Эхо
Шрифт:
Шерлок.
Почему именно он? Почему?
Он так мало с ней говорит. Так мало обращает на нее внимания.
Раньше она радовалась этому факту, но теперь это расстраивает.
А если вдруг его и начинает интересовать ее персона, то только ради дела.
Почему? Не девочка же она в самом деле, чтобы верить в любовь, спавшую семнадцать лет. И не идиотка — понимает, что с таким человеком, как этот возмужавший, состоявшийся Холмс, у нее никогда и ничего не будет.
Но его голос, быстро излагающий наблюдения и выводы; изящные движения рук, повязывающих шарф; запах его кожи, смешанный с ароматом туалетной воды. Все это будто утоляет жажду, о существовании которой Молли до последнего времени и не подозревала. Шерлок не такой, как все остальные. Это,
Мысль о том, что у них есть нечто общее, о сыне должна вроде как успокаивать и… утешать? Брр, нет последнее слово скверно звучит. Нет, скверно звучит вся фраза. Юноша, которого она встретила на вечеринке у Ренди, и детектив с Бейкер-стрит вовсе не один и тот же человек. В очередной раз рассуждения о Шерлоке завели ее в тупик.
Молли отхлебывает горький, под стать ее мыслям, кофе.
Майкрофт был прав. Ей следовало уволиться из Бартса в первый же день.
========== Часть 5 ==========
Высокий молодой человек легкой уверенной походкой передвигается по коридору Бартса, на ходу накидывая кипенно-белое врачебное одеяние. Он небрежно поправляет болтающийся на шейном шнурке бейджик, чтобы тот оказался поверх халата. «Томас Уильям Хоббс, студент» значится на ламинированной карточке. Голубые, с искорками зелени глаза юноши сверкают, на губах - довольная улыбка. Он тихо напевает слышимую только ему мелодию, звучащую в наушниках.
Пройти в Бартс оказалось плевым делом, как Том и предполагал. Охрана удостоила его коротким кивком, стоило только мельком показать поддельный пропуск и состроить лицо озабоченнее — будто опаздываешь. Чтобы выглядеть постарше он даже отпустил небольшую бороденку, для чего разумеется пришлось пропускать занятия. Небритый Итонец? Исключено. Да и черт с ней, с учебой. Последнее время его донимала такая скука, что хоть вой от тоски. Все опротивело: и предметы, и одноклассники, и больше всего ненавистная черная форма, прививающая с ранних лет джентльменский стиль. С каким удовольствием он променял ее сегодня на пару выцветших джинс, футболку и кеды.
Что ему делать в Бартсе Том толком не знал. Теперь, идея уже не казалась ему такой уж забавной. Стоило скорее нацепить длинное худи, обзавестись парой баллончиков с краской и отправиться туда, где тусуются скейтеры и граффисты. Но отступать было поздно, да и эксперимент собственно только начался. Можно примкнуть к группе настоящих студентов и понаблюдать за операцией в специальной смотровой, можно отправиться на сестринский пост и попытаться обманом достать сильнодействующее лекарство… или найти еще какие-нибудь дырки в этой системе.
В шестнадцать лет «способный», «талантливый» (здесь могло быть еще несколько синонимичных понятий, которые обычно использовали учителя, чтобы описать мистера Тома Хупера) мальчишка не чувствовал в себе никакого определенного дара и это раздражало. Да, он был неплохим химиком, его знания и умения уже на данный момент соответствовали университетским. Но он относился к этому как к полезному, но уже исчерпавшему себя хобби. Биология давалась ему также легко и бабушка уже пророчила ему продолжение фамильной профессии - врача. Пожалуй, хирургия даже могла бы его заинтересовать, если бы не одно обстоятельство. Тайным кумиром Тома, в отличии от соучеников, стремившихся стать еще одним-Итонцем-парламентарием-премьер-министром, был, известный на весь мир благодаря фильму Спилберга , Фрэнк Уильям Эбигнейл-младший. Молодой мошенник, к двадцати годам, сумевший обобрать казну Америки на два с половиной миллиона(по ценам 60-х ого-го какая сумма), перевоплощаясь то в пилота, то во врача, то в юриста. Тома поражало то бесстрашие, наглость и ловкость, с которыми Эбигейл проводил свои операции. Будучи по натуре своей истинным «ботаником» («весь в мать», - любил приговорить Чарльз, который не любил приставку «дядя», когда племянник в очередной раз отказывался от похода на футбольный матч) - спокойным, тихим, избегающим
Молли только что получила стаканчик с двойным капучино из автомата, стоящего в больничном коридоре (кофеварка в ординаторской некстати сломалась), когда ее едва не сбил с ног некто выше ее на голову.
– Простите, я вас не обожгл… Что ты здесь делаешь?!
Свободной рукой она ухватилась за шнурок, к которому крепился бейджик, болтающийся на шее ее сына.
– Хоббс? С каких пор фамилия Хупер тебя не устраива… Студент?! Что происходит, Томас?- От гнева голос Молли стал глуше и ниже.
– И откуда эта щетина? Ты прогуливаешь занятия?
Том в ответ на эту тираду лишь закатывает глаза. Он облажался и теперь его ментально отшлепают как пятилетнего, как в тот день, когда он добрался таки до аптечки в ванной.
– Молли, привет.
– Невысокий блондин в «штатском» на счастье «Хоббса» появляется из-за поворота.
– Воспитываешь новые кадры?
– с любопытством смотрит он на них.
Молли отпускает бейджик.
– Джон. Ты же знаешь, самых несносных типов скидывают на меня, - она улыбается, но одними губами. Глаза все еще мечут молнии в сторону сына.
– Откроешь нам лабораторию? Дело важное, - Джон добавляет к просьбе торопливое пояснение.
– Я могу заняться этим, - вставляет свое слово Том.
– У доктора Хупер обед.
– Вы!.. Мистер Хоббс, - уже не скрывая от постороннего своего раздражения, Молли направляет на него указательный палец.
– А впрочем… Я приду, как только допью кофе. Не напортачь, сынок, - вкладывая в последнее слово всю язвительность, на какую она способна, произносит патологоанатом и отдает Тому пластиковую ключ-карту сотрудника.
Глядя на удаляющихся мужчин, Молли спрашивает сама себя, что ж это такое она сделала. Делает глоток из стаканчика и пожимая плечами, сама же отвечает — если течение жизни одновременно привело в Бартс и Шерлока, и ее сына, то кто она такая чтобы мешать.
Том знает, кто перед ним. О детективе и его друге докторе Уотсоне он слышал от матери в один из субботних «семейных» вечеров. Посмотреть на сыщика-любителя было интересно. Уйти от нагоняя хотя бы сейчас — обостряло этот интерес вдвойне. Джон (так просил называть его блондин) показался ему приятным парнем, свойским. Второй, Холмс, бросив на Тома короткий пронзающий взгляд, молча проходит в лабораторию. Том фыркает у него за спиной. Зря мистер сыщик думал прошибить его своими до странности светлыми глазами. Данное выражение лица было знакомо с тринадцати лет. Этой смесью холодного высокомерия и брезгливого любопытства встречали Тома истинные «Итонские сынки».
– Нужно сделать соскоб с подошвы кроссовок, - бросает Холмс, усаживаясь на крутящийся табурет около микроскопа. Свое щегольское пальто он уже успел скинуть.
– Окееей, - тянет Том, надевая латексные перчатки. Чтобы найти необходимые скальпель и приборное стекло ему понадобилось время — он дважды открывает не те створки шкафа. Но потом напустив на себя, как ему казалось, небрежно-профессиональный вид, он аккуратно освобождает обувь из пластиковых пакетов криминалистов и, под пристальным взглядом детектива, совершает необходимое. Задание в целом было плевое. Главное — не нарушить слой глины, налипшей на ребристую поверхность подошвы. Он подает приборное стекло с образцом Холмсу и тот принимается рассматривать его в окуляр микроскопа.