немного, и вы все умрете. Я могу вас отпустить.
– Нет, не можешь, – шипит голова.
Наверное, ей трудно говорить, потому что она не может использовать легкие. Ее голос едва слышен и похож на змеиное шипение.
– Почему?
– Потому что мы вернемся, чтобы выполнить задание. Мы ведь все равно не отступим.
– Ты ведь умная башка, – говорю я. – Достаточно умная, чтобы принять решение. Ты можешь остаться в живых. И они тоже.
– Нет.
– Жаль, – говорю я.
– Конечно, тебе жаль. Сейчас ты теряешь драгоценные секунды. Еще немного – и ты не успеешь ее спасти.
– Спасибо за подсказку, – говорю я, – это значит, что вы убили ее совсем недавно. Я постараюсь успеть.
Я швыряю голову на пол, и она катится, как металлический шар. Партнеры продолжают добивать устриц. Сейчас им почти не требуется моей поддержки: слишком большой перевес в силах. Некоторые из мертвых устриц уже начинают разлагаться, превращаясь в уйму сороконожек, эти механические твари копошатся и ползают, пожирая тела, не только свои, но и чужие, причем, каждая стремится сожрать как можно больше. На полу под нами разворачивается новая битва: тысячи металлических насекомых сражаются друг с другом за право жить и давать потомство. Эту гадость вполне можно назвать личинками устриц. А может быть, устрицы – это личинки этой дряни. Выглядит все это отвратительно и гадко. Они пытаются кусать за ноги и меня, но не могут прокусить кожу. Они невероятно прожорливы, и понятно почему: у них есть всего несколько минут, чтобы вырасти. Для этого нужно очень много энергии и очень много строительного материала. Они прогрызают даже столешницу перевернутого стола. Тех партнеров, которые упали и остались лежать, мне уже не спасти. Сороконожки прямо на моих глазах превращают их в ничто. Они ползут по стенам и выгрызают электророзетки, вытягивают провода и пожирают их так, будто это спагетти. Они уничтожают все, что имеет хотя бы какое-то отношение к технике, а за одно и многие другие вещи, например разбитую стеклянную вазу. Возможно, им нужно стекло или просто кремний.
Металлическая голова начинает кататься по полу. Это сороконожки катают ее туда-сюда, пытаясь обгрызть ее со всех сторон. Я не могу ее спасти. Не потому что не могу прогнать металлических насекомых, а потому что вожак сам выбрал смерть. Даже если бы сейчас я предложил ему жизнь, он бы не согласился. Поэтому через минуту от него не останется ничего. Сороконожки выкатывают голову прямо мне под ноги. У нее уже нет глаз и большей части кожи. Голова тихо кричит от боли. Я вижу, как судорожно сокращаются оставшиеся мышцы. Остаточный инстинкт самосохранения. Отвалилась нижняя челюсть и блеснула полукругом идеально ровных зубов. Целая куча сороконожек бросается на голову, и я больше ничего не вижу. Но, на самом деле, это не совсем смерть. Это переработка и преобразование в новый организм, имеющий встроенную видовую память, но лишенный памяти индивидуальной.
Битва закончена. Я проверяю оставшихся партнеров. Их пятеро, и все имеют серьезные повреждения. Эти роботы больше не смогут драться. Не смогут драться хорошо, я имею в виду. Если будет нужно, они еще отдадут за меня свои жизни. Но сейчас они не нужны. Я приказываю им уйти, и они уходят.
Сороконожек стало гораздо меньше, а те, что остались, двигаются медленно, раздутые, как мешки. Большинство из них уже сожрали друг друга. Когда этих тварей останется семнадцать, они прекратят есть и расползутся по тихим и темным углам, чтобы созреть, окуклиться и дать потомство.